Онтологические прогулки

(обращение к себе)

«В известном смысле я произведу на самом себе те опыты, которые
физики производят над воздухом, чтобы знать ежедневные изменения
его состояния. Я приложу к своей душе барометр и эти опыты,
хорошо налаженные и долгое время повторяемые, могут дать
мне результаты столь же надежные, как и у
них».
Жан Жак Руссо. «Исповедь»

1. Единство или борьба противоположностей?

Представления об «основе всего сущего» менялись множество раз в
течение всей истории познания. Были периоды, когда равноправными
признавались две основы (дуализм) и более (плюрализм), но
вот уже несколько столетий человечество хранит приверженность
идее о том, что у всего сущего основа единая. Дело даже не
в сроках — эта идея рано или поздно должна была явиться как
обязательное противопоставление и дополнение для образования
диалектической пары: «множественность основ — единая
основа». Потому что «пары» есть не только у «всякой твари» — они
есть всюду, во всем, и образуются непрерывно, хотя и не столь
очевидны, как привычные для нас противопоставления белого
черному, правого левому, севера югу и т. д. Но как это
согласуется с тем, что основа единая?

В известной формуле о «единстве и борьбе противоположностей» есть
два слабых места. Во-первых, неясно, что собой представляют
«противоположности», соответственно непонятно, о единстве чего
идет речь. Раз сущность основы не установлена, то любые
иные сущности так же ускользают от определенности, поскольку
все является производным от основы. Во-вторых, если две
противоположности (без того, чтобы знать, что они собой
представляют) находятся в постоянной борьбе, следовательно,
в каждый данный момент Одна противоположность «одолевает»
Другую, вытесняет ее, замещает. Иначе говоря, меняет свои
свойства, свое лицо на... противоположное. А так как процесс
этот непрерывен, нам не дано ни одного счастливого мгновения,
которое остановилось бы, чтобы мы могли с определенностью
что-либо засвидетельствовать о самих
противоположностях. «Вот оно — правое!». Или: «Вот оно — белое!»

В таком случае, может, правильнее говорить не о единстве
противоположности, а только об их борьбе?

Посмотрим, как образуются «пары» противоположностей и как происходит
их взаимное «вытеснение» на примере... наших недавних
рассуждений о «единстве и борьбе противоположностей».

Такого рода рассуждения являются прерогативой философии.
Но если всему есть «пара», мы, видимо,
ф и л о с о ф с к о м у
осмыслению должны найти противопоставленное ему
ф и з и ч е с к о е
осмысление. Может ли такое быть? Как понять сочетание «физическое
осмысление»?

Сам процесс осмысления есть... физическое, а
осмысление физического перестает быть физическим.
В то же время осмысление «процесса осмысления физического»
опять перестает быть физическим. Процесс осмысления
«осмысления процесса...», и т. д. становится физическим. Таким
образом, и в этом случае уместнее говорить не о борьбе «пар» —
противоположных процессов, а о замещении, вытеснении одного
процесса другим. В нашем воображении они существуют как
два ствола познания, на самом деле «стволами» они
становятся только тогда, когда какому-либо отдается предпочтение.

На заре человеческой цивилизации познание носило гуманитарный
характер. Разумеется, сам пещерный мыслитель не знал, что он
всматривается в окружающий мир гуманитарно; не знал он и того,
что при этом он закладывает начало такого великого процесса,
как познание. Пока он не мог сказать: «Я мыслю, значит, я
существую». Сами понятия «мыслить» и «существовать» были для
него слиты в одно — существование, о котором он тоже ничего не
мог сказать. Сказать что-либо о своем существовании — это
уже начать мыслить. В этом небольшом фрагменте
тоже сами собой возникли несколько «пар»: «мыслить —
существовать», «существовать — познание», «гуманитарное — ... что-то
противоположное этому».

Попробуем максимально приблизиться к тому историческому мгновению,
когда «мышление» отделилось от «существования». Какое это
было мышление — гуманитарное или естественнонаучное? Если
гуманитарное, то какое знание об окружающей действительности его
питало? А если естественнонаучное, то какой гуманитарный
опыт дал возможность осмыслить его как знание?
Двигаясь взаимными уступками одного перед другим вспять к началу
разделения, мы придем к выводу, что, во-первых, в этом
мгновении было сосредоточено и мышление, и
существование, причем мышление гуманитарное и
естественнонаучное. Во-вторых, это соединение, несмотря на произошедшее
разъединение, сохранилось и после этого исторического
мгновения. Хотя мы и устанавливаем ретроспективно приоритет одного
познания перед другим, очевидно, что приоритет — функция
временная, «физики» и «лирики» постоянно меняются приоритетами и
даже странно, что еще совсем недавно, лет двадцать назад
кто-то серьезно мог говорить об исключении из познания одного
из способов в пользу другого: к тому времени знание
человечества о природе вещей могло бы навести на более либеральные
суждения апологетов как одного, так и другого способа
познания.

