Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

три рассказа о любви

Часть первая, в которой описываются особенности охоты
конца двадцатого века, а герои, познакомившись, рассказывают
друг другу истории и где доказывается преимущество
собственного дома на море, перед брачными танцами на кладбищенской
аллее.

1.1.

Эту историю рассказал мне один знакомый, когда мы ходили с ним по
грибы, она заняла всю дорогу до дому, и вы сами можете
убедиться, сколько я в своем возрасте отвожу на пешие прогулки, но
речь не о том. Приключилась она в конце двадцатого века,
когда деньги еще знали себе цену, и люди их за это любили.
Мужчины в ту пору еще мнили себя охотниками, а женщин добычей, и
те отвечали им взаимностью. Порой они, правда, менялись
ролями, но общей картины это не меняло, главное каждый человек
за чем-то охотился. Рассказ мой, однако, совсем не про
охоту, и даже не про рыбалку, он, как бы это выразиться, о
превратностях любви или точнее ее отсутствия. Хотя может вам
покажется, что он совсем о другом.

В ту пору еще многие люди отдавали предпочтения большим городам,
поскольку считалось, что «там жизнь», как будто в маленьких
городах ее не было. Была, конечно, куда ж она денется, но в
больших городах она была, чего уж греха таить, веселее и
разнообразнее, а в маленьких скорее потише да поскучнее, хотя кому
что нравится, кому что нравится. Наша история произошла в
небольшом провинциальном городе, известном своей закрытой
фабрикой, производившей какое-то оружие, что в те времена,
кстати, тоже было модно. Правда к моменту рассказа фабрика была
и впрямь закрытой – поскольку ее оружие никто покупать не
хотел. Поначалу там пробовали фильтровать спирт на тех же
машинах, на которых до этого гоняли туда сюда обогащенный уран,
но люди, выпивавшие водку, изготовленную из этого спирта,
порой начинали светиться по ночам, и вообще были склонны к
разным аномалиям, а потому фабрику решили закрыть совсем.

Еще этот город приходился родиной пионера-героя Васи Плотникова,
умудрившегося за годы Великой Отечественной Войны убить и
съесть десятки немецких солдат и офицеров, потому что остался
один без родителей и сильно голодал, и за это награжденного
каким-то серьезным орденом. Сколько русских солдат и офицеров
пали жертвой его неуемного аппетита никто вероятно не знал.
Памятник этому патриоту, которого, безусловно, с полным
правом можно считать охотником, украшал главную площадь города.
Говорили, что его ваял в свое время молодой и неизвестный
тогда скульптор Церетели. Эту же площадь к концу двадцатого
столетия мирно делили Кинотеатр «Юбилейный», здание городской
администрации, стиснутое декоративными колоннами, как
колодками, и коммерческое кафе-ресторан «Чебоксары».

