Проза

Х. Битструпу

Спасаясь от полуденной тоски, Петька вышел за калитку и побрел
по дикому полю. Тягучий зной вокруг него гудел тысячью невидимых
цикад. По небу бесшумно ползла белая полоска самолетного следа,
а чуть пониже, так же бесшумно, парили две неведомой породы птицы.
Вселенная, оглушенная июльским солнцепеком, замерла в глухой дреме.
Только неугомонного Петьку несло неведомо куда и зачем. Скукота
дачи гнала его из поселка навстречу чему-то необыкновенному.

Выгоревшая трава исподтишка колола Петькины ноги, но он упрямо
пробирался в сторону истыканного крестами кладбищенского пригорка.
Вообще-то ему запрещалось так далеко гулять, но ведь рядом с поселком
все уже давно изведано, ничего интересного не осталось! А там,
за возвышенностью, наверняка происходило что-то интересное.

С вершины холма окрестности выглядели несколько иначе, чем их
представлял себе Петька. Все как-то непривычно исказилось и сдвинулось:
домик, который они снимали, стоял в гуще других построек и ничем
особенным от них не отличался; дерево с тарзанкой оказалось невысоким,
огороды неровными, а дикое поле скорее длинным, чем широким.

Петька почесал затылок и, хмуро глянув на могилы, побежал по склону
в другой мир.

Тропинка, по которой он семенил, привела его к пересечению двух
важных дорог: железной и автомобильной. На рельсах стоял, возвышаясь
громадинами вагонов, товарный поезд, а около шлагбаума тарахтела
автомобильная вереница из нескольких легковушек, автобуса и военного
грузовика. Завороженный размерами колес товарняка, Петька не заметил,
как из одной легковушки вышла девочка в белом платье и встала
рядом с ним. Она немного порисовала мыском сандалии в дорожной
пыли, а потом, набравшись смелости, сообщила:

– А мы ждем, когда поезд уедет. Папа говорит, что рельсы сломались.
А ты где живешь?

Петька кивнул на холм.

– А… А за нами едет грузовик с солдатами. Пойдем, посмотрим?

– Пойдем, – согласился Петька, и они вдвоем кинулись к военной
машине.

Девочка сразу ему понравилась: она была красивая, чем-то похожая
на куклу. Правда, около ее левой брови, со стороны виска, темнела
клякса родимого пятна.

Но Петька решил про себя, что это не считается.

– Эй! – высунулся из другой легковушки круглолицый, похожий на
колобка, мальчик. – Куда бежите?

– Солдат смотреть! – не оглядываясь, ответил Петька.

– Я с вами! – крикнул мальчик-колобок и выкатился из машины.

Солдаты, сидевшие в кузове в четыре ряда, устало смотрели на любопытных
детей.

– Наверно, на войну едут, – сказал кто-то. Петька обернулся на
голос и увидел очень странного ребенка: волосы его были белыми,
как снег, а глаза – розовыми, как у кролика. В остальном он ничем
не отличался от обычного мальчика.

Когда они отошли от грузовика, двери автобуса с шипением сложились,
и на дорогу вышло множество людей с мешками, чемоданами, ведрами.

– Черт знает что! – возмутился один из пассажиров, лысый дедушка
с сумкой на колесиках. – Не могут наладить движение!

Люди быстро расселись на траве и, закрываясь от солнца журналами
и газетами, стали ждать.

– Идите к нам! – крикнула похожая на куклу девочка двум маленьким
фигуркам, стоявшим среди автобусных пассажиров.

Человечки приблизились. Ими оказались отчаянно рыжий паренек с
усыпанным веснушками лицом и худая девочка, уши которой напоминали
ручки кувшина.

– Меня зовут Никита, – с достоинством заявил круглолицый, – а вас?

– Лена, – ответила кукла.

– А я – Егор, – отозвался седой.

– А мы – Маша и Костя, – представила лопоухая себя и рыжего. –
Мы еще в автобусе подружились.

– А я – Петя, – сказал Петя. – У меня дача здесь.

После нескольких бессмысленных официальных фраз было решено сыграть
в двенадцать палочек. Петька не знал этой игры, и рыжий Костя
стал ему, немного заикаясь, объяснять.

– Кладем дощечку на камень. На один край дощечки – двенадцать
палочек, а на другой – топает кто-нибудь из нас. Палочки разлетаются
в разные стороны, и – пока вóда _ ¹
их собирает – все прячутся. А теперь надо посчитаться.