2. Никакая «частица» не может быть основой

Из всех исполнителей роли «основы всего сущего» наиболее изящным и
достоверным, пожалуй, был атом. Атом обнаруживал себя всюду
во Вселенной. Он предстал перед исследователями одновременно
и неделимым и непростым; он избавил воображение от гнета
эфира. Доверие к атому-основе могло подкрепляться, видимо, еще
и тем, что идея атомистики как бы вынырнула к современному
человечеству из глубины веков, внося этим в познание здоровый
дух диалектики. Но в этом справедливом до поры до времени
признании обнаруживается странное обстоятельство. Как могла
утвердиться идея неделимого, но вполне конечного атома рядом
с идеями Вечности и Бесконечности? Атом обладал размером и
массой, а философы уже несколько столетий утверждали, что
«все возникло из ничего». Значит, вначале из «ничего» должны
были возникнуть атомы — и как-то скачкообразно, потому что
неделимые,— и только потом из атомов возникло «Всё».
Но можно ли в таком случае «основой всего сущего» считать
атом? Ведь у него, в свою очередь, есть своя основа —
«Ничего». И рано или поздно человеку захотелось бы узнать, что
собой представляет это «Ничего», создающее такие замечательные
штучки, как атом. И каким образом оно их создает, С другой
стороны, если атомы «даны вам свыше» как готовая основа, то
уже никак нельзя утверждать, что «все возникло из ничего»:
атомы со своей неделимостью очень даже «чего».

Не вяжется идея атомной основы и с вечностью. Когда возникли атомы?
Бесконечно давно. Но если бесконечно, значит бессмысленно
говорить об их возникновении, они были в с е г д а,
а это опять противоречит тому, что «все возникло из
ничего». Вечность и бесконечность — довольно жутковатые признаки
мироздания, но человечество с ними как-то уживается и давно;
однако, в основу мироздания норовит заложить какую-нибудь
«конечность». Аналогия с первокирпичиком продержалась несколько
тысячелетий, но даже и сейчас, в наше время она до конца из
познания не выветрилась. Объяснить это, вероятно, можно
тем, что подсознательно мы всегда и всему отыскиваем начало. А
начала нет не только во времени и пространстве. Если есть
такие абсолютистские понятия, как Вечность, Бесконечность,
Всё, Ничего, то логично предположить, что начала нет и в том,
что мы подразумеваем под основой. «Конечность» основы,
наличие ее размеров исключает бесконечность,— например,
бесконечность деления отрезка.

Еще одно заблуждение, которое загоняет нас в логические тупики: под
основой мы подразумеваем нечто от так называемого вещества.
Почему «так называемого»? Да хотя бы потому, что мы не
знаем, что является его сущностью, основой; из чего оно состоит?
К тому же рядом с веществом всегда присутствует такая
субстанция, как энергия. Получается, что мы ведем разговор о двух
сущностях — веществе и энергии. Можно допустить, что в
основе этих двух сущностей лежит нечто единое, организующее и то
и то; а можно представить, что вещество — это всего лишь
форма энергии.

Когда мы бросаем кусок сахара в кипяток, мы бросаем одну субстанцию,
кристаллическую, в другую — жидкую. (Или бросаем «частицу»
в «волну»). Что происходит в дальнейшем, известно. Но при
этом никого не удивляет, что сахар исчез. Можно проделать опыт
наоборот: выпарить сахар и этому тоже никто не удивится. А
теперь представим себе часть мирового пространства,
заполненного энергией (хотя бы тот же стакан), при этом в нем мы не
обнаруживаем никаких признаков того, что могли бы назвать
веществом. В результате какого-то процесса вещество все же
образовалась (что это за процесс, для наших рассуждений не
важно, его могли внести, как тот же сахар). Но поскольку мировое
пространство бесконечно, то если оно заполнено одной
субстанцией — энергией, внести в него другую субстанцию — вещество
как будто бы неоткуда. Оно может возникнуть только — и
единственно! — отсюда, из уже имеющейся субстанции — энергии. С
безразмерностью энергии, как с безразмерностью «волны», наше
воображение смиряется охотнее, чем с безразмерностью
некоего объекта, предполагаемого, как вещественный. Даже
бесконечность становится более... логичной, потому что подкрепляется
наглядностью из нашего повседневного опыта (бесконечно
текущая вода). И более убедительным становится предположение, что
какая-то основа возникает из «ничего» (или является этим
«ничего»): ясно, что на самом-то деле не из «ничего», а из
вполне «чего», раз из энергии.

Но каков же сам переход из одной субстанции в другую? Напрашиваются
две возможности: скачкообразно (квантованием) и «глиссандо
образно». Хотя вполне возможно соединение того и другого:
плавность перехода складывается из дискретности, делимой до
бесконечно малых размеров.