Герой моей повести – типичный молодой мужчина конца двадцатого века,
но охотником его можно назвать лишь с большой натяжкой. Он
слишком ленив, чтоб не сказать, труслив для столь суровой
стези. Наверное, некогда предки героя были мирными
земледельцами, а вот его непосредственный родитель поработал в свое
время на том самом закрытом заводе, в пору, конечно, когда
закрытым он был лишь в переносном смысле, и числился одной из
первых жертв фильтрованного спирта. Нет, он не начал светиться
по ночам, но внезапно день ото дня стал уменьшаться в
размерах. К началу нашей повести он уже был по пояс своей не
очень-то высокой жене и не собирался на этом останавливаться.
Врачи качали головами и прописывали различные антибиотики,
которые, увы, не помогали. Сам наш герой стоически переносил
семейную трагедию, ибо на свой рост пожаловаться не мог.
Девушкам он нравился – метр восемьдесят, как раз подходящий рост,
чтобы жениться и рожать детей, но наш герой детей рожать не
собирался, а собирался совсем наоборот заняться карьерой и
стать великим писателем или на худой конец журналистом. То
есть добычей его охоты, которую и охотой-то можно назвать
лишь с большой натяжкой, являлись в некой абстрактной
перспективе слава и деньги, а последние, как я уже говорил, тогда еще
знали себе цену, за что их и любили. Однако и к женщинам,
временами, объявлявшим его своей добычей и открывавшим на
него охоту, не в последнюю очередь из-за подходящего роста и
общественного положения, а надо добавить, что герой наш
работал в главной городской газете, он оставался неравнодушен. Он
любил гладить их волосы и вдыхать ароматы их женских
шампуней. Он любил ходить с ними в кино и держать их в продолжение
всего фильма за руку (или за ногу, в зависимости от степени
знакомства). Он любил говорить с ними и любил, когда они
следили за ним широко распахнутыми глазами. Это и являлось
одним из критериев его выбора, он первым делом смотрел им в
глаза, оценивая смогут ли они в должный момент распахнуться
достаточно широко, и если оставался доволен, брал у них номера
телефонов. Но до того момента, как он встретил героиню нашего
рассказа, ему никогда не приходилось испытывать нечто
большее, чем просто разочарование, если номера эти оказывались
липовыми. Причиной тому служил факт, что в те времена в
маленьких городах мужчин было гораздо меньше, чем женщин, и
последним все чаще приходилось самим превращаться в охотниц. А уж
таких, которые не светились по ночам и способны были
составить хорошую партию, и подавно приходилось искать днем с
огнем. Вот такие это были смешные времена.

Героиня нашего рассказа оказалось исключением из всех выше
перечисленных правил. Во-первых, сама она увидела свет в очень даже
большом городе Москве и на родину Васи Плотникова попала уже
в том возрасте, когда смена мест особенно не приемлется. В
большом городе остались толпы подруг и друзей, а принимая во
внимания красоту и надменность нашей героини, можно смело
сказать поклонниц и поклонников. Какая-то семейная тайна
заставила ее родителей сняться с насиженного места и искать
прибежища в маленьком городе, где жизнь, как известно, хоть и
теплится, но тихо и скучно. Это была тайна, о которой в семье,
живущей по строгому церемониалу, говорить было не принято
даже за столом. Она была как-то связана не то с маминым
одноклассником, не то с папиной однокурсницей. Даже решившись на
семейные узы, люди в те времена не переставали охотиться, уж
больно крепко засела охота у них в крови. Так случилось,
что, попав в маленький город, героиня, будучи девушкой разумной
и спокойной, решила не впадать в отчаянье, а приложить, как
можно больше сил, чтобы поскорее вернуться назад в большой
город Москву к бывшим и будущим поклонникам, ибо радость
охоты в больших городах особенно ощутима. Так случилось, что
она посчитала профессию журналистки максимально свободной и
удобной для передвижений, сравнимой со спальным вагоном
дорогого экспресса. Свобода вообще связывалась для нее с железной
дорогой, чьи рельсы исчезали в дымке, тончая и сплетаясь с
высоковольтными проводами. Даль дышала чугунными облаками.
Лес жался к насыпи, запах каленого железа щекотал ноздри, и
свисток паровоза, который радостно возвещал, что состав и не
думает тормозить у этого захолустного пустого перрона,
переворачивая нутро, вызывал что-то вроде маленького оргазма. Так
случилось, что она устроилась практиканткой в ту самую
главную городскую газету, где уже работал наш герой. И он узрел
ее.

