По порядку
«Вы не любите кошек? Да вы их неправильно готовите!»
Петр был человек положительный, сильный и добрый. Ему было двадцать
пять лет, и он в своей жизни пальцем никого не тронул. Люди
видели в нем пример, достойный подражания.
Петр любил читать книги, в основном русскую классику, а телевизор
смотрел редко. Он занимался бодибилдингом, но не для того,
чтобы выступать на соревнованиях, а просто чтобы чувствовать
себя настоящим мужчиной. Работал он обычным менеджером в
крупной фирме. На работе у него все было в полном порядке.
Жил Петр в собственной однокомнатной квартире, доставшейся ему по
наследству, и очень любил свое жилище, наполненное книгами и
гантелями. Он проводил дома все свободное время.
Петр знал, что люди его уважают, он ценил это и уважал себя сам.
Человек — это звучало для него гордо.
Да, звучало. Раньше. Несколько лет назад.
А последние два года Петр больше не торопился с работы домой. Знал,
что ничего хорошего там его не ждет. И потому предпочитал
выпить по дороге кружечку пива и пройтись по магазинам без
намерения что-нибудь купить.
Раньше у него была привычка — приходить с работы, обедать и ложиться
спать часа на три. Зато потом можно качаться и хоть до утра
читать книги в тишине и одиночестве длинных ночей, и спать
совсем не хочется.
Но теперь все изменилось. Теперь он женат.
Жена его красива, глупа и истерична. До свадьбы ей как-то удавалось
обводить Петра вокруг пальца. Она демонстрировала некоторые
интеллектуальные запасы, хотя, как теперь он понимал, все
это стоило ей гигантских усилий. А после свадьбы необходимость
в этом исчезла, и начался тихий кошмар. Перемена случилась
почти мгновенно. Жена не дала ему ни секунды на привыкание.
Отец, бывало, говорил Петру: «Запомни, жена должна быть молодая,
красивая и глупая. Когда жена постареет и поумнеет, разведись и
возьми другую молодую, красивую и глупую. Ну а третью уже
не бери, потому что она будет тебе изменять». Отец знал, что
говорил — по этой части у него был богатый опыт.
Петр вообще долго сомневался, жениться ли ему. Вроде бы она была
красива и молода... и все же что-то его останавливало. Как
человек педантичный, он составил целую анкету-вопросник
специально для своей девушки. Это было что-то вроде последнего
испытания для нее. Пройдет или нет — от этого зависело будущее.
Девушка тогда, помнится, посмотрела на него странными глазами и
переспросила: «Анкета, да?». Петр подтвердил: «Да, анкета». «А
просто спросить у меня ты не мог?». Петр пожал плечами. Тогда
девушка, для каких-то своих целей упорно желавшая выйти за
него, решительно взяла ручку и стала отвечать на вопросы.
Вопросы там были разные. Такие, например:
— Что тебя не устраивает во мне как в человеке?
— Устраивает ли тебя моя зарплата?
— Что тебя не устраивает во мне как в любовнике?
— Устраивают ли тебя размеры моего члена? Вообще, это имеет для тебя
какое-то значение?
— Какого, собственно, рожна тебе от меня надо? (Этот вопрос был
главным, но Петр, хоть и четко сформулировал его про себя, все
же не решился включить его в список).
Девушка долго мучилась, честно отвечая по порядку на все изощрения
Петра. Наверное, полдня убила. Анкета была не из самых
маленьких. Петр, кстати, заметил, что отвечая на вопрос про
размеры, девушка со слишком искренним негодованием в голосе
заявила: конечно же, это для нее не имеет значения, был бы человек
хороший, родство душ главнее... Значит, не устраивает,
помрачнел он, значит, имеет; а вслух, впрочем, не высказался.
Последним оказался простой вопрос:
— Считаешь ли ты, что мы должны пожениться?
С ответом на него она не задержалась, написала уверенно: «Да», и это
решило ее судьбу.
Так вот теперь она целыми вечерами смотрела по телевизору насквозь
идиотские ток-шоу, от которых у Петра возникало желание
спрятаться в ванной или хотя бы позвонить в соответствующие
органы, чтобы это наконец запретили, потому что сколько же
можно... Теперь, конечно, он не мог спать на диване после работы,
ведь квартира у них была однокомнатная, а телевизор стоял
прямо напротив.
Да и жена не поощряла эти его невинные затеи. Ей почему-то казалось
диким, что он спит днем, а ночью читает. Она это ненавидела
и все время старалась помешать ему. «Что это ты тут разлегся
как старый дед?» Сгоняла с дивана, сделав звук погромче.
