Литературная критика

/Ричард Хелл «Погнали», М.: АСТ, Ермак, 2004/

Ну как не упомянуть фразу киберпанка Уильяма Гибсона, приведенную
неоднократно внутри и снаружи этой книги? «Книга мерзкая, отвратительная,
скабрезная, непростительная… Это надо читать!» Разве не заманчиво?
Хотя и не полная правда. Книга Хелла не отвратительнее и не скабрезнее
творений Берроуза, Буковски или визуальных фантазий Бердслея.
Вообще культура одной только второй половины ХХ века накопила
уйму артефактов куда более непростительных, а уж мерзких произведений
– просто штабелями. Но бесспорно, что «Погнали» – надо читать.
Может быть, не всем и не сразу, может быть, многим и постепенно,
но – надо. Потому что написано всё это поэтом. А, как известно,
в поэтах сочетаются беспримерная низость и безрассудная высота.

Погнали. Поначалу это достаточно спокойная исповедь в жанре sex-drugs-&-rock-n-roll.
Героиновый герой – какая-никакая, а звезда нью-йоркского панк-рока.
На дворе 1980. «Деньги – Джанк», такова несложная внешняя формула,
на которой произрастает наружная наркоаддикция героя. Но интонация,
взятая исповедующимся в своих прегрешениях (а именно этим герой
и занимается всю дорогу), постоянно сулит если не беду, то дичайшей
глубины отчаяние. В этом отчаянии мизерными крохами тонут все
приходы и оргазмы героя, редкими искрами тают в этой тьме все
его мелкие козни и прочие непростительные скабрезности.
И в этом цельнолитом отчаянии замешана поэзия, на которой и держится
вся книга. Поэтому почти с первых страниц, если уж автор тебя
«включает», тебе абсолютно не скучно: можно наблюдать именно ту
ситуацию, когда читающий сопереживает вместе с героем, но отнюдь
не сочувствует ему. Именно такого отношения к герою, кажется,
настоятельно требует автор.

Ричард Хелл, и это наверное самый главный его конек, умеет быть
откровенным – без западаний в мудрствование, хотя натура он сложная
и противоречивая, и без сползаний в безвкусицу, хотя иногда и
ходит по ее краю. В своих поэтичных отступлениях-рассуждениях-саморефлексиях
он порой говорит вещи банальные и избитые, но при этом абсолютно
не становится в позу и не теряет умного градуса своей откровенности.
К тому же, автор-герой местами весьма крепко ненавидит себя, и
делает он это действительно оригинально и захватывающе. Вообще
говоря, «Погнали» – это роман о ничтожестве и ничтожности. И если
существует классификация романов по такой тематике, то этот –
выдающийся образец. Речь, повторяю, идет не о скабрезных
мерзостях, но об атмосфере откровенной исповеди. Которая
чаще всего – за нарративом. «Никто, кроме верного скакуна,
не знает, чем занимается ковбой в пустыне – один. Он предается
своим потайным удовольствиям, не предназначенным для посторонних
глаз. Коротает ночь. Занюхав кокса, он – напряженный, сосредоточенный,
чистый – встает перед зеркалом и, затаив дыхание, достает из штанов
свой член в его предельной наготе. Когда же он наконец достигает
апофеоза в сладострастных потоках и струях млечной горячей спермы,
он вознаграждает себя хорошей дозой джанка и идет спать. Так завершается
день.» Не самый худший из его дней, худшие – впереди.

Жанр sex-drugs-&-rock-n-roll перетекает в классическую канву road-story.
Хотя, в общем, sex и drugs никуда не исчезают – это основное топливо
героя. Странный англичанин предлагает герою пригнать в NY из Калифорнии
автомобиль – «Де Сото Адвенчер» 57-года. Кроме того, вести в дороге
заметки-записи, консервировать свои впечатления от всего увиденного.
Кроме того, в дорогу поедет бывшая девушка героя, француженка
Крисса, в качестве фотографа. Деньги на расходы, на бензин, оплата
по прибытии, и на горизонте издание книги, а может быть и продажа
прав на экранизацию будущего сценария. Любовь к Криссе угасла
не совсем. Да и деньги нужны, а Нью-Йорк и рок-группа порядком
надоели. И они погнали.

