Литературная критика

Кости твои и в смертном объятье могилы кудрей таят аромат, пахнущих
миррой одежд...

Тимофей Мякин — личность воистину легендарная. Блестящий знаток
древнегреческого и латинского, поэт и переводчик, связавший свою
жизнь с Сапфо, самой загадочной и самой обаятельной
женщиной, которая только жила на Земле. Дотошный исследователь, не
стремящийся удивить свет псевдооригинальными конъектурами,
но дарующий нам архаическую поэзию в первозданной чистоте.
Его книга о Сапфо готовилась долго, мучительно долго, и вот,
наконец, вышла. Всем на радость.

В день, на который было назначено интервью, жара на улице стояла
ужасная, но только я вошел в квартиру Тимофея, сразу же
почувствовал дивную прохладу и сладостный аромат миртового дерева.
На полках лежали свитки греческих стихов, и всюду царило
такое божественное спокойствие, что я перестал понимать,
нахожусь ли в Сибири или же на солнечном Лесбосе. Сам Тимофей,
похожий на античного поэта и одновременно на лукавого сатира,
улыбнулся и спросил: «О чем, собственно, ты хочешь услышать?».

Тимофей Мякин

Владимир Иткин: Тимофей, насколько я понимаю, ты
являешься чуть ли не единственным специалистом по Сапфо в
России?

Тимофей Мякин: В 2002 году я зашел в
питерскую Библиотеку академии наук, посмотрел в каталоге —
«Сапфо: о ней». И нашел единственную книгу — свою. Собственно,
тогда я понял, что являюсь единственным сапфологом в России.
На деле все, конечно же, не так. Есть неопубликованная
монография Ольги Максимовны Фрейденберг «Сапфо». Фрейденберг, в
сущности, является первой, кто начал этим заниматься у нас в
стране. Монография была написана в 1947 году и частично
публиковалась в «Вопросах литературы». Еще есть некоторое
количество хороших статей, с ними можно спорить, можно соглашаться
— тут и Иван Иванович Толстой, и Виктор Ноевич Ярхо, ныне
покойный. И, конечно же, Нана Михайловна Тониа, грузинская
исследовательница...

В. И.: Расскажи, пожалуйста, почему ты стал заниматься Сапфо?

Т. М.: Ну, тут есть причины субъективные
и объективные.

В. И.: Субъективные, пожалуйста.

Т. М.: Так я тебе и сказал.

В. И.: А объективные?

Т. М.: Сапфо — одно из самых ярких
явлений в греческой архаике. Одна из наиболее загадочных ее
страниц. Ну, а что касается личного — думаю, по темпераменту она
мне близка. Чего уж тут, весьма темпераментная была девушка!

В. И.: Попробуй представить ее, как будто бы она
находится здесь. Ее внешность, характер...

Т. М.: Сохранились отзывы древних
авторов, которым, вероятно, можно доверять. Слушай: «Наружности
она, как представляется, была самой маловыразительной и очень
некрасивой, ибо и на лицо была черна, и ростом была совсем
маленькой». Это из ее папирусной биографии (3 век нашей эры).
Максим же Тирский (2 век нашей эры), ссылаясь на Платона,
который называл Сапфо красавицей, говорил, что назвать ее
таковой нельзя, потому что была она смуглокожей и маленького
роста. Такой, собственно, она мне и видится. Может быть,
немного более привлекательной.

В. И.: Но критерии красоты ведь были тогда несколько иными?

Т. М.: С точки зрения греков особая
красота была присуща людям белокурым, в частности, Елене
Троянской. И не случайно император Август в личной охране держал
белокурых германцев.

В. И.: То есть Сапфо была в некотором роде вульгарной?

Т. М.: Да, с их точки зрения она была
вульгарной. Причем были такие предположения, что если даже для
греков она была смуглокожей, то, вероятно, могла быть не
совсем гречанкой. Могли быть примеси восточных, даже
африканских кровей.

В. И.: А что касается характера?

Т. М.: Ее характер полностью отражен в
стихах. Даже те малочисленные произведения, которые дошли до
нас, могут сказать о многом. Она была очень темпераментная,
пылкая девушка. Способная к глубоким чувствам. Хотя, судя по
фрагментам, в ее жизни было лишь несколько дружеских
связей, на первом месте, по-видимому, была все-таки любовь к
Аттиде. Один из фрагментов, рисующий лунный пейзаж, показывает
специфику мировосприятия Сапфо — мы видим, что она
воспринимала мир магически и была склонна к определенного рода
чувственному мистицизму, к которому, в общем-то, склонны многие
женщины.

В. И.: Что ты имеешь в виду под чувственным мистицизмом?

