Литературная критика

Бумеранг не вернется:

Хромой, Проникновенный

Не так давно я услышал фразу, сказанную в одном из выпусков телепрограммы
«О.С.П.» ведущим Белоголовзнером: «Сегодня речь пойдет
о том, что необычайно взволновало меня, а значит – и всех вас».
Гениальность фразы достойна отдельного углубленного исследования.
Пока же я хочу применить ее к последнему роману Фредерика Бегбедера
«Windows on the World». Поскольку роман этот в переводе Ирины
Стаф уже публиковался в сентябрьском номере «Иностранной литературы»
за 2004г, и поскольку «Иностранкой» были изданы в виде книг предыдущие
романы французского товарища – новый роман скоро украсит собой
пространства книжных магазинов. Не могу не вспомнить и о том,
что в 2001г читателями «ИЛ» Бегбедер был признан наихудшим автором
года. Кроме того, хорошо известно, насколько романы Бегбедера
популярны у нашей провинциальной молодежи (прости, Киев, но это
и ты тоже, увы). Кажется, Бегбедер взял от прежних поколений французских
литераторов все самые никчемные сопли, а от своих ровесников –
все липкие ухватки. Но такие мане(в)ры – не редкость. На нашей
почве первейший сородич бегбедеровой прозе – романист-журналист
Стогоff. Тоже популярный. С таким же гламурным бунтом. Так что,
несмотря на наихудшесть-2001, новое творение неунывающего парижского
нытика украсило собой все первые 130 страниц «ИноЛитературы»,
ибо весь сентябрьский номер был посвящен Nine-Eleven и теме международного
терроризма.

«Сегодня речь пойдет о том, что необычайно взволновало
меня, а значит – и всех вас.» Повторюсь, эта фраза необычайно
метко подходит к творчеству Бегбедера, с прозой которого мы уже
имели удовольствие познакомиться. Игра на публику и игра на самых
противоречивых сторонах действительности – тот стайл, в котором
бархатно-скандальный француз не сомневается ни на сантим. «Windows
on the World» - название престижного (некогда) ресторана, располагавшегося
на 107-м уровне Северной башни WTC в городе Нью-Йорк, что в США,
и существовавшего до определенного утра 11 сентября 2001г. В 8.46
утра самолет рейса №11 «Америкен эйрлайнз» врезался между 94-м
и 98-м этажами. В ресторане находился 171 человек. Северная башня
была атакована первой и рухнула последней – в 10.28. Повествование
романа охватывает время длинною час сорок пять минут. Главы расписаны
по минутам: авторская рефлексия чередуется с вымышленным репортажем
очевидцев-жертв-клиентов ресторана – некоего техасского торговца
недвижимостью и пары его сыновей.

Прежде всего, необходимо сразу отметить и не упускать из виду
умозрительность Бегбедера и его стратегию держать злободневную
руку на пульсе времени. В авторских главах он непрестанно признается,
что кроме как о трагедии 9/11 в данное время писать просто не
о чем: «мне было абсолютно неинтересно говорить о чем-то
другом. О чем еще писать? Единственно интересные сюжеты – это
сюжеты табуированные». Тем не менее, даже признавшись
в том, что трагедия 11 сентября послужила для его романа (названного
так же, как и исчезнувший ресторан) «костылем», - в чем при чтении
текста не возникает ни малейшего сомнения, - Бегбедер вовсю использует
и свой прежний костыль, принесший его хромоте славу и деньги на
родине. Этот костыль пошл и прост – вываливание личного краха
на читателя в форме особой, призывающей к состраданию-соучастию
«покаянности». Причем, автору уже нисколько не веришь – его траблы
столь же надуманны, как и придуманные им виртуальные жертвы Северной
башни. Я имею в виду, что то, как Там было На Самом Деле – вряд
ли долг фантазий мёсье Бегбедера, какие бы ужасы он ни пытался
описать. Да, его второй костыль уже опробирован: герой-писатель
пишет роман о рухнувших башнях-близнецах, в то время как его бросила
его очередная невеста, и это воистину крах всей вселенной, мы
с замиранием сердца, с пеной в уголках губ должны болеть, переживать
горе автора, столь лукаво растиражированное в соусе размышлений
о терроризме, о франко-американских отношениях, о глобализме,
о гендерных тупиках и поколенческих фантазмах. Отвратнейшая смесь
журналистского расследования и сексуально-окрашенной (хотя и блекло)
франко-прозы. Первое, что приходит на ум при прочтении менее,
чем половины романа – Бегбедер возжелал славы М.Уэльбека. На все
100%, как это ни смешно. Для этого, прихватив кучу эпиграфов,
от Курта Кобейна с Мерилин Мэнсоном до Уолта Уитмена и Вуди Аллена,
товарищь бунтарь описывает трагическую и красивую смерть отца
и двух сыновей в ловушке на 107-м уровне, попутно сам лично приезжает
в Штаты полтора года спустя после атаки «боингов» с тем, чтобы
описать свои впечатления от города и горожан. Личная история притянута
за уши. Не знаю, правда ли то, что предки Бегбедера по одной линии
– американцы, а именно – ветвь от борца за независимость Амоса
Уилера. Но плаксиво-глубокомысленные всхлипы бегбедеровой мысли
мечутся между скандальными для французов интенциями по поводу
великолепия Америки и нелицеприятными для американцев ментальными
наворотами «вольной французской мысли». Не забудем, что много
места в романе уделено личной жизни автора и конкретно – Проблеме
Ухода от Него Невесты. О-ла-ла!

