Литературная критика

эту серию разговоров с разными, совсем разными людьми (собеседники:
музыканты, писатели, поэты, политики, etc), я решил назвать по
первой строчке известного стихотворения каммингса_ ¹. в нем, как вы помните, идет речь о любви anyone
и noone. в этом стихотврении есть Дети: children guessed (but
only a few and down they forgot as up they grew autumn winter
spring summer) that noone loved him more by more, есть Сон – древожды
лист (tree by leaf), птицежды снег (bird by snow) – ребенок и
сон составляют как будто реальность. есть пытающиеся обозначать
слова, и они = молчанию или крику или еще чему-то. что отсекает
ненужное. музыка может быть фальшивой. а может и не быть. кажется,
что так.

поэтому темы всех разговоров – ребенок и сон. потому что именно
эти две темы плохо поддаются вранью. если, говоря о своем сне
и ребенке внутри тебя, ты врешь, это выглядит так фальшиво, что
ты моментально исчезаешь, бесследно. тебя можно похоронить. вот,
собственно, и все.

I. Аня Герасимова (Умка)

Разговор с Аней Герасимовой имел место быть после концерта в фойе
клуба «Гагарин» на улице Терешковой, в Новосибирском Академгородке,
13 ноября 2004 года.

– Аня, ты можешь вспомнить, какой-нибудь очень классный сон,
который приснился тебе недавно?

Аня: У меня в последние два дня снились сны, связанные
с передвижением. Были два однотипных сна – я куда-то не успеваю.
Этой ночью был такой сон, что мы с Борей решили зимой поехать
в Крым, отдохнуть, оттянуться, а там стоит какой-то непонятный
транспорт – то ли параход, то ли паравоз, то ли автобус – который
должен сейчас или уплыть, или уехать в сторону Симеиза. А рядом
стоит грузовик, на котором мы приехали, и на его – как это называется…
крыле, что ли, стоит мой рюкзак. И я как-то не успеваю сообразить,
что и грузовик, и паравоз-параход отбывают одновременно. И я бегу
за грузовиком, машу руками, кричу «Стойте!», при этом водителя
я видела в лицом. И это был очень стремный момент, потому что
я бежала ему навстречу, а он от меня удалялся. Только во сне можно
объяснить, почему так было.

А позавчера во сне я из Вильнюса в Каунас должна была ехать. Тоже
была зима, такая Сибирь, и непонятно было, на чем ехать, то ли
на маршрутке, то ли на электричке. Я бегаю по вокзалу, электричка
ушла, а вдруг очередь на маршрутку, такая огромная очередь стоит,
человек сто таких мрачных советских пенсионеров, понятно, что
их не обежишь никак, а мне надо спешить на концерт, и я понимаю,
что надо взять тачку и на этой тачке доехать до Вильнюса почему-то,
там сесть на метро, доехать до вокзала там сесть в поезд. И я
беру тачку, еду за рулем, она с открытым верхом и больше походит
на велосипед или мотоцикл. Сияет солнце, кругом снег, а рядом
бежит таксист в семейных трусах и очень довольный, мол, «Я еще
могу! Я еще могу!» А я думаю: ему же, наверное, денег давать не
нужно, за рулем-то я, а не он. И я приезжаю в Вильнюс, где имеется
поразительное метро. Там такой эскалатор – размером с детскую
горку и с такой же скоростью едет вниз. И куча народу, карабкается
на эту горку и летит вниз, вжжжих… и они падают друг на друга,
потому что не успевают соскочить.

– А ты помнишь какие-нибудь свои детские сны?

Аня: Помню. Сразу вспоминается сон с первой песенкой,
которая мне в жизни приснилась. Про суповую страну. Такой был
сон, как бульончик. И там была песня: «В суповой стране медведи
суп едят…»

– Когда ты поешь песню, это похоже на сон?

Аня: Нет, когда я играю – это, максимум, бодрствование,
awakening, знаешь, в буддизме, как оно там по-русски переводится?

– А что во сне?

Аня: Все остальное. Правда, есть такие волшебные сны,
когда ты осознаешь, что это сон, и можешь им управлять.

– Такое бывает часто?

Аня: Достаточно часто. Обычно я в них летаю.

– А куда ты летаешь? Я, например, часто летаю, пользуясь
практичностью полета. Ну, например, видишь, что до дома осталось
сто метров, а там еще на лифте ехать. Тогда берешь и летишь прямо
с этого места на балкон.

Аня: Я иногда просто офигенно летаю. Вспоминаю во сне,
что летать очень просто, подпрыгиваю и делаю руками такие движения,
будто плыву.

– Ага, именно так.

Аня: Да, и получается, что я могу летать по комнате.
Потом вылетаю в окно, взлетаю высоко-высоко.