Старалась найти ему какую-нибудь ненужную работу по дому,
чтобы отнять время. Если Петр пытался спорить — закатывала
истерику с криком и слезами, а этого он никак не выносил и всегда
бежал с поля боя. И в конце концов, как он ни был терпелив
и спокоен, он тоже возненавидел ее.
Теперь Петру стало совершенно ясно, что его брак был огромной
ошибкой. Надо было брать умную. Ошибался батя. Хорошо еще, что
детей нет, жена с этим не торопилась, предпочитая как можно
дольше «пожить для себя». Он лелеял тайные надежды на развод,
но пока не торопился, потому что жизнь у него была хоть и
неприятная, но кое-как привычная, а люди вообще избегают
перемен.
Да и знал, что так просто она его не отпустит. Очень удобный мужичок
со своей квартирой в хорошем районе, со средней зарплатой,
покладистый, спокойный, почти не пьющий... Вол, который
покорно и упрямо тащит тяжелый воз. Ей даже завидовали, и сама
она понимала, что такие на дороге не валяются. Нет, не
отпустит, вцепится своими наманикюренными когтями. В горло. До
крови...
Тварь я дрожащая или право имею, спрашивал иногда Петр сам себя. Но
ответа на этот вопрос — не предвиделось.
Вот и сегодня, только собрался прилечь отдохнуть (в конце концов,
почему он не может отдохнуть после длинного трудового дня),
жена выскочила из ванны, куда, как он надеялся, залегла
надолго, и прижимая полотенце к груди, накинулась на него:
— Опять разлегся здесь, как бревно! Скоро совсем мхом зарастешь, дед
старый! Включил бы хоть телевизор посмотреть, как люди
живут, а то валяется тут!.. Ты дома или не дома? Есть у меня муж
или нет? А ну-ка выведи погулять Борьку!
Петр со слипающимися от усталости глазами покорно встал и пошел в
прихожую одеваться.
Борька — старый, когда-то бывший черным, а теперь почти уже седой
скотч-терьер — достался ему в приданое вместе с женой. В
общем, это и было все ее приданое. С виду милый песик, вызывавший
на улице неизменное восхищение людей. «Ой, смотрите, какая
собачка! А как эта порода называется? Я такую же хочу! Ой,
ушки какие! Прелесть! И хвостик морковкой торчит!». И
действительно, когда он, похожий на невысокую лохматую скамеечку,
целеустремленным галопом двигался вдоль дороги, трудно было
предположить в нем упрямую, трусливую и глупую скотину. Но он
был именно упрямой, трусливой и глупой скотиной, ко всему
прочему скотиной хитрой. И вот величайшая загадка: как
столько отрицательных качеств могли соединиться в одной собаке.
Если Борьке не нравилась еда, он мог из упрямства неподвижно
простоять перед миской и полчаса, и час, и больше. Никакими силами
нельзя было заставить его есть. Зато, выйдя после этого на
улицу, гад обязательно нажирался какого-нибудь дерьма. Он
выхватывал из травы старую гнилую кость, мгновенно улепетывал с
нею на безопасное расстояние и там обгладывал. Даже под
угрозой наказания он не бросал тухлятину, а напоследок норовил
еще вымазаться ею. И бить его после этого было бесполезно.
Он смотрел на Петра слезящимися старческими глазами и немо
вопрошал: «За что, хозяин?» После каждой прогулки его еще
приходилось мыть, и эта радостная обязанность, конечно, лежала
теперь на Петре.
А ночью, после всего, Борька обычно тихонько, на цыпочках подбирался
к их дивану и начинал сокращаться. Он сжимался и
растягивался снова, как гармошка, а внутри, в желудке у него словно бы
ходил огромный поршень, производивший неприятные квакающие
звуки; очень скоро тупая скотина сблевывала желтой воняющей
массой на ковер. Петр не всегда успевал проснуться и
сообразить, что происходит, и убирать это добро приходилось,
конечно, ему, поскольку он мужчина и вообще — сам виноват, надо
шевелиться быстрее... А как только в доме все вновь
успокаивалось, Борька начинал во сне гнаться за кем-то, скребя когтями
по полу, и тихонько, жалобно взлаивал. Если же на улице
была гроза, то Борька от страха сходил с ума, носился по всей
квартире, по дивану и столам, и успокаивался лишь как
маленький ребенок, на ручках...
Петр гадал, кто от кого набрался всех этих пакостей: собака от жены
или наоборот? Так, словно ущербная луна, эта сладкая парочка
взошла над его жизнью, чтобы превратить ее в ад.
И с этим надо было что-то делать.
Он выгулял псину и привел ее домой. Заметил, что соседская белая
кошка, на секунду остановившись перед их дверью, мгновенно
пометила ее и как оглашенная унеслась по лестнице на чердак.