Т. М.: Сапфо рассматривала Землю и все
порождаемые ею растения как метафору женщины, принимающей
семя и порождающей плод. Она сама верила, что может оказывать
магическое воздействие и на других женщин, и на весь мир
своей — сопричастностью богине плодородия, которую в Митилене
почитали как Артемиду Термийскую. Вообще, для греческих
городов того времени культ богини-Владычицы города очень
характерен. У Афин была Афина, у Аргоса — Гера, а у Митилены —
Артемида, в которой видели повелительницу подземного тепла, ведь
Лесбос вообще богат термальными источниками. И Сапфо, которая
имела непосредственное отношение к жреческому служению — к
ее родителям это относится точно — мыслила себя связанной
особыми, личными узами с Артемидой и Афродитой. Последняя
являлась к ней во сне, могла говорить с ней во сне. И,
соответственно, отсюда очень специфическое мировосприятие, восприятие
себя как существа, в определенном смысле, блаженного и
наделенного особыми качествами.

В. И.: Есть какие-то свидетельства о том, что Сапфо
была жрицей?

Т. М.: Жречество в Греции не
представляло собой какой-то особой касты. Тем не менее, обычной была
практика, что у того или иного аристократического рода было
свое, «личное» божество, и род Сапфо, по-видимому, был связан
с культом Артемиды. Причем Афродита, в данном случае,
рассматривалась лишь как свадебно-эротическая, весенняя ипостась
Артемиды. Помимо стихотворений — например, фрагмент,
рассказывающий о жертвоприношении белой козы, есть и другие
свидетельства о бдениях в честь Афродиты, в честь Артемиды. Есть
также одно очень интересное, скорее всего, эпиграфическое
стихотворение, приписывающееся Сапфо, сохранившееся, однако,
только в поздних антологиях. Написано оно от имени жрицы
Артемиды Пылающей, чей храм, вернее, жалкие остатки его фундамента,
сохранились в Митилене.

В. И.: А что еще можно сказать о мистицизме Сапфо?
Что говорят факты и аналогии?

Т. М.: Ритуалы культа Артемиды можно
сопоставить с культом Доброй Богини в Риме — эта богиня
является ипостасью богини плодородия, то есть по сути той же богини
Ромы. Некоторые римские патрицианские роды были связаны с
культом этой богини и каждую весну справляли таинства,
которые происходили в домах богатых женщин. Доступ мужчинам туда
был запрещен. Таинства эти, как свидетельствует Ювенал, были
крайне эротичными, то есть представляли собой практически
оргии. Считалось, что эти таинства благоприятно влияли на
плодородие почвы. Женщина, согласно античной традиции,
рассматривалась как земное начало, как часть земли, как ее метафора,
и оргии эти были основаны на принципе магическом, принципе
симпатической магии, по Фрэзеру. Аналогичного рода таинства
практиковала и Сапфо. До нас дошла интересная надпись —
сакральный закон Мефимны, второго по значимости второго после
Митилены города на Лесбосе. В этой надписи говорится о некоем
священном обряде, к которому могли быть допущены только
женщины, мужчины же «оставались за тремя дверями».

В. И.: Вероятно, все-таки это были не вполне
обычные оргии. Там были мифические ритуалы и что-то еще.
Свидетельств не сохранилось?

Т. М.: Ну почему же... Во-первых,
Ювенал, который описывает эти таинства именно как разнузданную
оргию. Конечно, он сгущает краски. Понятно, что мужчинам
хотелось подсмотреть, и были такие скандальные случаи, в эпоху
Цезаря, когда мужчины проникали на эти таинства, а потом все
заканчивалось судом. Клодий, демократический римский лидер,
проник туда, переодевшись в женщину, его вычислили, и Цезарь
потом спасал его от судебного преследования. Ритуалы же были
связаны с пробуждением природы после зимней спячки, а
сексуальность при этом рассматривалась как метафора земли,
пробуждающейся для полевых работ. Природу надо было разогреть.
Соответственно, и женщины, разогревая друг друга, разогревали
землю-мать.

В. И.: Это было в Риме? А на Лесбосе?

Т. М.: Я полагаю, там было то же самое.
Вообще, римские культы и римская обрядность воспроизводят
греческую. А описания ритуальных действ сохранились, кстати, и
у самой Сапфо. Это известные фрагменты, которые осознанно
переводились на русский язык с цензурными купюрами, несмотря
на то, что все прекрасно знают, как они должны быть
переведены на самом деле. Ритуал включал в себя увенчивание венками,
умащение и потом... немножко секса. Вот, например, фрагмент
в моем переводе — Сапфо обращается к девушке, которую
увозят в Лидию. По-видимому, девушка очень не хочет туда ехать.

Как гирлянд густоцветие,
Щекоча шейку нежную,
Хмелем лилось, богатое,
из цветов наплетённое.

