Литературная критика

/Джефф Николсон «Бедлам в огне», М.: Фантом Пресс, 2003/

Трудно не согласиться с тем, что Великобритания в пару-тройку
последних десятилетий ХХ века дала литературному миру немало
хороших, оригинальных и энергичных писателей. Словно всплеск
произошел, хотя так может казаться только со стороны. А на самом
деле, наверное, просто литературная школа (в общем,
культурно-магистральном смысле) работала отлаженно, качественно и
без перебоев. И вот теперь лучшие из рецензий российских
глянцевых журналов посвящены английским книгам, читающая публика
выбирает между Грэмом Грином, Уильямом Сатклиффом, Тимом
Парксом, Иэном Бэнксом и Джонатаном Коу. А я наконец-то
рецензирую давно ждущего своей очереди Джеффа Николсона — еще одно
имя из новых британских «списков».

Роман Николсона «Бедлам в огне» издан в известной серии «Зебра»
издательства Фантом Пресс. Лично меня всегда поражали или
чересчур пестрые, или слишком безвкусные обложки этой серии —
словно бы в пику преимущественно качественному содержанию книг.
Николсон, разумеется, не избегнул подобной пестрой участи.
Зато, когда читаешь его роман, об обложке забываешь напрочь.
И напрочь забываешь о русском переводе, а местами и о том,
что вообще читаешь книгу. Налицо эффект глубокого погружения
— результат замечательно исполненного Игорем Алюковым
перевода.

Николсон в «Бедламе» избирает в общем классическую для литературы ХХ
века проблему: жизнь в сумасшедшем доме.
Литературоцентричность романа, изданного в Великобритании в 2000 г., выгодно
отличается от всех известных мне современных отечественных
«филологических» романов и повестей. «Они» способны писать о
писателях, литературных историях и литературе вообще
интересно и ярко, «мы» при малейшей дозе «филологии» и литературы в
прозе получаем тягостную, скучную и обременительную картину.

У Николсона весь спектакль в провинциальной психушке выписан
настолько же убедительно и красочно, как в свое время это было в
дебютном романе Кизи. Но психушка — лишь антураж, причем сама
атмосфера лечебницы не перегружена метафоричностью, мол,
весь мир — дурдом, а люди в нем придурки. В таком антураже
разворачивается действо литературной мистификации. На протяжении
всего романа главный герой вынужден выдавать себя за
другого человека, более того — радикально противоположную ему по
духу личность. Кроме того, не являясь пациентом лечебницы,
герой вынужден участвовать в процессе «литературной терапии»,
призванной помочь душевнобольным. Кроме того, создается
ощущение, что все десять душевнобольных — симулируют свои
психические заболевания, а главврач и его помощница — сами не
вполне психически здоровы.

Пока все эти пласты создают слоеный пирог сюжета, Николсон что
называется «жонглирует идеями». Идеями из литературы, культуры,
психологии, социологии и т. д. Хотя, мне кажется, что глагол
«жонглирует» здесь не выражает всего сдержанного мастерства
Николсона. Лучшей иллюстрацией метода писателя, мне кажется,
будет следующий образ. Представьте себе дихотомию «писатель
— читатель» в виде легкой и длинной гантели. Теперь все
другие дихотомии этого романа, которых там немало, представьте
в том же виде: «уродство — красота», «скука — любопытство»,
«созидание — уничтожение», «вера — подозрение», «любовь —
корысть», «здоровье — болезнь», «бунт — инертность», «знание —
неведение», «центричность — маргинальность» и т. д. и т. п.
Все эти «гантели» взаимопересекаются в точке, которая
является в данном случае главным героем, и образованная сфера из
движущихся дихотомий с повествовательным «Я» в центре сама
плывет в декорациях английской психлечебницы середины 70-х
годов. Сам рассказ ведется из нашего времени, являясь
беллетризованным воспоминанием. Герой-рассказчик после всего
«Бедлама», через который его протянула судьба остается редкой
вменяемости человеком, а если точнее — воспитанным и культурным
лондонцем с кембриджским образованием и без таракана в
голове.

Самое любопытное, что в главном герое, из скуки пошедшем на большую
авантюру, видны черты личности с подлинно либеральными
взглядами. Возможно, чисто английскими либеральными взглядами.
Потому что почти всё, что пишут о «либерализме» наши
обозреватели, аналитики и просто не лезущие за словом в карман
болтуны — к либерализму, похоже, мало относится. Чтобы понять, о
чем я пытаюсь сказать, лучше прочитать «Бедлам в огне». И
обратить внимание на самооценку героя, на то, как он обращается
со своей рефлексией, на его оценки, касающиеся внешних
событий, на его ощущение собственной жизни. А, обратив на все
это внимание, подумать, не это ли главная причина, отчего
«они» живут так, а «мы»,— чего уж там,— эдак. Пишу это отнюдь не
как англоман. Просто очень мне симпатичен оказался герой
романа — по внутреннему складу. Казалось бы, какое редкое и
неортодоксальное для рецензента заявление: книга мне
понравилась, поскольку главный герой похож на меня. А вот поди ж ты!

Осталось добавить пару-тройку сущих приятных мелочей. С юмором у
Джеффа Николсона все в порядке — т.е. он у него есть. Тема
сжигания рукописей и книг, тема поглощающего культурные факты
огня проходит через весь роман и добавляет «Бедламу в огне»
метароманных обертонов. Сзади на обложке написано, что
американская студия New Line Cinema планирует снимать по роману
Николсона фильм (особенно любопытна постановка сцены оргии
умалишенных в пустом фонтане).

Хотелось бы издания остальных двенадцати романов Николсона в таком
же умном и качественном переводе, пусть и с прежними
нестильными обложками серии «Зебра». Ибо об обложках с умным и
качественным Николсоном забываешь напрочь.

«Кок подтвердил то, что я уже сам давно подозревал: хотя
сумасшедшие и могут быть весьма неординарными и интересными
людьми, но таковыми их сделало отнюдь не сумасшествие.
Сумасшествие и неординарность существуют отдельно. Скучные
здравомыслящие люди не становятся более интересными, когда впадают в
безумие. То же относится к их сочинительству. Скучные люди
пишут скучные вещи. Скучные безумные люди пишут скучные
безумные вещи».

« — И разве Бог не похож на писателя, добившегося успеха?

— Нет, не думаю,— возразил я.

— Похож, похож,— сказала Черити.— Многие хотят сказать, что Бог
мертв, но вдруг он просто писатель, у которого пропало
вдохновение? Или он не умер, но, понимаете, просто спятил?».