Литературная критика

/Владимир Сорокин «Путь Бро», М.: «Захаров», 2004/

У него вдруг появилось

ощущение, что он провел в

глубоком бреду целую вечность.

Впервые он подумал

об этом без сожаления.

Павел Пепперштейн «МЛК»

т.2

Поздравляю вас. Интересный,

зрелый, разветвленный бред. С

таким вам будет больно

расстаться.

Павел Пепперштейн «МЛК»

т.2

1. Бред

Бро – имя первопризванного из Братства Света, сообщества, которое
быть пошло из романа «Лед». Первый Bro-ther. Кириллическая буква
Добро, соответствующая числовому значению 4, семантически близка
первой руне первого атта «Старшего Футарка» – Feoh, связанной
со звуком «ф», но фонетически резонирует с руной Dag, 24-й в 3-м
атте; т.о. символическое качество «имущества, добра, накопления
и способности управлять» корреспондирует с метафизическим количеством
«света дня, блага, космического сознания, конца цикла и начала
нового». Диалектическое сохранение энергии в ряду 4 – 1 – 24 оформляет
сумму цифр ряда в положение 2-й атт, 11-я руна, то есть – Is,
связанную со Льдом, статикой, инертностью и смертью. Помимо этого,
Добро как До Бро – выявляет временную перспективу Имени; Бро –
уже не До-бро, но сама суть, «чистое Бро», Путь в После. Имя первой
сестры Фер – это кириллическая Фьртъ, численно равная 500 и уже
запакованная в связке Добро-Feoh и явленная графически в руне
Dag. Также имеется соответствие с пятой позицией Д в кириллице,
плюс 22-я кириллическая позиция Ф и численный эквивалент 4 у Добро;
обратное двустороннее взаимодействие, Инь-Ян, Дао чистого мгновенья,
не говоря уже о графической симметрии знаков (что вновь приведет
к руне Is – Лед).

Все очень непросто… В Ордене, в Братстве Света всего 23 000 потенциальных
членов. Если я правильно помню, в человеческой половой клетке
23 хромосомы… Руна Odal (23) – Земля предков, родовое наследие,
генотип… Братья голубоглазые, светловолосые, используют для пробуждения
сердца ледяной молот… не используют секс и традиционное питание
человечества… синтез белков… 1-3-6-9 нуклеотидов… аминокислота…

Короче, говоря, я слегка запутался. Поэтому подойду к роману В.Сорокина
«Путь Бро» с другой стороны.

2.Пепел и Алмаз

С одной стороны свет, а другой стороны нет, - но эту тему хотелось
бы развить чуть ниже и позже, после нескольких предваряющих и
никого ни к чему не обязывающих замечаний.

Прежде всего, как и всегда с модными (а не просто популярными)
авторами – важно то что: 1) роман новый и 2) издательство сменилось.
В случае с «Путь Бро», как мне кажется, не важно всё это. Приквел
«Льда» нов чисто номинально, но о том тоже несколько позже и ниже.
Смена издательства – штрих, ничего собственно сам по себе не характеризующий.
Модный Владимир Сорокин и его свежий кирпичик «Путь Бро» естественно
смотрелись бы как в «родном» «Ад маргинем», так и в напоминающем
музей мадам Тюссо «Захарове». Просто идеологи и хозяева издательств
уже сделали соответствующие заявления, светски концептуализировав
своё отношение к жизни еще раз.

Модность Владимира Сорокина по-прежнему никак не связана с легкостью
прочтения-дешифровки его мифотворческих жестов, в особенности
это касается т.н. «широких читательских масс», получивших в последние
годы возможность познакомиться с чудесами концептуализма поближе.
Что бы там не говорили о новизне и этапности нового романа Сорокина,
в нем имеется ровно та же «негация», за которой в его «тексты»
и раньше наведывались любители маргинального и, с другой стороны,
желающие испытать культурный шок. Я не могу сказать, что «Путь
Бро» (как и «Лед») в чем-то кардинально отличен от всех предыдущих
мифотворческих (бредоносных) шагов Владимира Сорокина. Это точно
та же провокация, может быть, лишь иначе окрашенная, но такая
смена палитры также характерна для автора и является законной
частью мифопровокационного деяния. Другое дело, что многие критики
и читатели, как и их «бригадиры»-издатели, стопроцентно будут
видеть желаемое вместо действительного. Тут уже ничего не попишешь.
Однако, я все же не стану говорить ни об обновленном Сорокине,
ни о смене дискурса, ни о явном упадке/прогрессе литературного
явления. Скажу в этом отношении лишь следующее: все, кто питает
интерес к творчеству Владимира Сорокина, прочитав его новый роман,
выполнят свою почетную миссию. Такова жЫзнь. Со всеми ее положительными
и отрицательными побочными эффектами (см. «Dostoevsky-trip»).