Благовонными мазями,
Царскими, изобильными,
Миром благоуханным
умащалась, прелестная,

И на негою дышащем
Мягком ложе со мною ты
Изливалася в страсти

Вот это «изливалася в страсти» интерпретируется достаточно
однозначно — как сексуальный акт. Можно, конечно, предположить, что
Сапфо употребила слово «страсть» с тем значением, в котором
оно используется в некоторых контекстах Илиады. Так считали
благопристойные советские и, что забавно, немецкие
исследователи, которые, видимо, мучались осознанием того, что Сапфо
занималась такими неблаговидными делами.

В. И.: Каково было отношение мужского общества к этим ритуалам?

Т. М.: Сапфо пользовалась большим
уважением сограждан, и в пользе этих ритуалов никто не сомневался.
Другое дело, что имела место поэтическая полемика между
Сапфо и Алкеем, в связи с тем, что Сапфо была близка к людям,
враждебным Алкею. Последний осуждал Елену Прекрасную, которую
Сапфо чтила как богиню, и через осуждение Елены видимо шло
и осуждение Великой Богини, а также чрезмерности ее
почитания. Алкей, вероятно, обвинял Сапфо в ее связи с лидийским
царем Алиаттом, азиатами-лидийцами и пропаганде азиатских
культов.

Говоря о Елене, важно отметить, что любовь для Сапфо была неразрывно
связана с образом войны. Битвы в ее стихах — это любовные
битвы. Елена завоевывает своей красотой, сексапильностью весь
мир, подобно тому, как берут штурмом города, — Сапфо тут
даже употребляет слова из военного лексикона.

В. И.: Можешь ли ты выявить какие-то черты поэзии
Сапфо, которые отличают ее произведения от произведений,
написанных мужчинами?

Т. М.: Моя диссертация, собственно, и
была посвящена этой теме. Я постарался выявить «новую
информацию» сапфического дискурса, предположив связь ритмического
рисунка стиха и интонационной маркировки. Исходя из положения
Уоллеса Чейфа, согласно которому одна интонационная единица
соответствует одному фокусу сознания, я предположил, что,
выражаясь грубо, один колон стиха соответствует одному фокусу
сознания. Соответствено, у лириков-мужчин, в эпической и
лирической поэзии современников Сапфо, фокусы сознания
совершенно другие, нежели у Сапфо. Вся мужская поэзия ориентирована
на сопоставление двух сфер: сферы сакрального и профанного.
Мужчина нормирует мир и устанавливает ценности. А у Сапфо
вся поэзия, вся драма ее жизни выходит из отношения я-автора и
окружающего мира. Получается, что женский мир поэзии — это
Я и То, что я хочу.

В. И.: А у Сапфо нет сакрального и профанного?

Т. М.: Нет, у нее этого нет. Себя она
ощущает частью сакрального. Афродита обращается к Сапфо: «Ты и
раб мой Эрос». То есть Сапфо ощущает себя наравне с Эросом.

В. И.: Ты не пробовал перенести эту оппозицию на
современную поэзию?

Т. М.: Пробовал, но наши русисты эту
идею приняли в штыки и посчитали, что я глубоко не прав. Тем не
менее, я рассматривал, анализировал стихотворение Ахматовой
«Небывалая осень построила купол высокий...», делил на
интонационные единицы и сопоставлял, что кроется за каждой из
них. Алый цвет и высокий купол соотнесены с мужским началом.
Не случайно стихотворение заканчивается словами «Когда
подошел ты, спокойный, к крыльцу моему». Небывалая же осень
соотнесена с женским началом. Здесь типичная Ахматова с ее
весенней осенью, осенью расцветшей, и в этом выражается ее Я. В
первом же случае с мужским началом мы видим то, что она желает.
У Пушкина, который являет собой замечательный пример
мужского дискурса, везде и на всех уровнях присутствует профанное
и сакральное. Ну, вроде, «мой дядя самых честных правил»,
где «мой дядя» — очевидно профанное, а «самых честных правил»
— высокое, сакральное. Я пытался рассматривать это как
архетип и потом уже, когда прочитал книгу Мирчи Элиаде
«Сакральное — профанное», понял, что моя диссертация в целом
подтверждает его идеи. Но зачем поверять все время гармонию алгеброй?
Все и так понятно.

В. И.: Можешь ли ты вспомнить какие-то моменты в
стихах Сапфо, свидетельствующие о реальных жизненных
обстоятельствах, не отягощенных мифологическими коннотациями?