Петр уже говорил этим пропойцам, чтобы они не выпускали кошку в
коридор без присмотра, но им было до лампочки. Он много раз
пытался отвадить кошку, натирал дверь уксусом, импортными
спецсредствами, чтобы отбить запах, пробовал даже рыбой
(поскольку рыба — это еда, логично рассуждал Петр, то по идее
кошка не должна гадить там, где пахнет едой). Ничего не
помогало.
Петр вздохнул. Нужно или сейчас же вымыть дверь, или целый вечер у
него в квартире будет стоять удушливая кошачья вонь.
Он разделся и прошел в комнату. Жена все еще лежала в ванне. Чтобы
вымыть дверь, нужна тряпка. Тряпка в ванной... Петр пошел и
лег на диван. И сразу же уснул.
Разбудил его знакомый дикий крик.
— Опять! Опять ты валяешься здесь! А эта гадина нам снова дверь
обоссала! (Петр поморщился, грубостей из женских уст он не
любил, тем более от своей жены, хотя это и стало почти привычно).
Господи, как воняет! Почему ты не вымыл дверь до сих пор?
Почему я должна это терпеть? В конце концов, ты мужик или
нет? Иди к соседям, набей им морду! Натыкай их мордой в нашу
вонючую дверь! Или просто убей эту тварь, чтобы я ее больше не
видела!
Продолжая орать, жена снова исчезла в ванной, откуда донесся мягкий
плеск, когда она погружала в радужную пену свое, надо
признать, соблазнительное тело.
Петр автоматически встал и направился в прихожую.
Разговаривать с соседями нет никакого смысла. Они живут в своем
размытом мирке, почти не пересекающемся с нашей реальностью.
Кошка, не кошка — им плевать. Скорее всего, они даже не
вспомнят, кто он такой, если позвонить им в дверь.
Значит, кошку следовало убить, раз уж не было другого выхода. Да, все логично.
Однако легко сказать — убить. Петру еще ни разу в жизни не
приходилось этого делать. Лишить жизни другое существо... Он не мог
себе этого представить.
Хотя почему же?
Ведь еще в школьные годы он ходил с пацанами на поле ловить мышей и
запускать их потом в пруд. Мыши быстро плавали от берега к
берегу, их отгоняли камнями, а когда мыши уставали, то
начинали ходить кругами до тех пор, пока не тонули. Вот, значит,
опыт убийства у него имеется. Петр с удивлением осознал, что
он уже не невинен в этом вопросе, а потому нечего и
стесняться.
А еще однажды, вспомнил он, поехав с приятелем на охоту, он случайно
подстрелил ворону, вовсе не надеясь попасть, да не то слово
подстрелил — превратил ее дробью в шмоток кровавых
перьев... Ворона гораздо крупнее мыши, это по размерам почти кошка.
Тепло, тепло, почти горячо.
Ведь все дело в размерах, не так ли? Когда мы просто идем по улице,
даже и не думая ни о чем плохом, рассуждал Петр, под нашими
ногами гибнут тысячи и миллионы мелких тварей. Они тоже
живые, а в чем тогда разница между червяком или жуком и кошкой?
Только в размерах. Представим себе, что кошка — это большой
белый противный червяк... Самое главное — держать в голове
этот порядок: инфузории — черви — жуки — лягушки — мыши —
птицы...
Нормально, нормально. Все нормально. По порядку.
Он подумал, взял толстые кожаные перчатки и вышел в коридор, не
заперев дверь, а только слегка прикрыв ее. И двинулся вверх по
лестнице.
Кошка была там, где он и рассчитывал ее найти, возле запертой двери
на чердак. Здесь была узкая площадка, деваться твари некуда,
только разве прыгать через перила, но это высоко, почти три
метра, да на бетон. Кошка была занята вечерним туалетом,
она тщательно вылизывала вытянутую заднюю ногу (сейчас очень
похожую на костыль, если бы не растопыренные пальцы) и от
удовольствия даже что-то напевала себе под нос. На чужака
глянула с презрением.
В подъезде было тихо. Нужно спешить.
— Кис-кис-кис,— равнодушно позвал Петр, надевая толстые кожаные
перчатки. И звук этого голоса объяснил кошке все. Она поняла,
что ей пришел конец, если только она не ускользнет сейчас
отсюда.
Кошка с отвратительным визгом кинулась на Петра, надеясь проскочить
у него между ног, но он успел схватить ее за хвост. Хорошая
реакция, не зря столько занимался. Поднял в воздух. Кошка
извернулась, словно змея (нет-нет, просто большой червяк) и
вцепилась когтями и зубами в перчатку.