– Скачет всадник на коне, на буланом скакуне, – затыкала пальцем
в стоящих кружком ребят лопоухая Маша, – королю несет поклон,
передаст и выйдет вон.

Водить выпало седому.

– Это нечестно! – запротестовал Егор.– Давайте лучше так: стакан
воды – выйди ты!

Вышел Петька.

Круглолицый Никита сильно топнул по доске, и палочки разлетелись
в разные стороны.

– Одна, вторая, третья, – бормотал Петька, ползая на коленках
по пыли и траве.

Когда он собрал все двенадцать палочек, от компании и след простыл.

– Наверно, они притаились в тех кустах, – предположил вóда
и направился к раскинувшейся неподалеку от переезда рощице.

Но там их не оказалось. Зато в кустах обнаружилась Петькина мама
с заплаканными глазами на бледном, перекошенном лице.

– Петенька! Сердечко мое! – мама схватила вóду и подняла
его над головой. – Живой! Радость моя!

Сильные руки крепко сжали Петькину спину и тут же опустили на
землю.

– Зараза! – мама так сильно ударила его по щеке, что он не устоял
на ногах. Упав, Петька взахлеб заплакал (его еще ни разу не били).

Мама прижала к груди голову сына и стала исступленно целовать
волосы.

– Я так испугалась, думала, ты под поезд попал. У меня чуть сердце
не разорвалось. Ну пошли, пошли домой.

– Меня, – всхлипнул Петька, – ребята ждут.

– Какие еще ребята?

– Из машин. Я их должен найти. Мы в двенадцать палочек играем.

– Нет уж! – голос мамы неожиданно посуровел. – Никаких ребят.
Домой!

Петька понимал, что когда мама серьезно настроена – сопротивляться
ей бессмысленно, но, тем не менее, исступленно орал и упрямо упирал
ноги в землю. А на холме он вообще упал на живот.

– Ну, ладно, ладно, – оттаяла мама. – Ну, давай вернемся. Сладу
с тобой нет, наказание господне.

Когда они подошли к переезду, автомобилей уже не было. Лишь вдалеке,
на другой стороне железнодорожного полотна, виднелся маленький,
покрытый тентом кузов военного грузовика. Машина, покачиваясь
в клубах дыма, медленно приближалась к горизонту.

– Ну, вот видишь, – сказала мама, вытирая Петькины слезы, – все
уже уехали.

– Не уехали, а спрятались.

Петька вытащил из кармана двенадцать палочек и, сжав их в кулачке,
отправился на поиски.

Побродив некоторое время там-сям, он зашел на кафедру прикладной
математики.

В просторной аудитории с лицами мучеников сидело несколько его
коллег-должников. Угрюмый профессор уже прибыл и, вяло оттягивая
удовольствие расправы, копался в своем пузатом портфеле.

– Можно? – робко спросил Петя.

– Да, конечно, пожалуйста, – отозвался профессор официально-вежливым
тоном, который не предвещал ничего хорошего. – Давайте зачетку,
берите билет и садитесь вот сюда.

– Перед самым носом посадил, ирод! – выругался шепотом Петя.

Билет достался, как назло, безнадежный. Петя не сомневался в своем
повторном провале, и, чтобы не тратить зря сил, взялся рассматривать
сидящих в аудитории. За его спиной плавилась от напряжения интересная
девчонка с очень броскими достоинствами. Лицо ее нервно пылало,
а дрожащие руки вертели карандаш.

В раздумье девчонка подняла глаза и случайно наткнулась на Петин
взгляд.

– Чего надо?! – шикнула она недовольно.

– Да так… Просто хотел сказать, что вам не идет так усиленно думать.

Девчонка презрительно фыркнула и отвернулась. А Петька опять взялся
разглядывать аудиторию. Кроме ближайшей соседки, в помещении не
наблюдалось ни одного интересного лица, разве что одна, круглая,
как блин, знакомая физиономия, расплывшаяся белым пятном на задних
рядах. Узнав круглолицего, Петька сразу забыл об экзамене и прочих
проблемах.

«Хорошо спрятался, ничего не скажешь», – похвалил он про себя
Никиту и, вскочив с места, чеканно зашагал в конец аудитории.

– Пала-выра , Никита! – зычно гаркнул Петя и хлопнул приятеля
по плечу.

Звук хлопка эхом пронесся по просторному помещению, отскакивая
от высоких

стен и потолка. Профессор, недоуменно приподняв брови, вытянулся
над своим столом.

В коридоре Петька глянул в замочную скважину двери аудитории и
увидел, что Никита улыбнулся ему, пожав плечами: нашел, мол, что
поделаешь?!