– Пикируешь? Ну, наклоняешься чуть вниз и… вжжих!

Аня: Нет, я не пикирую. Я летаю очень аккуратно. А
однажды я долго не могла заснуть, потом все-таки заснула, и прямо
с кровати, ногами вперед, полетела в окно. И летела с дикой скоростью
над ночными улицами. Это было очень здорово!

– Ага, а теперь вот такой вопрос. Есть что-то такое детское…

Аня: Детский центр.

– Что детский?

Аня: Детский центр. Есть такая вещь. То, что раньше
называлось, например, Дом пионеров или Дом детского творчества.
Идешь, бывает, и видишь название: «Детский центр». Я недавно видела
– «Детский центр «Умка»». То есть конкретно имени меня детский
центр. «Детский центр» – мы так решили – это то, что внутри осталось
от тебя маленького. И люди, в которых детского центра не осталось,
они довольно-таки стремные, с ними невозможно общаться.

– Угу, совершенно невозможно. А этот маленький – это кто
такой?

Аня: Это Я. Остальное наносное – это только способы
взаимодействовать с миром, чтобы мне не погибнуть.

– То есть, ты защищаешься.

Аня: В частности. Вообще, я все время действую, я не
могу только защищаться.

– А как ты действуешь?

Аня: Ну, ты сам видишь: я везде езжу, организовала
вот группу. Пою песни громко. Когда я пою песни людям, мой детский
центр как раз защищен, потому что он орет песни. Этого мне всегда
и хотелось в жизни.

– А когда ты защищаешься?

Аня: Обычно мы находимся в благоприятной атмосфере
– нас все любят. Но иногда происходят неприятные случаи: например,
стоит ограждение между нами и публикой, я говорю: ребята, идите
поближе, они пытаются отодвинуть ограждение, а идиот-охранник
начинает их по пальцам дубинкой лупить, такое было недавно вот
в Челябинске. И сразу вспоминаешь, как когда-то, когда ты был
маленький и хипповал, тебя самого вот так лупили.

– Тебя что-нибудь закрепощает?

Аня: Ха-ха-ха! Бюстгалтер. Полжизни мне попортил, пока
я не поняла, что можно без него тусоваться.

– Слушай, а в чем ценность этого маленького? Ты на этом не
слишком циклишься?

Аня: Как это – в чем? Это же Ты и есть. Здесь не идет
речь о ценностях и зацикленности. Это просто Ты. Каким ты был…
в четыре года. И если этот маленький в тебе погиб, это как если…
Ну, представь, у тебя стоит домик для какого-нибудь зверька. Кролика
или там ежика. Или хомячка. Ну, и живет этот хомячок у тебя внутри,
и классно. И если этот хомячок у тебя сдох, то ты начинаешь вонять.
Ты как домик теряешь смысл.

– А маленькие, они разные?

Аня: Конечно. Бывают веселые, невоспитанные, своенравные,
как я, когда была маленькой. Меня никто не бил, не ругал. Я была
очень свободная, делала всегда, что хотела. И меня очень любили,
потому что я всегда делала всякие интересные для взрослых штуки.
Из меня всегда перло что-то свое. А у другого маленький – тихий,
скромный, может быть, немного забитый, но все равно чудесный.
Бывают дети с такими глазами… они сидят в тишине, перекладывают
кубики и никто им не нужен. Они тоже замечательные. Я не могу
сказать, что я очень люблю детей, как это бывает у взрослых, –
ну, там по головке погладить – но когда мой человечек смотрит
на его человечка, это очень классно. В вас вот, моих друзьях,
есть внутренние дети, и нам общаться интересно. А когда общаешься
с тем, у кого сдох этот хомячок, получается довольно стремно.

 1 e. e. cummings

anyone lived in a pretty how town
(with up so floating many bells down)
spring summer autumn winter
he sang his didn't he danced his did

Women and men(both little and small)
cared for anyone not at all
they sowed their isn't they reaped their same
sun moon stars rain

children guessed(but only a few
and down they forgot as up they grew
autumn winter spring summer)
that noone loved him more by more

when by now and tree by leaf
she laughed his joy she cried his grief
bird by snow and stir by still
anyone's any was all to her

someones married their everyones
laughed their cryings and did their dance
(sleep wake hope and then)they
said their nevers they slept their dream

stars rain sun moon
(and only the snow can begin to explain
how children are apt to forget to remember
with up so floating many bells down)

one day anyone died i guess
(and noone stooped to kiss his face)
busy folk buried them side by side
little by little and was by was

all by all and deep by deep
and more by more they dream their sleep
noone and anyone earth by april
wish by spirit and if by yes.

Women and men(both dong and ding)
summer autumn winter spring
reaped their sowing and went their came
sun moon stars rain