...Вот поле, в котором еще нет вещества в привычном для нас
понимании. (Можно сказать и так: вот волна, в которой еще не
выявилась частица). В любой произвольный момент мы можем обнаружить
в этом поле (предлог «в» предполагает трех мерность и даже
много мерность поля) процесс образования вещества.
Перескочим через несколько этапов этого процесса до образования...
воды (натуральной волны). Вода — это совокупность частиц:
капель... молекул и так далее. Совершим еще один скачок до
наблюдаемого звездного скопления. Если бы временные масштабы были
соизмеримы со временем «шевеления» звездного скопления, то
мы могли бы и эту совокупность уподобить волне. Короче
говоря, все, исходящее из поля (из волны) в своей совокупности
создает новое поле (волну).

Исходным материалом всему является энергия, которую мы потом
обнаруживаем в «упакованном» виде в том, что назовем веществом. С
бесконечностью размещения в пространстве энергии нам
свыкнуться проще, чем с бесконечностью размещения того, что мы
обычно мыслим под веществом. Мы видим камень и... воздух вокруг
него; видим планеты и ...пустоту вокруг них; видим лодку и
воду вокруг нее — вот наши привычные наблюдения. Заменим слово
«размещение» другим — «течение» — оно кажется уместней,
когда речь идет о бесконечности. Бесконечность исходного
материала, о котором сказано, что он
т е ч е т, кажется нам достоверней, чем бесконечность чего-то, по
нашим понятиям имеющего конечные параметры. Поэтому нас трудно
убедить, что нечто, называемое веществом, размещено в
пространстве бесконечно. Это все равно, что вообразить, что в
пространстве бесконечно размещены... лодки. Природа и создала
нас так, чтобы наши восприятия самой природы удобнее
укладывались именно в тех случаях, когда наши представления
соответствуют природе, т.е. истине. Причем, это не от мудрости
природы и не от божественного промысла. Мы забываем, что мы и есть
природа и в познании самой природы должны включать познание
самих себя. Закономерности вне нас и внутри нас одни и те
же.

Однажды электрон удивил человечество дуалистичностью своих свойств:
корпускулярных и волновых. Пара противоположных свойств,
обнаруженная в одной элементарной частице, оказалась присущей
всем частицам. Исторически сложилось так, что вначале
частицам (искомой основе) были приписаны одни свойства, потом
другие (последовательность не имеет значения, к тому же она
переплетается). Когда, наконец, они соединились в представлении
об одном объекте, то так и остались в нем, как два разных
свойства, продолжая удивлять как своим отличием друг от друга,
так и своей неразлучностью. В привычном рассуждении
«частица обладает волновыми и корпускулярными
свойствами» почему-то не замечается тавтологии: частица —
корпускулярными. В таком контексте явный намек на то, что исходный
материалом для в с е г о являются
какие-то частицы со всеми их ограниченными возможностями; в том
числе и волна произошла из частицы. Это снова ведет нас к
выводам, не согласующимися с нашим опытом. Какими бы
способностями не обладала частица, она дискретна. Но зачем частицу
наделять какой-то странностью — волновыми свойствами, когда
рядом есть куда менее «странная» волна, из которой вполне может
образовываться частица?!

Когда мы говорим «все возникает из ничего», то имеем в виду
категории вещественные, причем вещественно не только «все», но и
«ничего». Однако наше согласие с «ничего» отдает фарисейством:
мы принимаем то, что принято всеми, но не принимается нашим
нутром. Из «ничего» — это что: из пустоты? Из пустоты может
возникнуть только пустота. (Есть ли абсолютная пустота,
вопрос отдельный). А наше «ничего» — это энергия, поле. Это
«волна». О волне, в отличие от частицы, можно сказать, что она
«все» и она «ничего» — она бесконечна. В какой-то момент она
превращается в частицу, которая сохраняет свойства волны,
способной превращаться в частицу, сохранявшую свойства волны,
способной превращаться в частицу, сохраняющую... И так далее
до бесконечности. (Девочки нужны, чтобы рожать мальчиков и
девочек, чтобы рожать мальчиков и девочек, чтобы рожать
мальчиков и девочек, чтобы... Пожалуй, стоит пересмотреть
библейскую версию о происхождении женщины из ребра мужчины).

Если вещество «делается» из энергии, то правильнее говорить не о
двух свойствах (волны-частицы), а об одном — волновом. Вечность
и бесконечность прерогатива волны; частица конечна во всем.
При определенных обстоятельствах частица проявляет волновые
свойства — это мы называем странностью. Хотя, если
вдуматься, не так это и странно: проявившая волновые свойства
частица уже не частица, а... волна. Образованная из волны частица
как бы сохраняет память о своем волновом происхождении и,
конечно же, всегда готова обратиться в волну. Растечься.
Расшмякаться. Частица образуется из волны и уходит в волну, но
мыслится нами отвлеченно от волны.

Продолжение следует.