1.2

Во-первых, она была не похожа на остальных девушек маленького города
имени Васи Плотникова, которые каждый день красились, как
на сцену, и одевались, как на карнавал. Она же красилась и
одевалась нормально, если вы понимаете, что я хочу сказать. Но
из жалости к несчастным девушкам и ради справедливости надо
добавить, что ей, уроженке большого города, не пришлось
сызмальства привыкать к роли охотника и самой выходить на тропу
войны, а потому и боевая раскраска была ей ни к чему.
Во-вторых, ее большие восточные глаза не только могли
восхитительно расширяться, но и проделывали это к месту и не к месту,
зная, как и деньги в те времена, себе цену, а оттого и любили
их тоже с достатком. В-третьих, у нее была самая большая
грудь, какую нашему герою приходилось видеть за всю его жизнь,
хотя плоскими девушек его родного города никто бы назвать
не посмел. Эти аргументы были настолько убедительными, что
через неделю их совместного пребывания в душной пыльной
редакции на пятом этаже некрасивого и будто стыдящегося своего
уродства дома, казалось, навечно опутанного ржавой паутиной
строительных лесов, наш герой не вышел, как обычно со всеми на
лестницу покурить, а остался в комнате. Ему повезло, что
наша героиня не курит, ибо воспитана в строгости и много себе
не позволяет. Как будто желая выглянуть на улицу, он подошел
к ее столу, стоявшему рядом с окном и, старательно изучая
широкий проспект имени Васи Плотникова, молвил:

– А вы знаете, почему в редакции нет красивых девушек?

Опытным нюхом уловив аромат далекой охоты, который хотя и не
представлялся ей перспективным, а она еще не знала, как ценится наш
герой среди девушек своего маленького города, но будоражил
и манил, как запах любой охоты, героиня сделала рокировку,
сделав вид, что не расслышала, чтобы просто сделать хоть
что-нибудь и успеть придумать остроумный ответ:

– Вы что-то сказали?

– Я сказал, вы знаете, почему в редакции нет красивых девушек, я
имел в виду не было...

Комплимент упал как-то косо, отозвавшись нехорошим глухим стуком, но
это ведь и не столица, – решила наша героиня.

– Нет, понятия не имею.

– Ну, так слушайте. Лет двадцать назад, был у нас в Газете такой
главный редактор, по фамилии... впрочем, вам его фамилия ничего
не скажет. Не хорош, не плох, начальник, как начальник. Пил
умеренно, как все, но к слабому полу был очень
неравнодушен, да вы не отворачивайтесь, это правда, интересно. И была у
него секретарша Алёна. Самая красивая девушка в городе, а
может и во всей области. Ну, просто писаная красавица, на
Клаудию Шиффер похожая. И надо же чтобы эта дура по уши
влюбилась в нашего, ну, то есть тогдашнего шеф-редактора. Обычный
лысеющий мужик, каких на каждой остановке пруд пруди, к тому
же женатый. Но у нас в городе издавна в смысле полов
наблюдается полный дисбаланс. И так и сходились они на заслуженном
шеф-редакторском столе, а потом разбегались кто куда,
редактор к жене домой, а она в свою комнату в коммуналке. И однажды
случилось чудо, и секретарша Алёна понесла, ну в смысле,
сами понимаете. А это по тем временам был грандиозный
скандал... да не смейтесь, это ж пятно на моральный облик советской
газеты! В общем, посоветовал он ей от греха подальше врача,
и оплатить обещал. А она ни в какую, мол, это против закона
божьего и тому подобное. А он ей, мол, дура, я партбилета
лишусь, а ты мне про закон божий. И уволилась она по
собственному. Ну, решил редактор забыть про нее подобру-поздорову,
благо с глаз долой и к тому же новая секретарша, не то чтобы
красавица, но и не кикимора. И то ли с новой у него не
заладилось, то ли на сантименты старого проказника пробило, но не
выдержал он, взял икорку из спецзаказа, Шампанского бутылку
и пошел к Алёне мириться. Приходит в коммуналку, а соседи
говорят, умерла она, дескать, третьего дня руки на себя
наложила и в комнатке своей повесилась. И ведь только, только из
больницы выписалась. Операцию делали. Ну редактор погоревал,
выпил Шампанское с соседями за упокой, а дальше, решив
помянуть Алёну в рабочем интиме, поехал назад в редакцию, благо
жены все равно нет дома, она с любовником в цирк пошла.
Приехал, купив по дороге штоф водки и горьких яблок, и разлегся
на том столе, где чудо у них случилось, да не хмурьтесь вы, я
шучу. Слушайте же. И как только выпил он первую рюмку,
видит в луче лунного света она стоит – Алёна прекрасная. Он и не
слышал, как вошла. – Что ж ты, – говорит, – меня хоронить
собрался, не видишь, живая я. Это только ты мертвый! –
сказала и исчезла. А у него на следующий день инфаркт миокарда. Он
жене только успел «исповедаться» и отбыл, за Алёной за
своей.