Ну не душка ли? В главе «9 часов 46 минут», после воспоминаний
о своих прошлых романах («99 франков») Бегбедер решается публично
выпороть сам себя: здесь следует длинный список самообвинений,
от «я потакал своему нарциссизму» и «я обвиняю себя в карьеризме
и продажности» до «обвиняю себя в наигранной искренности» и «не
способен ни к чему, кроме пошлости». Ну еще «обвиняю себя в том,
что мне плевать на все, кроме себя», а также «обвиняю себя в умственном
и физическом онанизме». Самобичевания в романе предовольно, столько
же, сколько и пошло-банальных сексуальных заметок и описаний.

Таким образом, новый роман Бегбедера, хромой, но проникновенный,
вкрадчиво-скандальный и весьма надуманный, на двух проверенных
костылях выруливает на международный рынок. Эксгибиционизм автора,
впрочем, более коммерчески оправдан, чем претенциозен. Фальшивость
тоскливой ноты (напиваться в барах отелей и в длинном романтическом
пальто бегать вдоль улиц в Париже и NYC) камуфлирована обилием
справочной информации, касающейся атаки на WTC и последовавших
событий. Самоирония («Бегбедер несчастный») и
росписи в собственной банальности – отчего-то не подкупают. Кажется,
что рекламный спекулянт от литературы выбрал себе самую патетическую
тему – жаровня для людей в хрупком небоскребе. А прикрылся метафорой:
мол, он тоже оставляет за собой одни руины в жизни, институт семьи
разрушен не без его участия, руины его привлекают, он с рухнувшими
близнецами – ровесник, рушится эпоха его поколения и т.д.. Попутно
можно похвастаться своим знакомством с живущим в Нью-Йорке стареньким
Роб-Грие, вспомнить минуты собственной славы на «Canal+», упомянуть
вскользь о неповторимости своих предыдущих книг, описать юношеские
сексуальные обломы. В дело пойдет все – лишь бы отождествиться
у масс с небывалой катастрофой цивилизации, произошедшей в 2001
году. Самое интересное, что Бегбедер, попутно сомневаясь «вслух»
в ценности своих литературных трудов, продолжает писать, хромая
на обе ноги, лья постэкзистенциальные сопли, прося прощения у
родных и близких, НО – продолжая писать всё то же свое попсовое
самовлюбленное полотно. И когда он описывает горелое мясо, оторванные
руки и ноги, вплавленные в металл и пластик, фонтаны крови и полеты
с сыновьями с верхнего этажа, а сам при этом настойчиво и рассчитанно
бьет на жалость именно к себе и своим тривиальным проблемам –
становится мерзковато.

Однако, как бы ни был мерзок Бегбедер с его «Windows on the World»,
срабатывает особый магнетизм информации, которой немало и которая
достаточно разнородна, чтобы читательский мозг развивал собственную
интерпретацию. В конце концов, я признаю, что финал романа автор
вытянул. Уж слишком трагично то, что произошло с людьми, совершенно
к произошедшему не готовыми (даже в параноидальных фобиях). И
если в середине романа авторская «вода» начинает надоедать и напрягать
своей пресной надуманностью, то последние три-четыре главы дотягивают
до определенного «катарсиса». Впечатление все равно остается двойственное.
С одной стороны – катарсис, с другой – отчетливое видение того,
как этот катарсис строился, на чем и используя какие «льготы».
Очень тоскливый по своей внутренней ноте этот Бегбедер, гораздо
безысходнее Уэльбека, и гораздо его же попсовее. Французская литература
способна порождать таких мутантов – буржуазных, брызжущих левизной,
гламурных, заставляющих вас оплачивать свое моральное помрачение
с их продукцией на руках. Они выходят из воды сухими: на страницах
романа они успели признаться во всех своих грехах, покаяться,
сами себя выпороть и попросить прощения на несколько раз вперед,
если что. Вот они стоят, обняв одной клубной рукой Селина, другой
гламурной рукой Камю – на превосходно подделанном фотомонтаже,
на обложке модного журнала, на презентации с VIP-ами, полуутопшими
в шампанском. Востроглазые парижские гаррипоттеры. Умеющие писать
так, что комок таки подступает к горлу. И не умеющие избавить
ни себя, ни читателей от собственной эгоманиакально-ушлой прихватистости.

Если и читать «Windows on the World», то лишь памятуя о неизлечимом
мутантизме Бегбедера. Он тоже хочет как лучше. Но вряд ли когда-нибудь
сможет. Не тот багаж за спиной, не то сердце в груди… Пардон.

И все же, это, вероятно, лучший из романов Бегбедера, скомпонованный
им на пике своего фиглярства, на 40-летнем рубеже жизнеделания.

Что же до приведенной мной фразы Белоголовзнера из «О.С.П.», то
она относится к практически любому общественно-значимому высказыванию
нашего времени, и особенно хорошо описывает литературный мир и
миф, с его копирующими примитивные рок-культы идолами и фанами.
Но это уже – проблема масс-медиа, гештальт инфо-среды, поведенческая
социо-матрица. И это настолько же грустно, насколько смешно.

«Я пуст; мне хочется размозжить себе голову, трахаться
до посинения и читать книжки еще хуже моих. Только чтобы забыть,
что у меня вовсе нет прошлого, и я пустозвон.»