В общем-то, добром поминая тексты «Роман», «Сердца четырех» и
имея в виду то, что происходило в «Голубом сале» и «Пире», а также
учитывая такие шаги Владимира Сорокина, как участие в кинопроектах
«Москва», «Копейка» и соучастие в опере «Дети Розенталя», скажу,
что по большому счету окунаться в бред «Бро» было любопытно. Работал
эффект ожидания – главная читательская фишка в случае Вл. Сорокина.
Уверенная кинематографичность в тексте радовала: «У меня
теплое протекло по губам. Я потрогал их. И посмотрел на руку.
Рука была в крови. Я понял, что надо вставать и идти к папе. Потому
что он звал меня. С трудом я подтянул под себя ноги и встал на
колени. И тут же вокруг меня запустили карусель. И все — дым,
дом, баба в окне, земля, нога, лошадь с кишками, дым, дом, баба
в окне, — поехало, поехало, поехало. Слева-направо. Слева-направо.
Слева-направо. И я упал на лед.» Просто «Пепел и Алмаз».
Хотя, тот экземпляр романа, что был у меня, с первого же абзаца
сильно напряг: «Я родился в 1908 году на юге
Харьковской губернии в имении моего отца Дмитрия Ивановича
Снегирева. Отец к тому времени состоялся как крупнейший российский
сахарозаводчик и владел двумя имениями — в Васкелово, под Санкт-Петербургом,
где я родился, и в Басанцах, на Украине, где…».
Тема двурожденчества более никак себя не оправдала. Тем не менее,
выделенные курсивом автора слова и выражения создают в книге ощутимый
эффект параллельного знакового течения, которое к концу романа
количественно усиливается, но качественно не создает заметного
эффекта – выделяются в основном глагольные формы, за время чтения
уже успевшие примелькаться глазу. Но поначалу всё «фирменно»:

«Про деторождение вскоре я узнал от брата Вани. После чего сцена
в шалаше обрела еще одно измерение: я понял, что дети рождаются
от тайного кряхтения, которое тщательно скрывается
ото всех.» Вспоминается в такие моменты «Медгерменевтика» с ее
садами сходящихся тропов.

Если говорить о жесткости и линейности структуры романа, то таковые
имеют место, но подвергаются автором динамической деформации (предумышленно).
Главы о детстве, отрочестве – имеют свое время, свое счастье и
свою скорость (т.е. свой язык), главы о юности – отчужденные и
отяжеленные те же параметры, молодость – рост силы и энергии,
зрелые годы – полнота цели и видения (и снижение скорости, и утяжеление
языка), старость – новое понимание вещей, мудрость, а также окоснение
языка и ощущение вязкого маразма. Именно такая логика, учитывая
повествование от первого лица, явилась мне из этого романа. Автобиографическое
повествование первооткрывателя тунгусского Льда, брата Бро, охватывающее
наиболее чудовищную первую половину ХХ века – движется по каналу
заранее выстроенного бреда, бреда конспирологического и метафизического
по его исполнению и инволюционного по сути. Вл. Сорокин, всегда
интересовавшийся проявлениями коллективного тела, его стратегиями,
симптомами и экстазами, в романе «Лед» вычленил структуру тайного
сакрального общества, заинтриговав читателей возможностью легкого
доступа к авторскому «моральному императиву»; в приквеле такая
возможность просто просится «в лукошко» – мир описан лежащим во
зле и грехе результатом ощибки, а чудо Льда является залогом обретения
подлинного знания о добре и благе, - если бы только не вычленение
из Братства фигуры отдельного рассказчика Бро, с личностью которого
(с его языком) под занавес происходят тяжелые вещи. Видите ли,
я не могу себе представить, что Вл. Сорокин теперь использует
харизму а ля Кастанеда или даже Пауло Коэльо на полном серьезе.
Возможно, все дело во мне. Но кто из нас объективен? Факт же в
том, что вторая половина романа читается тяжело, грузно и некрасиво.
Самым энергетическим оказывается то место, где молодой Бро впервые
испытывает на себе возможности Льда, Света и своего Сердца.

Кстати, об энергиях. В романе все эмоции героев сдвинуты в сторону
трансцендентного, но сорокинского имморализма в результате подобного
смещения акцентов якобы в метафизику не стало ни меньше, ни больше,
чем в прежних романах. Люди или «мясные машины» настолько отвратительны
Братьям Света, что киднеппинг, воровство, мошенничество и убийство
– для Братства не преступления, даже не джихад, но просто функциональные
операции на пути к оправдывающей все средства цели. А ведь средства
– это тоже цель. Если присмотреться, то можно увидеть в романе,
что мясные машины противопоставлены сердечным машинам или Говорящим
Сердцем; эти последние схематичны и сильно похожи, они элементарно
тоталитарны, они – очередные «землеёбы» Вл. Сорокина. Только вместо
голубого сала у них в руках ледяной молоток, атрибут арийского
Севера. Мясные машины и планета Земля – плод их давней космической
ошибки, но вины они не испытывают, одно только отвращение от земного
и безумную ностальгию по светозарному прошлому. Помните, как в
фильме «Ностальгия» (Тарковский/Т.Гуэрра) Эуджения говорит герою
Янковского: «Слышали, горничная в Милане хозяйский дом спалила?»
Он: «Зачем?» Она: «Ностальгия. Ей хотелось вернуться в Калабрию,
к семье… вот она и сожгла то, что мешало осуществлению ее мечты».