– Это все? – вежливо спросила героиня, хранившая во время рассказа
молчание. Самое на ее взгляд безопасное и вместе с тем
привлекательное поведение. Ее глаза, казалось, вот-вот воспарят,
взмахнув ресницами, к потолку. – А причем тут красавицы?

– Ну как? – деланно удивился наш герой, – После такой истории к нам
красивые не идут, примета плохая.

– Скажите, а вы это только что придумали, или каждой практикантке
рассказываете?

Героиня решила на всякий случай слегка охладить его охотничий пыл,
но было поздно, будущий великий писатель уже с неожиданной
для самого себя ретивостью открыл охоту на большую грудь. Его
несло.

– А не сходить ли нам куда-нибудь выпить? – чужим развязным голосом
спросил он, – Прямо сейчас.

1.3

Но прежде, чем дать согласие, или как-либо иначе вознаградить его за
охотничий задор и смекалку, наша героиня должна была
посоветоваться со своим главным интимным другом, без которого
давно уже не мыслила ни одного важного решения в своей жизни. И
место практикантки в газете равно как и журналистика в
перспективе строжайшим образом были оговорены и согласованы с
Тамарой. Тамара – была ее ясновидящей куклой, доставшейся нашей
героине при самых странных чтобы не сказать страшных
обстоятельствах. За черные тугие косы и черные же бездонные глаза,
а так же за общий бледный вид, она получила свое имя в
честь героини лермонтовского «Демона», и хозяйка свято верила,
что под простеньким темно-серым платьем, нашитом прямо на ее
тряпичную плоть мощным потоком струится, кипя, голубая
царская кровь. Тот день, когда она получила Тамару в подарок,
героиня наша не забудет никогда, так же, как и день
предшествующий. Ей было лет шесть и она играла одна во дворе своего
дома, капризно ползая по песочнице с красным пластмассовым
ведерком. Ее главный дворовый поклонник заболел, другой был
наказан и сидел под домашним арестом, и одиночество, которому
она неожиданно была предоставлена, тяготило ее. И вот, когда
наша героиня, в конец отчаявшись, собиралась уже домой, во
двор быстрым шагом вошел, почти вбежал, высокий человек в
черном плаще. Лицо его, сколь наша героиня не напрягала с тех
пор свою память, так и осталось словно скрытым за светлой
непрозрачной пеленой, но она хорошо запомнила руки, когда он,
присев возле песочницы, протянул их к ней. Белые мучнистого
цвета с неимоверно длинными пальцами, она больше ни у кого не
видела таких неприятных длинных пальцев.

– Принцесса, – сказал ей мужчина, – хочешь мы сыграем в одну игру?

Наша героиня, твердо заучив, что с незнакомыми разговаривать нельзя,
молча смотрела на него исподлобья.

– Сейчас сюда придут дяденьки в форме, – ничуть не смутившись,
продолжал мужчина, – и мы им скажем, что я твой папа, и весь час
играл с тобой в песочнице. Понимаешь, принцесса, я все время
был с тобой в этой песочнице.