После неудачной переэкзаменовки Петька продолжил поиски остальных
игроков. Он поймал такси, положил яркие сумки с иностранными надписями
в багажник и велел везти себя домой. Настроение у Петра было замечательное.
Конечно, немаловажную роль сыграли и пара рюмок коньяка, опрокинутая
им в самолете, но главная причина его радости заключалась в другом.

– Представляешь, старик, – не выдержав напора радости, обратился
к водителю Петр, – пока я работал в Америке, жена родила!

– Да, ну! – искренне изумился шофёр. – И кого?!

– Девчонку! Все хотят мальчика, а мне – все равно! Поверишь? Нет?
Вот накупил в Штатах барахла и все ей, моей маленькой.

Автоизвозчик повернул свое необычайно конопатое лицо и, тряхнув
густым рыжим локоном, поздравил Петра с радостным событием.

– Костик? – осторожно спросил Петр.

– Ну… да… Нашел, нашел…Молодец…

Петр, смущаясь, прикоснулся к его плечу:

– Пала-выра, Костик.

Потом он достал из стальной плоской шкатулки двенадцать палочек
и показал их водителю.

– Хорошо вы от меня спрятались, ничего не скажешь. Но я вас всех
найду. Будь спок.

Отпустив такси, Петр Владимирович огляделся по сторонам и вместе
с развеселой, волнительно-торжественной толпой взошел по мраморной
лестнице во дворец бракосочетаний. Его стройная дочь в пышном,
напоминающем колокольчик платье, поднималась впереди всех под
руку с мужчиной в строгом, безупречном костюме. Сердце Петра Владимировича
бешено колотилось. Во рту все стянулось от сухости.

– Поздравляем, поздравляем, – доносились отовсюду десятки голосов.
А он даже и не знал, что ответить: голова кружилась, а глаза затянулись
полуобморочным туманом.

Наконец все закончилось, Петра Владимировича усадили за свадебный
стол, и он начал обречено пить.

После четвертого тоста отец невесты внезапно закипел злобой на
жениха. Петру Владимировичу стало безумно жалко отдавать свое
сокровище.

«Неужели, – думал он, – эти мясистые лапы будут тискать мою маленькую
королеву. Раздевать ее, трогать и прочее. Это же чудовищно!».

Чтобы не натворить дел, Петр Владимирович выскочил из-за стола
и отступил в курилку. В клубах дыма он увидел незнакомую женщину
со знакомыми чертами лица.

– Поздравляю, – улыбнулась она. – У вас сегодня счастливый день.

«Да уж, – подумал Петр Владимирович, – счастливей не бывает».

– Я – жена дяди жениха, – представилась женщина и выпустила густую
струю дыма.

Петр Владимирович сосредоточенно посмотрел на собеседницу. Она
была не по возрасту красива и привлекательна Единственный недостаток
– уши, неуклюже выпирающие из каштанового каре. Но он совсем не
уродовал ее привлекательный образ.

– Получается, мы теперь родственники? – улыбнулся Петр Владимирович.

– Выходит, так, – пожала плечами курильщица.

Он положил ладонь на предплечье собеседницы и, не обращая внимания
на изумленные взгляды гостей, громко произнес:

– Пала-выра, Маша!!!

В поисках оставшихся двух игроков Петр Владимирович заглянул на
побережье теплого вечернего моря. Он шел по каменистому пляжу,
раскрывая Петьке загадку приливов и отливов. В воздухе витал аромат
южных растений, смешанный с испарениями моря.

– Петя! – донесся до неспешно беседующих чей-то тоненький голосок.
– Смотри, что я нашла. Иди скорей!

– Дедушка, пойдем посмотрим, что там Маринка нашла!

– Ну пойдем, – снисходительно согласился Петр Владимирович и потрепал
внука по вихрам.

У босых ног вертлявой девочки лежала пупырчатая, гигантских размеров
звезда.

– Вот это да! – округлил глаза Петька. – Дедушка, ты видал?!

– Мать честная! – Петр Владимирович наигранно хлопнул себя по
лысине. – Это же бесценная находка! Давайте сфотографируемся рядом
с ней и отпустим ее в море, к деткам, а?

– Давайте, давайте! – запрыгала девочка, хлопая в ладоши.

– Светочка-а-а! Ты где-е-е?! Ау! – на пляже появилась полная женщина
с зонтиком, в развевающемся легком платье.

– Бабуля! Я тут такое нашла, такое! Посмотри! Это же бесценная
находка.

