Проза

От нечего делать Миша прогрел пальцем в обледенелом стекле дырочку
и приблизил к ней глаз. По правому борту «бэшки» проплывали балки
Крымского моста. Заснеженное поле Москвы-реки уходило вдаль и
терялось морозной дымке, словно выдранный кусок Антарктиды. Оцепеневшие
дома смотрели друг на друга черными глазами окон, а на горизонте
поднималось несколько столбов не то пара, не то дыма. Москва застыла
в зимней коме.

– Цэпэкэо имени Горького, – прохрипел голос водителя под завывания
электромотора.

Троллейбус жестко тормознул, створчатые двери сложились, и перед
Мишей возник главный вход в Парк культуры во всей своей монументальной
красе. Миша спрыгнул со ступеньки и замер, глядя на жутковатое
сооружение с орденом Ленина и знаменами. Жутковатое, потому что
рядом не наблюдалось ни одной человеческой души.

Совершенно пустая площадь перед входом в парк ухала жизнерадостной
музыкой. Правда, слушать ее при температуре 31 градус ниже нуля
было некому.

Выдыхая клубы густого пара, Миша побрел ко входу. Зачем он туда
направился? Да просто так. Вообще Миша был странным человеком.
Ему все время чего-то чудилось. Не то чтобы ненормальный, скорее
необычный, этот человек очень часто задумывался. Многие его не
понимали, а кое-кто побаивался. Какой-то он был «не родной» для
окружающих. Человек с двойным дном. Хотя, жаловаться на него и
обижаться не приходилось. Да, что говорить! Способный специалист,
исполнительный сотрудник, одним словом, честный мужик, но с заскоком.
Таким его считали нормальные люди, а те, кто имел склонность задумываться,
видели в Мише тающуюся глубину.

Около турникетов Мишу остановил краснощекий, с остекленелыми от
мороза

глазами, охранник в синем тулупе:

– Куда направляемся? Каток сегодня закрыт.

– Да мне не на каток. Хотел просто посмотреть, что в парке зимой.

– Ничего хорошего, – буркнул охранник, и откашлявшись в

рукавицу, добавил. – Кто ж в такой мороз гуляет? Идите лучше домой
телевизор смотреть.

Миша послушно повернулся и направился к метро. Он не привык спорить
по пустякам.

«И все-таки интересно, как там парке, зимой? – думал он, поднимаясь
в горку. Миша решил, что на безлюдной и пустой территории парка,
отведенной под летние забавы, зимой обязательно должны проходить
мистические явления. Ведь визг и смех, исторгнутый десятками тысяч
отдыхающих, возбуждение, восторг, изумление детей и взрослых –
все это не могло просто так исчезнуть. Наверняка что-то осталось,
впиталось в тусклые парковые строения и спящие аттракционы. Логика
Миши была проста. “Если на кладбище, – полагал он, – витает незримый
дух скорби и печали, то в таком месте, как Парк культуры должен
витать незримый дух жизни и радости. И если очень захотеть – можно
услышать эхо своего счастливого крика, давным-давно оставленного
здесь”.

Дыру в заборе Миша посчитал знаком. Ведь не просто так кто-то
согнул чугунный кол. Ой, не просто так! Миша огляделся. Никто
за ним не наблюдал. Лишь водители автомобилей равнодушно косились
на Мишу, но им, собственно говоря, был глубоко безразличен этот
одинокий пешеход. Миша втянул в себя живот и решительно протиснулся
в узкий промежуток между кольями. Оказавшись по ту сторону забора,
он бросился бежать, пригнувшись, как нарушитель государственной
границы. Ноги его проваливались в глубокий снег, оставляя после
себя круглые дыры. Споткнувшись обо что-то невидимое, Миша растянулся
во весь рост. Шапка покатилась по береговому склону замерзшего
прудика, дипломат открылся, вывалив из своей пасти всякие бумаги.
Некстати хлестнувший порыв ветра поднял документы на воздух и
понес вверх, к вершинам голых деревьев. Отряхнувшись, перебежчик
защелкнул кейс, догнал шапку и продолжил путешествие. О ценности
потерянных бумажек ему не хотелось думать. Нудный и черствый город
со всеми своими претензиями остался за пределами своих возможностей.
Отойдя от забора на безопасное расстояние, Миша облокотился плечом
на дерево. Отдышался, прислушался: тишина. Только за спиной чуть
слышное ворчание недовольного города. Вдруг рядом кто-то тихонько
хохотнул. Миша обернулся и увидел висящую на кусте маску – очки
с носом и усами. Клок серебристой мишуры вился на кончике одной
из веток кустарника. Маска смотрела на Мишу и загадочно улыбалась.

– Здравствуйте… – тихо произнес Миша, слегка оцепенев.

Маска не ответила, но продолжала улыбаться.

Постепенно страх растворился в блаженном ощущении приближающегося
чуда.