– Ты не мой папа, – наконец ответила наша героиня. Странно, что она
совсем не испугалась. Может, потому что говорил мужчина
весело и совсем не страшно. Или потому, что впервые тогда
вдохнула далекий манящий аромат охоты, которой однажды должна
будет подчиниться вся ее жизнь, а как же иначе, такие это были
времена, и к которой она уже инстинктивно готовилась, не зная
ее в лицо.

– Конечно, нет, – рассмеялся в ответ мужчина, – конечно, я не твой
папа, но так в том и состоит игра.

Этот довод окончательно убедил наша героиню, оказавшуюся во власти
каких-то чар, которым она при всей своей спокойной
разумности, противостоять не могла. Действительно через пару минут во
двор вбежали несколько человек в форме с пистолетами в
руках, и увидев их, тут же направились к песочнице. Они были
чем-то расстроены или просто устали, и хотели, было побить
странного мужчину в черном плаще, но героиня наша отлично сыграла
свою первую в жизни роль, подтвердив, что это ее папа и что
они целый день, никуда не отлучаясь, играли во дворе. Тогда
люди в форме расстроились еще больше, и, размахивая
пистолетами, убежали куда-то, а мужчина, подождав, пока они
скроются из виду, ласково поблагодарил, не пытаясь, однако,
дотронуться до нее, чего она очень боялась с самого начала их
«игры», и тоже ушел, не оглядываясь, в другую сторону. И
ограничься все этим, может, и не стала бы эта встреча столь
путеводной в жизни нашей героини. Но на следующий день странный
мужчина вновь появился в их дворе, только на этот раз одет он
был в глухой серый костюм и серую шляпу и нес подмышкой
большой газетный сверток. И так же, не притрагиваясь к ней, он
осторожно положил сверток на край песочницы и сказал:

– Вот тебе принцесса от твоего игрушечного папы. Еще раз большое спасибо.

И сказав это, он окончательно исчез из их двора и ее жизни.

Как вы, наверное, сами уже догадались, в том свертке, запеленатая в
ворох газет спала будущая царица Тамара, прикрыв бездонные
бесстыжие глаза смольными косами.

После этого случая героиня наша внезапно заболела скарлатиной, и
месяц провалялась в кровати, причем в минуты бреда ее навещал
черно-серый мужчина, меняя плащ на костюм, и нежно подолгу
разговаривал с ней. Он и поведал ей о чудесной способности
Тамары предвидеть, то, что было, и забывать, то, что будет, и
рассказал, что это не просто кукла – а кукла-хранитель, и
пока Тамара рядом, героине нашей ничего не грозит. Еще он
предсказал ей, что в логове людоеда, кукла спасет ей жизнь, но
может, это приснилось ей после страшных немецких сказок,
которые мама читала ей на ночь, наивно полагая, что они
безобидней женских романов, хранящихся в родительской спальне.
Впрочем, речь не об этом.

С тех пор наша героиня всегда советовалась с куклой, как ей
поступить в той или иной ситуации, особенно, когда дело касалось
интимных сторон охоты, в которые ни к чему посвящать родителей
или даже близких подруг. Технически это выглядело так. Сзади
у куклы был встроен маленький магнитофончик, и с его
помощью Тамара могла поведать миру некий набор фраз и понятий,
которые если, и годились для простых житейских переделок, то в
серьезных и жизненноважных для охоты вопросах не раз давали
промашку и потому не годились. На этот случай у Тамары
имелась кнопка, нажимая на которую можно было записать свой
вопрос. Для получения ответа нужно было нажать другую кнопку, и
Тамара голосом своей хозяйки давала короткие, но точные
советы в самых сокровенных и запутанных ситуациях. Так например,
приблизив к себе нового поклонника, наша героиня, вдавливая
побелевшим пальцем заветную кнопку, томным голосом
добровольной жертвы вопрошала:

– Тамарочка, милая может еще подождать?

– Дать! – твердо отвечала кукла, и наша героиня, бросив в сумочку
пачку презервативов, летела на свидание.