Т. М.: У Сапфо не было таких жизненных
ситуаций, которые, с ее точки зрения, не были бы отягощены
мифологическими коннотациями. Потому что мир для нее был
живым, наполненным богами и духами. И Сапфо делает лишь первый
шаг в сторону от обрядовой, мифологической традиции — она
встраивает себя в этот мир, себя как избранницу Афродиты. Это
открытие личного божества, личной религии, и Сапфо впервые это
воплощает в стихах, в поэзии. По сути, это означает
сотворение лирики! Лирика возникает из ощущения поэтической
богоизбранности. Впервые мы видим в поэзии осознание бессмертия.
Собственно, Гораций и другие римские и греческие поэты лишь
повторяли слова Сапфо. А чисто бытовые моменты...

В. И.: Я имею в виду не быт. Просто попытаться
прочитать стихотворение, чуть-чуть реконструировать то время и
«врубиться» в ее жизнь...

Т. М.: Ну вот, пожалуй, наиболее
свободное от мифологии стихотворение, где боги упоминаются, но хотя
бы нет Афродиты. Афродиту Сапфо сует практически во все
свои стихи, как компьютерный вирус. Это мой перевод.

K любимой (Fr. 31)

Сопричту того я богам блаженным,
Кто сейчас с тобою так близко-близко
Здесь сидит, кто ловит заворожённо
Сладостный голос,

И прелестный смех... О, ещё немного,
Перестанет тотчас же сердце биться!
На тебя лишь гляну — как уж не в силах
Вымолвить слова

Я, но миг один — мой язык немеет,
Пробежало острым под кожей жаром,
Уж глаза не видят, звенящим шумом
Полнятся уши,

Обливаюсь потом и тело дрожью
Пронизает, делаюсь зеленее
Я травы, и мнится мне, вот, мгновенье –
Мёртвой паду я!..

Это чистое ощущение любви на физиологическом уровне. Стихотворение
адресовано к девушке, рядом с которой находится мужчина...

В. И.: Ревность?

Т. М.: Нет, это не ревность, это
настоящее описание физиологических симптомов чувства. «Обливаюсь
потом и тело дрожью пронизает». Даже Ярхо здесь признавался,
что да, мол, действительно Сапфо испытывала чувства к
девушкам. Но, как он пишет, «ничего большего, ведь она была
благонравной девицей». Впрочем, и здесь это чувство вписано в
сакральный контекст. У нас есть традиция воспринимать архаическую
поэзию чересчур светски. Но это не так. Она всегда была
связана с определенным культом или содружеством.

В. И.: Какие о Сапфо существуют мифы и ложные сведения?

Т. М.: Первый миф — о том, Сапфо держала
школу для девушек, где они постигали благородные искусства.
Это нонсенс и совершеннейший анахронизм. Она действительно
воспитывала девушек, но, как показывают последние папирусные
находки, эти «высокоценимые девушки» входили в дом
лидийского царя Алиатта, который отличался приверженностью культу
богини Кибебы, а этот культ связывается с обычаем священной
проституции. Известно, что после смерти Алиатта девушки,
которых Геродот называет проститутками, насыпали огромный курган
на его могилу. Геродот сам был на этом кургане и читал
надписи, которые сообщали имена девушек. Связь Сапфо с Алиаттом
известна: царь присылал ей умащения, сандалии, предметы
туалета. Итак, Сапфо воспитывала девушек для царя, и они
становились наложницами или занимались священной проституцией в
храме Кибебы. Может быть, было и то, и другое — о Лидии того
времени мы знаем мало. Известно только, что это было достаточно
примитивное военизированное государство, чье основное
богатство — табуны лошадей.

Второй миф — любовь Сапфо к Фаону. Якобы был такой прекрасный юноша,
который получил от Афродиты пузырек с благовониями, и эти
благовония сделали его настолько желанным для всех девушек,
что даже Сапфо в него влюбилась. Будучи уже в возрасте, она
не смогла стерпеть мучений неразделенной любви и бросилась в
море с Левкадской скалы. На самом же деле эта история
является вольным пересказом мифологии божества из свиты Афродиты,
ее спутника Фаона, или Фаэтона — не того Фаэтона, который
сын Гелиоса, но другого, его имя в переводе означает
«сияющий». Это демон умащений, афродизиаков, который дает человеку
красоту, отсюда и легенда с пузырьком. Миф о Фаоне уже давно
развенчан. На самом деле, по всей видимости, у Сапфо был цикл
обращений к Фаону, в котором она просила его вернуть ей
юность, ведь считала она себя девушкой богоизбранной.

В. И.: Последний вопрос — достаточно личный. Если
хочешь, можешь не отвечать. Как бы ты мог представить свою
встречу...

Т. М.: С Сапфо? Чтобы она ко мне хорошо
отнеслась, я хотел бы представить себя в образе красивой
девушки. Чтобы заведомо была положительная реакция.