Эсхатология и апокалиптизм – это знакомо. Здесь будет уместным
привести высказывание неслучайного П.Пепперштейна из одного его
интервью: «Видимо есть какое-то поколенческое различие,
потому что, когда я сталкиваюсь с поколением предыдущим, то замечаю
у них ориентацию на некую «правду». «Правда» всегда сражается
со «злом», которое где-то скрывается, и задача деятеля культуры
– обнажить его, сделать явным. Зло представляется этому поколению
бесконечно притягательным, аттрактивным, и никакого сомнения,
что всем оно безумно нравится, у них нет ни на копейку. Однако
у следующего, моего поколения никакой «веры в зло» нет, как и
уверенности в существовании «правды», которая каким-то образом
связана со злом. Зло представляется ему иллюзорным, фантазматичным.
И поэтому сама эта фигура срывания покровов и обнажения чего-то
чудовищного для меня совершенно нетипична.»

По-моему, Павел гениально (в смысле простоты) показал суть вопроса
на пальцах. И я не думаю, что Вл. Сорокин вступил в «толстовскую»
свою фазу обличительства мирового зла на полном серьезе. Следует
ли судить о таких вещах лишь по видимости традиционного линейного
повествования и девственной целине сюжета? Кроме того, стремление
уничтожить жизнь на Земле, заявленное в «Пути Бро» единственным
высшим выходом из вселенского тупика – вполне терапевтический
прием, свойственный в той или иной форме творчеству Вл. Сорокина
(ведь речь о литературе, в конце концов, о значках на бумаге).
Касательно этой «негации» еще раз процитирую удачного Павла Пепперштейна:
«Хотелось бы, чтобы роман имел какое-то терапевтическое
воздействие – мол, довольно страданий, сколько можно мучаться!
Это даже милосерднее гуманизма, поскольку это не невротическая,
а психотическая реакция. Они отличаются тем, что невротик всегда
готов страдать, так как страдание является для него подтверждением
существования объективной реальности. А психотик страдать не согласен,
он ориентирован на нирвану.Его позиция: немедленно прекратите
все страдания, а если для этого требуется все вокруг уничтожить,
то, в принципе, почему бы и нет?» Не скрою, что эти две
цитаты – козыри моей рецензии, проливающие свет и звонящие «03».
Вл. Сорокин, следовательно, может быть рассмотрен в контексте
литературы как культурного бреда в качестве психотика по целям
и невротика по средствам. Потому что, чтобы дельно представить
психозный замысел всеобщего экстаза, необходимо парадоксальным
образом впасть в мелкий невроз литературного творчества. О том,
как говорят сердцем, приходится намекать при помощи мясного печатного
слова. Это жЫзнь. Все остальное – стилизации.

Мне не кажется, что литература Вл. Сорокина как-то изменилась.
Скорее, прошло определенное количество времени, изменился сам
континуум восприятий-суждений. Мне кажется, что по роману «Путь
Бро» видно в основном то, что на языке людей обычно называют «возраст».
Кажется, что мизантропия Вл. Сорокина стала чуть интенсивней,
либо изощренней. Не удивительно – хотели же какие-то там двуногие
его судить. А ведь он – весьма и весьма гордый человек (это в
стиле первой части моей рецензии (см. выше «Бред») подтверждают
скрещения традиционного и китайского гороскопов). И, кроме того,
большой романтик. Романтик в странных доспехах, со странным и
вычурным оружием для самообороны. Не спешащий (на мой взгляд)
ни к «широкой аудитории», ни к прежним поклонникам «бурого натиска».
Я не могу назвать «Путь Бро» однозначно успехом или провалом.
Выполняя почетную миссию читателя и критика, я назову эту литературу,
например, «турбулентной прозой». Не претендуя на ярлык, но и никому
не потакая.

Единственное, что кроме первых двух предложений романа и тяжеловесной
его заключительной части вызвало у меня некий протест – это чересчур
завышенный уровень обобщения в повествовании. Я имею в виду обобщения,
возникающие в моменты описания мира в романе. Все слишком и неприятно
механично – даже сверхэмоции (моча и слезы) Братьев и Сестер Света.
Декарт осклабился вставными челюстями. Слишком просто.

P.S. Хотелось бы все же оставить за собой гигантское право на
небольшую ошибку в суждениях. Вероятно, в новом романе мы можем
иметь дело с метатекстом, подробно описывающим динамику и стадии
раскрытия/закрытия сердечной чакры. Будьте бдительны, даже в Самадхи.