Миша подошел к кусту, снял маску и надел ее. Опять донесся смешок,
но уже со стороны любимой Мишиной карусели “Ветерок”. Одно сидение
аттракциона раскачивалось из стороны в сторону, как будто с него
только что спрыгнули.

Над головой прохлопала крыльями большая птица, а по снежной поверхности
прокатился клубок пестрого серпантина.

Миша осмотрелся. Пусто. Никакого движения. Но в тоже время рядом
что-то явно происходило. Миша поднял еловую ветку с застрявшими
между иголками кружками конфетти. Новый год прошел, оставив после
себя множество следов. Поправив пальто, Миша продолжил путешествие.
Ему не терпелось обойти множество мест в парке.

Около шашлычной, забитой досками крест на крест, Миша почувствовал
давно забытый запах печеной баранины с уксусом. Нет, запах бараньего
шашлыка он, конечно, не забыл. Но сейчас до него донесся запах
именно того шашлыка, из прошлого. У Мишы закружилась голова.

Где-то неподалеку заиграла музыка. Он кинулся на звуки. Мелодия
лилась из пустой эстрады-ракушки, усыпанной пожухшими листьями
и кленовыми семенами. Крякнув, Миша залез на сцену и посмотрел
в зал. Ему показалось, что на заснеженных скамейках кто-то сидит.

– Добрый вечер! – поздоровался Миша с невидимыми зрителями и поклонился.
– Я рад вас всех видеть. Сегодня в нашей программе артисты Москонцерта
и Областной филармонии!

Публика одобрительно зааплодировала. А Миша спрыгнул вниз и побрел
к музыкальной карусели, распространявшей вокруг себя сумасшедшую,
дикую радость. Ерунда, что от этого аттракциона осталась лишь
ржавая коробка. Главное, что в ней когда-то творились чудесные
дела. Здесь, под мигание ярких лампочек, под будоражащую музыку,
мотались когда-то, выпучив глаза, солдаты, студентки, шпана, малышня.
Малышню на этот аттракцион не допускали, но она все равно пробирались.
Между прочим, очередь на музыкальную карусель тянулась до самого
“Иллюзиона”.

А вот и он – “Иллюзион”! Какой безумный выдумщик изобрел его?
Удивительный аттракцион еще стоял. Вернее не аттракцион, а то,
что от него осталось. В механике удовольствия, которое “Иллюзион”
доставлял своим посетителям не было ничего особенного: внутрь
него заходило несколько человек, садились на лавочку, посреди
уютненькой комнатки, входная дверь закрывалась, и вдруг, к недоумению
посетителей, стены, потолок и пол комнатки начинали вращаться
по кругу. Все находящиеся в “Иллюзионе” с трудом удерживались,
чтобы не завалиться на пол от потери равновесия.

Миша просунул голову в трухлявую дыру, пробитую временем в стенке
заведения, – от былого интерьера “Иллюзиона” осталась лишь единственная
полка с искусственным цветком. Но зато внутри аттракциона сохранилась
аура охов и ахов. Миша погладил выцветшую стенку и поплелся дальше.

От детской вращалки с лошадками, оленями и верблюдами сохранился
лишь круглый дощатый блин. Миша положил в черную дырку кассы гривенник.
Взял из рук воображаемой кассирши билетик, влез на блин и побежал
кругами по краю плоского круга.

– Миша, смотри, не упади, – услышал он знакомый женский голос.
– Держись крепче.

Миша посмотрел туда, откуда доносился голос, и увидел, как чьи-то
неясные очертания мелькнули около дерева. Спустившись со сломанной
карусели, он присел на лавочку около одетой в деревянный ящик
гипсовой статуи. Тишина. Тишина, холод и полная неподвижность.
Все аттракционы застыли на половине оборота. Но восторг парка
не умер, он все равно ощущался. Только как-то призрачно, неуловимо.

Вдруг свет крохотного морозного солнца что-то застило. На Мишу
упала тень. Он посмотрел вверх и увидел то, к чему неосознанно
стремился, блуждая по парку. От переполнившего его восторга Миша
скрипнул зубами и сжал кулаки.

“Вот оно! – крикнул он про себя. – Теперь все понятно!”.

Несколько секунд Миша стоял, как завороженный, не в силах сдвинуться
с места.

“Вот оно, – думал он, – сердце законсервированного парка, пружина
механизма моей радости! Ах, если бы оно опять закрутилось, ожило!”.

Не тратя времени, Миша понесся к главному аттракциону парка.

“В каждом организме, в каждом устройстве, – размышлял он на бегу,
– есть свой стержень, вокруг которого все вращается. Гигантское
колесо – основа парка. Это ясно. С помощью невидимых канатов колесо
крутит всеми каруселями”.

Мише безумно захотелось уехать на беспредельно огромном колесе.
Вернее сбежать. Сесть в кабинку и удрать куда-то далеко-далеко.
В свою непостижимую счастливую грусть, тонкую, как сон, и теплую,
как материнское счастье.