Или утомленная долгими домогательствами солидного охотника из
папиных знакомых, она устало шептала на ушко своей советчице:

– Ну что, Тамарочка, может согласиться на минет?

– Нет! – категорически заявляла та, и наша героиня с явным
облегчением посылала к черту старого шалуна.

Вы скажите, что ответы на столь душещипательные откровения были ни
что иное, как обрывки самих вопросов, не записавшихся
полностью в силу износа маленького механизма. Ну и что, – ответила
бы вам наша героиня, – главное, что они всегда верны. И я не
берусь судить, кто из вас прав.

Но в этот раз все вышло по-другому, едва Тамара услышала вопрос,
касающийся нашего героя, она закатила бездонные глаза и, издав

жалобный скрип, наотрез отказалась отвечать. Такого с ней еще не
случалась, и наша героиня легла спать, озабоченная и
взволнованная сверх меры, и много часов ворочалась в постели, пока ей
не пришло в голову утешить себя, после чего она, наконец,
уснула, прикрывая ладошкой свое главное оружие в этих столь
утомительных, но и столь забавных охотничьих играх.

1.4.

Всего этого наш герой, безусловно, знать не мог. Но его душевное
состояние, омраченное первым отказом новой добычи, быстро
прояснилось, коль скоро он придумал слегка изменить свою
охотничью тактику. Он прекрасно понимал, что для активной роли у
него не хватает ни желания, ни опыта, и решил обратиться к
своей привычной жеманной роли объекта, а не субъекта, охотничьей
суеты. Он знал, что заинтриговал надменную москвичку (даже
после нескольких лет, проведенных героиней в маленьком
городе, в ней безошибочно узнавали столичную жительницу) и что
поздно или рано она, убедившись, что он единственный, кому
гордая девушка может вверить столь ценную грудь, не отказываясь
от своей гордости, сама обратиться к нему. И он, конечно,
не заставит себя уговаривать, это было бы слишком. Москвички
к такому не привыкли. Понравилась ему и история про Алёну,
выданная экспромтом в охотничьем азарте и вполне сносная для
охотника-любителя. Правда вечером того же дня ему
показалось, что он уже где-то слышал эту сказку. Словно кто-то другой
говорящий в его голове, но находящийся вне ее, оспаривал у
него авторство. И чем дальше он думал об этом, тем больше он
сомневался в ее сказочности. Но такое случалось с ним и
раньше, когда он читал и перечитывал свои робкие пробы пера до
тех пор, пока полностью не уверялся, что написаны они не им,
да и вообще скорее напоминают собой не плод фантазии, а
слепок какого-то недавнего события, произошедшего не здесь и
рассказанного ему кем-то другим. И вечером того же дня он сидел
с родителями за столом и ел горячие оладьи с малиновым
вареньем. И рядом с ним на табуретке сидела женщина, родившая
его, а по другую сторону на высоком стуле с вертящимся
сиденьем сидел его маленький сморщенный отец, жертва фильтрованного
спирта, так же внесший в его рождение свою лепту, и мать
радостно рассказывала герою, что отец уже месяц держится на
отметке метр двадцать, и что знакомая врачиха читала про новое
французское лекарство, а отец молча жевал оладьи и по
собачьи смотрел на мать маленькими печальными глазками, а наш
герой слушал ее и думал, как было бы хорошо, если бы они оба
исчезли куда-нибудь, не далеко, конечно, и не навсегда, но
хотя бы на время его охоты на большую московскую грудь, хотя бы
на время его юности, хотя бы пока он не станет великим
писателем и будет жить отдельно в большом доме у моря с красивой
женой и породистою собакой, и охотиться лишь на слова, ибо
все остальное будет иметь в достатке. А надо сказать, что
отсутствие собственной отдельной квартиры в ту пору сильно
затрудняло охоту, превращая ее под час в неблагодарное и
унизительное занятие. Да, такие это были смешные времена.

1.5.