Бабушка Светы томной походкой подплыла к собравшимся вокруг морского
чуда.

– Какая прелесть – покачала головой женщина и присела, чтобы получше
рассмотреть звезду. А Петр Владимирович, старый волокита, не упустил
случая рассмотреть интересную женщину, которую он почему-то еще
не видел в здешних местах. Дородная, статная, спокойная Светина
бабушка выглядела настоящей аристократкой. В ней почти не было
изъянов. Разве что родимое пятно около левой брови. Но даже эта
необычная деталь ничем ее не портила.

– Так вот вы где спрятались, – довольно потер руки Петр Владимирович,
– а я-то думал, куда это вы запропастились.

Слегка смущаясь, Петр Владимирович прикоснулся к локтю элегантной
дамы:

– Пала-выра, Лена!

Дальше Петр Владимирович перебрался в палату интенсивной терапии
из палаты терапии обычной. Слабость и приставленные капельницы
не позволяли ему сделать лишнего движения. Рядом с кроватью сидели
дочь и обросший черной щетиной внук. На прикроватной тумбочке
краснели три гвоздички, покрывалась коркой утренняя перловка и
выдыхалась минеральная вода.

– Ты что, бороду решил отпустить? – спросил Петр Владимирович,
с трудом двигая языком.

– Да, дед, – пробасил Петька, – говорят, мне идет.

– Ну да, ну да… может быть…А я вот, вишь, совсем…

Петр Владимирович тяжко вздохнул.

– Вот что папа, – решительно вмешалась дочь, – ты мне эти штучки
брось. Что это такое?! Короче, слушай меня внимательно. Даю тебе
на поправку две недели. Кто будет рассаду сажать? А? Совсем тут
раскис. Ты возьмешь себя в руки, в конце концов?

– Сил нет, правда! – признался Петр Владимирович.

– Я тебе дам – сил нет! – погрозила пальцем дочь. – Ну, возьми
себя в руки.

– Ладно, возьму, милая, возьму. Обязательно возьму себя в руки.

Петр Владимирович погладил бледной рукой щеку дочери.

– Вот так бы сразу, – искусственно обрадовался внук.

Они еще много чего говорили. Подбадривали. Но Петру Владимировичу
было неинтересно их слушать. Вместо того чтобы слушать своих отпрысков,
Петр Владимирович смотрел в окно и думал о всякой чепухе – рыбалке,
автомобилях, ценах.

Он так увлекся своими мыслями, что не заметил, как дочь с внуком
ушли. Они ушли, оставив в тумбочке кучу бесполезных, обреченных
на порчу деликатесов. Они ушли, но зато пришел его сосед по палате,
очнувшийся после многочасового забытья. Он покосился розовым глазом
на Петра Владимировича и промычал что-то невнятное. Было ясно,
что сосед пытается сказать нечто важное, но не может справиться
с языком из-за трубок дыхательного аппарата.

Огромным усилием Петр Владимирович заставил себя повернуться на
бок. Сосед лежал недалеко, буквально в двух шагах, но чтобы прикоснуться
к нему, Петру Владимировичу пришлось перенести туловище за край
кровати. С трудом вытянув руку, Петр Владимирович дотронулся до
вялой кожи соседа.

– Пала-выра, Е… – прокряхтел он и рухнул на пол.

Петр Владимирович уже не увидел, как вбежала в палату суматошная
сестра, сделала ему укол и позвала санитаров; как его повезли
на каталке в реанимацию, как били током по сердцу. Он находился
совсем в другом месте: на обочине пыльной дороги, около шлагбаума.

– Молодец, всех нашел, – похвалила мама. – А теперь попрощайся
с ребятами и пойдем.

Петька помахал рукой круглолицему студенту, рыжему водителю, лопоухой
свадебной гостье, томной курортной даме и полуживому старику-альбиносу
и, взяв маму за руку, пошел с ней по дорожке к холму с крестами.

– Мама, мне было так интересно с ними играть, – признался Петька,
– жалко, что все так быстро закончилось. А еще жалко, что я их
больше никогда не увижу.

Мама остановилась.

– Ну мы же их никогда не забудем? Верно?

Петька задумчиво посмотрел на кружащую в сухих зарослях суетливую
бабочку и тихо ответил:

– Да. Никогда.

---

1. Вóда (дестк.) – сокр. от
«водящий».

2. Пáла-выра (детск.) – от «палочка-выручалочка».
Возглас водящего, при обнаружении спрятавшегося игрока. Употребляется
в играх «прятки» и «12 палочек».

Январь-февраль 2004.