Литературная критика

/Егор Радов «Суть», М.: Ад Маргинем, 2003/

Говорят, что в романе «Суть» Егор Радов отошел от своих былых
прозаических безумств и написал вполне конвенциональный по манере
подачи и общему виду текст. Не верьте ни на йоту. «Суть» —
это все тот же самый Радов, безумный, стихийный, перманентный
и неудержимо смешной. Нарушающий нормы, идущий вместе со
всеми и абсолютно не в ногу. Да и идущий не в общем
направлении. И вот как раз эта его постоянность, воплощенная в лучших
образцах манеры «как Бог на душу положит», и является его
сутью, его ценнейшим зерном, тем, что делает его особой и
обособленной фигурой на литературном небо-клане. И тем, кто
знает, тем совершенно понятно, что Радов — это Радов, потому что
Радов он и есть. И есть повод обРАДОВаться снова.

Не будет и малейшим преувеличением сказать, что роман «Суть» — это
важнейшая книга 2003 года. Потому что в ней находится
сохранившаяся в целости и актуальности часть скользкой и
неоднозначной границы между модерном и постмодерном. Радов, конечно
же, вне всяких сомнений модернист, поскольку обладает
подчеркнуто узнаваемым стилем-почерком, довлеющим и превалирующим
над всяким содержанием в его произведениях. И как бы ни
откликалась его писательская сущность на истощающие либо
перекомбинирующие культурную реальность постмодернистские игры, его
сугубо авторский, личностный, индивидуальный вклад всегда
оказывается настойчивой и незыблемой лептой модернистского
сознания в пеструю карту словесного ландшафта. И вот, в новом
романе «Суть» именно эта тема поднята на поверхность:
соотношение индивидуального и общего, единичного и массового,
точечного и тучного, личного и обезличивающего. По сути дела, в
романе нет прямых взаимодействий авторской мысли с известной
ситуацией постмодернизма, связанной не только со смертью
автора, но и с повышением градуса дегуманизации, нивелирования
творческого идиолекта и приватного кода, с тотальной
экспансией поп-материала и трэшевыми вывертами «человека массы». То
есть, все это составляет прочный и пестрый
подкорковый фон «Сути», но непосредственно ролевая оценка
постмодерна как онтологического виновника и
лакмусового заложника нынешнего культурного
Ужаса отсутствует. Отчасти поэтому действие романа начинает
разворачиваться в советские, кондово-постолимпийские
времена, да еще в Коми АССР, далекой не только от зыбких влияний
«французской философии», но и от обыденных благ
социалистической цивилизации. Из небольшой главы о буднях Литинститута
можно узнать, что животрепещущими объектами студенческих споров
были всего лишь Вивекананда с Хайдеггером и (что более
важно для модернистского ключа) Введенский.

Общий взгляд на роман может достаточно цветисто проявить некоторые
аллюзии, например, на галлюцинаторный бред парторга Дунаева
из «МЛК» Пепперштейна/Ануфриева, или же на «Голубое сало»
Сорокина (у Радова как типичного модерниста нет никакого
пастиша, но вполне может быть пародийный элемент, в частности,
субстанцию сути именуют также
зельцем), но еще более — на сорокинский «Лед» (и в этом
случае для заинтересованного исследователя открывается целое
вариативно-рефлексивное поле). При всем этом можно считать,
что никаких аллюзий нет, поскольку Радов вероятностно всегда
был наполнен множеством подобного рода приемов. И авторская
идейная амбивалентность в «Сути» расцветает просто алмазной
россыпью, достигая эксклюзивных высот непредсказуемой
таинственности.

Сюжет романа прост, нагляден, сплетен в толстую нарративную косу и с
размахом залакирован неповторимой радовской смесью высокого
и низкого. В упомянутой Коми АССР парторг с буровой и
студент журфака МГУ случайно обнаруживают в лесу месторождение
загадочно сияющей породы. Это суть. Просто сама суть, суть
вещей, субстанция смысла, сущность всего явленного, живого,
воспринимаемого и воспринимающего. Суть настолько активна, что
все, так или иначе попадающие в ее поле влияния, оказываются
мотыльками, устремляющимися на свет ослепительной
сакральной свечи подлинного смысла мироздания. Сопротивление
бесполезно, обращенные пламенно желают приобщить всех прочих, зараза
распространяется по сонной запущенной стране,— дальше дело
техники (сюжета) в благодатной среде многочисленных
действующих лиц (от буфетчиц с буровых станций до высшей
номенклатуры КПСС). Эсхатологический размах эпопеи сам по себе не нов,
но в замечательнейшем преломлении парадоксальной метафизики
Радова, в антураже его провокативных ходов и абсурдистского
юмора «Суть» сияет высокой бездной; и бездна эта снимает
вопрос о бессмыслице как основе всякого смысла и ведет дальше,
то возводя бесконечные степени смыслопорождения, то
возвращая на пышно цветущие нонсенсом руины осмысленности.
Постоянным кодом входа в инициатические ситуации в романе является,
конечно же, эротическая тема (она же — манифестация и выход
за пределы сакрального), а также навязчивая и непреходящая
социальная мантра-вопрос «Я что, зря жил?». Экспансия сути
явлена как основа развала Советского Союза и мутации его в то,
что мы имеем сегодня. Трюк с политической подоплекой
проделан в лучших традициях метафизической сатиры (см. «ГКЧП как
Тетраграмматон» Пелевина). Суть колыхается, набухает,
неравновесно раскраивая общество на Джекила и Хайда, выявляет свои
внеземные исторические корни, напоминая о живучести стиля
Килгора Траута.

