Литературная критика

/Грэм Свифт «Земля воды», СПб.: «Азбука-классика» 2004/

ХХ век, 80-е годы. В лондонском пригороде Гринвиче живет преподаватель
истории. На работу он ездит в классическую гимназию в Чарлтон.
Там и преподает гимназистам уроки истории. Статус кво нарушает
неожиданный, но все-таки, как выяснится, закономерный киднепинг,
ловко осуществленный пожилой супругой преподавателя. Шумный всплеск
в песочного оттенка прессе. Скандал первых полос. Сокращение в
гимназии курса истории и отправка пожилого преподавателя на пенсию...
Статуса кво на самом-то деле никогда и не было. Его вообще практически
не бывает — ведет свою мысль признанный мастер британской прозы
и разнообразный лауреат Грэм Свифт. Потому что учитель истории
на своих уроках рассказывал детям истории вместо преподнесения
гордого фактического материала Истории. Потому что дети не видели
смысла в Большой Истории, и их учитель перестал видеть этот смысл,
вернее, его собственная история оказалась не менее драматичной,
насыщенной, символичной и неуправляемой, чем История из учебника.
История учит нас только тому, что еще никогда и никого ничему
не научила. История движется (если она вообще движется) по какому-то
хотя и сложному, с подвывертами, но кругу. Значние слова «история»
— исследование, изучение, также повествование о прошлом или вообще
всякое повествование (о чем сказано в самом начале романа).

История преподавателя — подается в романе в виде отступной речи
учителя. История эта охватывает более, чем двухвековой отрезок
существования его рода. И основа всего этого развертывания, место
всех этих дремучих, эпических и упорных действий — Земля Воды,
Фенленд, кембриджширские равнины юго-востока Великобритании, где
над всем властен предельно открытый ландшафт, а также постоянно
заливающие сушу воды — реки Уз (в книге — Уза), что впадает в
залив Уош. Места, где жить — означает бороться с водой и следить
за ее уровнем, но без этой воды и жить-то здесь не было бы никакой
возможности. Земля эта, до краев заполняющая обитателей Фенов
флегмой, в союзе с водой порождает в населении как пассивность,
так и безумие. Что демонстрируется учителем на примере семейной
саги. Одна ветвь рода испокон веку обитала на этих болотах, другая
пришла, чтобы основать пивоваренную и судовладельческую империю.
Для основания империи потребовалось серьезно изменить эти земли
и эти воды (дренаж) — и здесь проступило лицо Прогресса и лицо
Цивилизации (а учитель считает, что прогресс и цивилизация — только
слова, иллюзии, поскольку вода всегда берет свое обратно, согласуясь
лишь со своим водным инстинктом). Поэтому в романе так много рассуждений
о «Прогрессе», об «Утопии», о «Революциях» и «Пустоте». Рассуждений
не сухих, но пропитанных влагой вдохновения и местами блестящих,
как волны разлива на весеннем солнце.

«Земля воды» написана действительно блестяще. Сравнения Свифта
с Фолкнером грозят уже стать твердокаменным штампом, поэтому лучше
оставить Фолкнера там, где он лежит. Грэм Свифт создает свою прозу
с ювелирным мастерством. Что означает, конечно, ограниченный набор
техник огранки и оправы, но и доскональное ими владение. «Waterland»
— бриллиант чистой воды среди традиционной литературы. Изощренная
техника письма, большая повествовательная свобода, высокоточная
композиция, а в целом — достойнейший роман. В подлинно английском
стиле «Земля воды» сочетает в себе и детективный крючок для успешной
ловли большого читателя, и исторический балласт, по мере сбрасывания
которого воздушный шар романа взмывает все выше — к философским
обобщениям и экзистенциальным частностям (и благодарный читатель
на крючке взмывает ввысь вместе с романом). Добавим сюда психологизм,
усложненный, но приятный для чтения слог и обилие красивых, оригинальных
и совершенно замаскированных, не выпячиваемых автором метафор.
К тому же, немало места уделено пробуждению детской сексуальности;
да что там "уделено" — из этого в романе произрастает вся основная
трагедия. Кроме того, есть и тема инцеста, столь близкая всем
талантливым английским труженикам пера и пишущей клавиши (видимо,
такой специальный писательский отсек в коллективном бессознательном
Альбиона).