Итак, поскольку наш герой не мог пригласить нашу героиню к себе
домой, провести романтический вечер у камина, закутавшись в плед
и попивая шампанского, впрочем, и камина у него, конечно,
никакого не было, он был вынужден вынести свою охоту на
просторы ничьей земли, так сказать, на нейтральную полосу,
которая в провинции гораздо беднее и однообразнее, нежели в
столице. Наша же героиня, переспав со своей тревогой, решилась на
этот шаг, больше от общей скуки, подобно сказочному людоеду
подстерегавшей ее во всех закоулках маленького города, чем
по велению сердца, хотя в одном наш герой был прав. Он
действительно заинтриговал ее и, хотя она прекрасно понимала всю
ценность своей большой красивой груди, и сама не раз
применяла ее, в виде тяжелой артиллерии, помогая очередному охотнику
наметить себя очередной жертвой, а, может, именно поэтому,
она была не прочь освежить почти забытое в этом захолустье
искусство, оттачивая его на далеко не худшем представителе
местных самцов. Итак, она милостиво напомнила нашему герою на
следующий день о вчерашнем предложении и позволила
пригласить себя на рюмочку другую в кафе-ресторан «Чебоксары», ибо
это было, пожалуй, единственное место в их маленьком городе,
достойное стать плацдармом для нежных охотничьих танцев. А
надо сказать, что в те времена каждой охоте предшествовал
своего рода Vorspiel, некое подобие ритуального задабривания
капризных ее божков и, по сути, полнейший атавизм.

В «Чебоксарах» царил душноватый полумрак, должный по задумке авторов
обеспечивать интим, и из маленьких колонок под потолком
патокой разливалась душноватая музыка. Да это не столица, – с
горькой улыбкой подумала наша героиня, элегантно распределяя
заветный бюст на маленьком столике. Взбив его до максимально
волнующей консистенции, она обратила горькую улыбку к
нашему герою, но не нашла понимания, так как он в этот момент
озадаченно и, казалось, сердито изучал меню. «Ничего себе, –
думал он, – ничего себе». Наш герой, несмотря на свое
устойчивое общественное положение, еще не успел к своим 2... годам
привести его в соответствие с финансовым и в кафе-ресторане
«Чебоксары» сидел впервые.

Все не так плохо, – думал он, судорожно пытаясь вспомнить, сколько
он взял с собой денег, – если она не закажет шампанское, все
еще можно спасти.

Тут даже я затрудняюсь сказать, что сейчас больше заботило нашего
героя, большая ли грудь героини, аппетитно выложенная перед
ним на маленьком столике, или количество денег в его кошельке,
которые в те времена еще знали себе цену, и потому могли
соперничать в притягательности с теплой девичьей плотью.
Кстати о плоти, героиня чувствовала, что сильно потеет, и это ее
весьма заботило, еще не хватало, чтобы на новой блузке
вокруг грудей и подмышками проступили позорные пятна. Не в силах
сладить с душным сумраком и приторной музыкой, бесспорными
виновниками ее столь обильного потовыделения, она тихо начала
проклинать нашего героя, притащившего ее в столь коварное
место, где она вот-вот могла стать посмешищем не только для
него, но и для прочих самцов этого противного, да, противного
маленького города, сидящих вокруг и пожирающих своими
сочными губами жесткие шашлыки, а своими заплывшими жиром
глазками, и она это прекрасно знала, да знала, ее большую
московскую грудь.

– Если она не закажет шампанского, то нам может хватить даже на
кофе, – думал в это время наш герой и на сладкий вопрос, – Что
желаете? – он твердо ответил:

– Пиво.

Наша же героиня сидела, насупив бровки, и глаза ее уже не рвались
никуда упорхнуть. Она злилась и потела, и от этого злилась еще
больше.

– Знаете что, – наконец капризным голосом сказала она, – принесите
мне шампанское.

Продолжение следует.