Дальнейшее – рассказ о том, как не получилось ни заметок, ни сценария,
ни любви, ничего. Поиск впечатлений выливается в поиски хоть чего-нибудь
– метадона, спида, травы, а лучше героина. Большая страна Америка
превращается в рабыню взгляда героя: когда он на волне – он видит
интересную, своеобразную, драматичную и красивую страну, когда
у него отходняк – он вообще не хочет ее видеть, а то что все же
пролезает без спросу в зону его внимания, все это скучно или болезненно.
И это, если абстрагироваться от наркозависимой психики персонажа
– правда относительно человечества. Но не так уж это и просто
– абстрагироваться… Дело в том, что с самого начала путешествия,
еще когда он и она летят на самолете в СА, создается предчувствие
катастрофы. Уровень пессимизма и суицидальности часто зашкаливает.
Внутренний неврастеник героя еле держится за оболочку наружного
наркомана. Поэтому все наркотические моменты романа – абсолютно
не притягательны. Так же, как и поступки героя. Но вот его голос
– он звучит без фальши.

«Почему-то мне вспоминается детство: субботнее утро после
мультиков, когда ты выходишь из дому и идешь, не выбирая дороги,
потому что все улицы обязательно приведут или в кафешку, где вкусности,
или в какой-нибудь особенный магазинчик – например, магазин игрушек
и сборных моделей,…или в какое-нибудь укромное место в тихих полях,
где шелестели наши искрящиеся и настойчивые детские голоса. Для
того, чтобы их услышать, нужен был стетоскоп, а понять, что они
говорят, можно было лишь сердцем. Все, что было потом, – это уже
не то. Все, что было потом, – это как стены, фасады и переходы,
построенные неумелыми бездушными руками. Толкни посильнее – и
все развалится. Пейзажи Кентукки – как прорыв в бесконечность,
исполненную самых разных возможностей. Любое мгновение – начало.»
Одна из линий романа – возвращение героя в места детства
(Лексингтон, Кентукки). Однако – не в само детство. И в эти моменты
свидания с чем-то, еще похожим на то прошлое, которое законсервировано
внутри памяти – происходят прорывы какой-то более реальной реальности,
и все надломленно-депрессивное и ядовито-эгоистичное отпадает
и отсыхает ничтожными струпьями. Другая линия книги – невозможность
героя по-настоящему любить.

Надо заметить, роман этот – не для ценителей выверенной структуры.
Это достаточно свободный сюжет, с вольно болтающимися концами.
Несмотря на предчувствия беды или краха, герой возвращается в
точку старта road-story, чтобы продолжать свои прежние sex-drugs-&-rock-n-roll.
И тем не менее: от этой книги есть ощущение Книги. И есть ощущение
живого человека, и еще ощущение большой страны. Совсем не мало,
на мой взгляд.

«Я знаю, Богу на нас наплевать. Бог – это то, как устроен
мир. Но что-то во мне знает, что правильно, а что нет. Пусть даже
«правильно» – понятие относительное: то, что в данный момент соответствует
нашему настроению и дает нам душевный покой, то, что несет нас
в безличном потоке, который не прерывается никакими паузами, возникающими
от большого ума, от наших самолюбивых претензий и своенравного
эгоизма, от упорства в своих заблуждениях, от упрямого нежелания
понять… Бог – это то, как устроен мир, и у Бога есть воля, имя
которой – инерция. Мир не хочет меняться. Меняются только частности
и отдельные проявления, главная истина остается всегда неизменной.
Рильке как-то сказал, что единственное сражение, ради которого
стоит жить, – это сражение с непобедимым противником, когда человек
бьется с ангелами. Сам по себе мир не меняется, меняемся мы –
и только так изменяется мир.»