– Чудесное колесо! – взмолился Миша. – Забери меня отсюда! Ты
ведь знаешь, что мне нужно! Ты ведь меня понимаешь!

Он перемахнул через деревянное ограждение, окружающее лестничные
подъемы к колесу, и очутился рядом со служебной будкой, внутри
которой сквозь мутное оконце виднелась панель управления аттракционом.

Много времени прошло, прежде чем Миша смог заставить шевельнуться
спящее колесо. Перепробовав десятки комбинаций положений рычагов,
он, в конце концов, добился своего: в приделанном к стене огромном
металлическом шкафу с изображением черепа и молнии на двери, что-то
громко хлопнуло, осветив каморку синей вспышкой, и кабинки колеса
со ржавым скрежетом поехали вверх.

– Вышло! – крикнул Миша. И эхо его вопля понеслось по зимнему
парку, отскакивая от застывших аттракционов, кафе, павильонов,
уже поблекших новогодних декораций, наполненных снегом фонтанов.

Чем выше поднимался Миша, тем сильнее дул в него с набережной
злой и колючий ветер. Дно кабинки было скользким, как поверхность
катка. Но он стоял на нем прочно, крепко вцепившись в железные
поручни. Колесо двигалось – парк уменьшался.

Миша на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, кабинка уже
миновала наивысшую точку подъема и начала торжественное и вдохновенное
снижение. Прямо в майский вечер, в зелень, в смех. Кабинка опускалась,
и ветви деревьев хлестали по ее железкам. Постепенно становились
различимы лица отдыхающих и мелодия духового оркестра. Внизу,
у задравшего голову мальчишки вдруг вырвался зеленый шар и стремительно
понесся в чистое вечернее небо. Миша помахал шарику рукой.

– Смотри, не вывались, – улыбнулся сидящий рядом ветеран в увешанной
наградами гимнастерке. В уголке его глаза блестела слеза.

– Да тут все равно уже не высоко! – весело ответил Миша.

– Ишь! Не высоко! – ветеран удивленно приподнял брови. – Надо
же какой смелый! Вот возьми, – ветеран достал из кармана жестянку
монпансье, – угощайся.

Миша положил в рот пригоршню разноцветных леденцов и, еле ворочая
языком, сказал: “Спасибо”.

– Давай, давай, малый, ешь! День Победы, понимаешь, – самый главный
наш праздник!

Кабинка прибыла на посадочную площадку. Молодой улыбчивый здоровяк
в футболке, служащий аттракциона, отпер дверцу:

– Все. Конечная остановка. Вылазьте! От веселого парня сильно
несло вином.

Миша выпрыгнул из кабинки и поскакал по красной парковой дорожке
к оживленной толпе, собравшейся вокруг чего-то интересного. Протиснувшись
между плотно сомкнутыми рядами зрителей, Миша проник в центр сборища
и увидел, как два ветерана соревнуются на силомере.

– Танкисты! – рявкнул, ударив молотом по красному цилиндру снаряда,
коренастый майор. Его лицо было изуродовано громадным ожогом.

– Нет, артиллерия! – отозвался громадный лысый капитан с золотой
звездочкой на кармане и так шарахнул молотком, что силомер под
дикий хохот толпы опрокинулся на землю. Миша тоже засмеялся вместе
со всеми.

– Товарищи, товарищи, ну нельзя же так, в самом деле, – смотритель
аттракциона растерянно развел руки, – ну надо же меру знать.

После этих слов толпа расхохоталась еще сильнее, а Миша бросился
к белой тачке с двумя длинными колбами.

– Мне вишневый двойной! – выпалил Миша, бросив на блюдечко шесть
копеек.

Толстая продавщица с фиолетовыми глазами неспешно притушила папиросу
и наполнила граненный стакан сладкой газировкой:

– Смотри, в штаны не надуй.

Жадно глотая воду, Миша уже косился в сторону веселых каруселей-лодочек.

Успеть бы покататься на них! Вместе с голоногими девчонками в
ситцевых платьях!

– Эй, малый, – прогудел сверху чей-то бас, – это не тебя там ищут?

Усатый дружинник подмигнул хмельным глазом:

– Беги к главному входу, а то потеряешься!

“Меня ищут! – испугался Миша. – Не потеряться бы!”.

Вернув недопитый стакан, он понесся к выходу из парка.

– Вот он я! – шептал Миша, ловко огибая прохожих.

Подхваченный праздничной суетой, Миша уже не бежал, он кувыркался
в невероятном вихре музыки, визгов, душных поцелуев, бренчания
медалей; в тяжелом запахе испарений еще не прогретой земли, во
влажном аромате весеннего воздуха.

– Вот он я! – кричал Миша, пытаясь дотронуться руками до неба.
– Я здесь! Здесь я!

Ноябрь 2002 г.