Исходя из вышесказанного, удовольствие от чтения я получил еще
и благодаря отменной работе переводчика В. Михайлина, который,
кажется, сам максимально проникся атмосферой «Земли воды».

Есть у Свифта в романе четкое осознание, что история как предмет,
который можно преподавать кому-либо — не более, чем интерпретация.
А раз история интерпретируется, то — состоит на службе идеологии,
то есть уже имеет в виду не любознательность, не «исследование»,
но — выгоду. Роман Свифта нельзя назвать политизированным, хотя
тема ядерного кризиса и социальных страхов по этому поводу в 80-х
в нем отражена. К середине повествования я попытался было подловить
сэра Свифта на тех минусах обобщения-интерпретирования, которые
стали более ясны в 90-е годы, а именно на том, что вспоминающий
подробности своего детства учитель истории в актуальном времени
почти абстрактен, практически не имеет привычек, быта, вкусов,
украшений на стенах жилья, самого жилья, пищевода, да практически
почти не имеет тела. Как только я выделил этот признак в герое,
сэр Свифт с телепатической быстротой, уже на следующей странице
выдал подробнейшее описание жилья и быта пожилой четы, вплоть
до гравюр Крукшенка, вазы «челси» и шератонского столика... Да,
чтение иногда бывает поразительно диалогично. И вот единственная
вещь, которой я в романе не уловил, хотя, на мой взгляд, она должна
была бы быть вмонтирована в рассуждения об истории, насилии и
прогрессе — это самое главное в образовании, то есть — существа
в режиме заключения, не столько получающие знания, сколько приучаемые
к дисциплине. И предмет интерпретационной псевдоистории как один
из самых полезных для дисциплинирования будущих «субъектов прогресса».
Хотя нет, стоп, было у Свифта и это, только вначале мельком, несколько
в иной терминологии (противостояние упорства учителя и упрямства
ученика), а затем в сцене прощальной линейки и легкого намека
на школьный бунт. Так что придется согласиться: автор Грэм Свифт
универсальный. Нужный на нашем книжном рынке хотя бы для того,
чтоб рассыпалась пара-тройка глиняных «признанных мастеров», лепящих
свои «бестселлеры» и «магическия реализьмы».

Помимо всего перечисленного, я усмотрел за повествованием романа
совершенно несомненный для меня оккультный текст. И тем сильнее
впечатление, поскольку Свифт практически нигде не выводит оккультный
код «на чистую воду». А если Свифт к этому не имеет никакого отношения,
и все это интерференция моего прочтения, тогда впечатление делается
еще сильнее.

«Полюбуйтесь на своего учителя. Чуть дело дошло до дела
— куда там нудные морали и мелом по досточке скрып, — тут сцена
времен голоцена. Полюбуйтесь на него, вовлеченного в акт элементарного
насилия. Обратите, для контраста, внимание на изысканную обстановку,
на фоне которой происходит главная заваруха: в комнате сохранен
присущий ей от рождения аромат эпохи позднего Регентства, вещи
подбирались со вкусом...».

«Дети, будьте любопытными. Ничего нет хуже (я знаю, о чем говорю),
чем если пропадает любопытство. Ничто так не давит, как попытки
подавить любопытство. Из любопытства рождается любовь. Оно венчает
нас с миром. Оно — составная часть извращенной, идиотской нашей
любви к этой несносной планете, на которой мы все живем. Люди
мрут, когда уходит любопытство. Людям надо искать, людям надо
знать. О какой такой по-настоящему революционной революции может
идти речь, покуда мы не узнаем, из чего сделаны?».