Да, это прежний прекрасный и ужасный Егор Радов, персонажи которого
говорят обрывками чуши, запинаниями сумбура, а вокруг них
раскидываются неимоверные описания, соединяющие в себе
несоединимое (ужас и восторг, отказ и согласие, буйство и
отрешенность). Чудовищная, достоевского разлива нелепая красота,
недоступная разлинованной таргет-группе Марининой, Поляковой,
Наймана и Коэльо. Только квадратный, как типовая санплитка,
ценитель Донцовой или Переса-Реверте скажет, что «Суть» — это
чушь. Нет, в сравнении с Радовым почти все, что сейчас
издается — муть. А «Суть» — это жуть, вещь и путь. Путь
индивидуального обозначения в клишированной реальности культурной
пульпы. По «Сути», ни пульпообразное соборное бытие, ни
индивидуалистическое возвышение уникального эго не являются строго
положительными или отрицательными. Речь идет об энергийной
наполненности, экзистенциальной осмысленности в ситуации
вселенского идиотизма и абсурда — важно лишь это, и только в
этом — суть всех противостояний. В том числе и противостояния
модерна и постмодерна, конструирования и деконструкции,
породы и ее бугристого оттиска в жирах культурного слоя

Финал романа, кстати говоря, герметизирует всякую актуальность
конфронтации сил модерна и постмодерна (это отражено и на
превосходной обложке художника А. Бондаренко), замыкает романную
реальность саму на себя, консервирует все сущностные
противостояния — единственным сюжетным выходом оказывается лаз в
альтернативную историю (в ее будущее), наподобие финишных
страниц «Голубого сала», что может выглядеть как вырождением
канвы, так и победой здравого смысла. (С точки зрения героинового
торчка Коли, вся эта вселенская суть — всего лишь
неприятный ему навязчивый психоделик.) Концовка «Сути» — это, если
так можно выразиться, фантастическая развязка
бразильско-индийского сериала, концы которого опускаются не в воду забвения,
но в мыслящий бульон лемовского Соляриса. И в этом бульоне
читателя напоследок ожидает небольшой этический крюк с
мощнейшей провокативной (если кто еще невинен в религиозном
отношении) наживкой.

Важнейшую книгу 2003 года нельзя откладывать на потом, ведь в ней
достаточно прозрачно объясняется актуальный для русской
культуры принцип управления средством передвижения (модификацией
гоголевской тройки, у которой руль — все еще модерн, коробка
передач — постструктуралистская, тормоз — традиционный, газ
— экстремистский, с двигателем — вечная женственность и
былинная удаль, а также тайна советских людей) при полном
отсутствии не то что разметки, но уже и дороги.

Ключевое слово романа: «Вожделеть».

«Экзальтация кончилась, почти никто ничего не заметил, кроме
внезапной и мгновенной яркости, вмиг возникшей и сгинувшей
в серости дня, но внутри мозгов четверых обращенных,
слившихся и прильнувших в кабинете, тут же проявился великий план
насущной деятельности, четкий и очевидный, как военный
приказ, и сладостный, будто образ любимой.
“Наконец-то я
нашла смысл жизни,— подумала Лида.— Трахну всех! Во мне —
судьба мироздания”»

«Яркое солнце зажглось в печи, и сияние божественного света
озарило всю баню, рассеивая пар и полумрак. Золото благодати
излилось на скорчившиеся от страха тела политических
руководителей; их души собрались воедино в один просветленный дух,
обращенный внутрь сущности высших ипостасей мировых основ;
пожар изначальной любви объял субъекты пламенем истинного
пробуждения в наступившей онтологической подлинности; и
личности сплелись вместе, утрачивая любые качества и различия, и
образуя мощное зарево явленной совершенной соборности;
...свет высшего знания и божественной любви мерцал внутри всеобщей
случки; и мощный восторг пронизал страстную всецелость,
поразив ее дух пределом изначального откровения».

P.S. От родных новорыночных практик, крепко связанных с
экономией времени и сил, книге этой достался ряд мелких
опечаток. Одна же из опечаток, кажется, никак не связана напрямую
с миром капитала, но служит примером чистого «реванша для
реванша» со стороны именно постмодернистского извода — это
слово «Ы5 дем» на стр.173, вероятно, обозначающее наш
утерянный Эдем. И в этом — суть жути.