Свободной рукой Петр взял кошку за шею, изо всех сил сдавил ее и
резко дернул. Раздался влажный приглушенный щелчок, словно
сломалась пополам длинная восковая свеча. Тело кошки обвисло в
его руках. Петр отцепил кошачьи когти, перехватил добычу
поудобнее и направился к окну, куда обычно выходили курить
мужики. Окно это легко открывалось.
Он выглянул наружу. Прямо под ним, двенадцатью метрами ниже, была
крыша их подъезда. Петр огляделся по сторонам и сбросил туда
кошку. Теперь, если кто заинтересуется этим фактом, будет
ясно, что она сама случайно упала туда. Или ей помогли, а кто —
неизвестно. Разбираться не будут. Невелика персона.
Петр снял перчатки и направился вниз по лестнице домой.
Вдруг он понял: вот так надо решать проблемы! Быстро и навсегда.
Теперь он избавлен от необходимости ежедневно мыть свою дверь.
В его квартире больше не будет вонять кошатиной!
И получилось это у него чертовски удачно.
Вот еще бы избавиться заодно от Борьки, подумал он мельком. И
неожиданно эта мысль завладела им полностью. А что, а что, спросил
он сам себя, если идти по порядку, как это было до сих
пор... бактерии — черви — вороны — кошки... Чем собака
отличается от кошки? Только размерами, не правда ли? Чуть покрупнее,
только и всего.
Прямо сейчас взять этого гада... Неподалеку от их дома собираются
затевать стройку. Котлован вырыт и заполнен водой. На улице
уже темнеет, там никого нет. Привязать к поводку какую-нибудь
железяку, которых полно валяется вокруг. Бултых... и еще
меньше проблем в жизни. Больше спокойствия. Больше свободного
времени.
Он открыл дверь, заглянул к себе. Жена все еще лежала в ванной.
Заснула там, что ли? Как бы не утонула...
— Пойдем-ка еще погуляем, Борис,— сказал он недоуменно глядевшему псу.
И потянул его за поводок.
Он пока ни в чем не был уверен. Просто еще раз выйти на воздух — что
тут такого...
Скамейка уперлась всеми четырьмя ножками, из заросшего шерстью
обрубка морды влажно блеснули желтые зубы.
— С-саб-бака! — возмущенно прошептал Петр.
Через двадцать минут Петр вернулся один, вымыл на кухне измазанные
ржавчиной руки. Вот так, теперь можно спать спокойно. Пока
жена в ванной. Он улегся на диван, но теперь ему не спалось.
Он знал, что как только ее величество всплывет, последуют неизбежные
вопросы. А ответа на них у Петра нет. Куда девалась собака?
Да ей вообще не следовало появляться здесь, тогда она
никуда бы и не делась.
Петр немного испугался того, что натворил сгоряча. Переборщил.
Теперь его жизнь, и так ставшая филиалом ада на земле,
превратится в карцер для тех, кто плохо ведет себя в преисподней. И
надолго. Надо бы что-то придумать, или сразу уж пойти и
повиниться во всем перед супругой. Не говорить, конечно, что
утопил, а так... потерял. Убежал куда-то придурошный пес сам по
себе. Нет, лучше за сукой. Вот, это вернее. За сукой.
Придется пару ночей не поспать дома, делать вид, что усердно
разыскиваешь мерзавца. Ну что ж, это того стоит. Зато потом...
Решено.
Петр пошел к жене. Нужно было изобразить страшное волнение: боже,
любимец пропал!
Он остановился возле двери в ванную, услышав, как жена что-то нежно
мурлычет себе под нос. Тихо-тихо, на миллиметр, приоткрыл
дверь и заглянул туда одним глазком.
Жена лежала в сияющей пене, вытянув вверх великолепную стройную
ногу, и критически разглядывала ее. Хороша ли я? Вовсе не
хороша... Нет, все же хороша! И так хороша, и этак. Повертела
немного ступней, сжала-разжала пальцы. Какая прелесть. Не зря
мужики на нее западают, ох не зря!..
Петр медленно отступил от двери, машинально нащупывая за поясом
толстые кожаные перчатки. Но их не было. В голове его гвоздем
сидела одна простая мысль: нужно делать все по порядку.
Порядок был смыслом его жизни. Он всегда стремился упорядочивать
хаос.
Как это у нас там?.. Инфузории — вороны — кошки — собаки... так?
Львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, так. И, наконец,
человек, который звучит гордо. Звучит? Еще как звучит!
С кривой улыбкой он толкнул дверь, и та открылась медленно и
величаво, словно врата в новый счастливый мир, где было много света
и покоя.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы