Литературная критика

Согласно давней своей манере, ознакамливаюсь с толстыми журналами от
конца к началу. По осени – и в этом у меня нет никаких
сомнений – необходимы «толстяки» питерские, с их особым
интонационно-тематическим температурным режимом, с их пестрой,
актуальной и дистанцированно-возвышенной персонажностью. Что
иногда способно вогнать в сезонную депрессию. Но не на таких они
напали.

С самого финала читателя встречает жизнерадостный «Печатный двор» и
его обходчик С.Гедройц. Он рассматривает одну книгу –
Людмилы Штерн и одну журнальную публикацию – Владимира Алейникова,
затрагивающие, и нешуточно глубоко, фигуру-легенду-миф
С.Довлатова. Рассматривает бойко, легко, умно и внимательно –
так, что от Л.Штерн остается один только кривой знак вопроса,
а от В.Алейникова – абсурдистское и хроменькое, но
оправдание. В общем же впечатление совершенно определенное: ежели
Довлатов позволял себе допридумывать небывальщину живым своим
знакомым в своей прозе, то теперь – по специальному
космическому закону – живые его знакомые пишут, что хотят о ныне уже
ставшей метафизической фигуре-легенде, о «Сереже», «Сергее».

Длится и продолжается раздел «Из города Энн», где поисками среди
волн своей памяти занят Омри Ронен. В сентябрьской «Звезде» – о
«Мертвецах». А именно – о друге молодости и зрелости
Роберте Хецроне. Настоящий эстетский мемуар филологического цвета,
лишенный лингвистических перегрузов, – вещь я бы сказал,
сверх-петербуржская, но не в Москве же длить и продолжать
подобный кружевной ажур. Элегическое, меланхолическое,
гармонично-степенное настроение, а наполнение – словно перечитываешь
«университетские» участки набоковских «Себастьяна Найта» или
«Пнина». Не меньше.

Честное слово, читать «толстоиды» с конца – подлинное удовольствие
для ментально-эмоционального аппарата. Знаешь, что к началу,
как обычно, будет хуже или тяжелее, или предсказуемее – и
запасаешься «облегченным», живым и позитивным зарядом
«довесков» и бонусов. Вот с литкритикой выступает специалист по
номинативной динамике русского языка, а также по литературе XIX
века и постмодернизма Светлана Пахомова. Рассматривается
творчество Людмилы Петрушевской. Чьи творения в унылые и
похабные 80-е назывались не иначе как «чернуха». Теперь, в
просвещенном и объективном 21-м веке (где никакой банальщины вроде
делений на десятилетия нет и не будет) проза Петрушевской
видится как особый извод замаскированной трагичности, даже (об
этом Пахомова и прочие все-таки боятся сказать прямо)
современного гностицизма, родственного разве что с трагизмом и
гностицизмом (sapienti sat) Зощенко. Параллель с Зощенко
критиком взята у коллеги А.Барзаха и раскручена на полную. В ходе
исследования использованы смешные цитаты из Петрушевской,
Пруст, герои Шекспира и размышления Жолковского. За
Петрушевскую не стыдно и не страшно. За это вот: «Ее, кстати, было за
что уважать: во-первых, цельная, чистая, честная натура. Не
врала никогда! Имела принципы, не срала в чужой уборной ни
при каких обстоятельствах». (Цитата из повести «Маленькая
Грозная».)

Михаил Эльзон с исследованием «Когда и о ком написан «Тараканище»?»
очень интригует своим желанием разобраться, Сталина
изобразил Чуковский под видом усатого прусака-мерзавца или не
Сталина. С датировкой путаница. Николай Васильевич Корнейчуков был
непрост и шифроваться умел почище Штирлица.
Мистификаторствовал не хуже Сирина. Аллюзировал, интертекстуировал,
коннотировал. А вы говорите – Мойдодыр. «Кто призвал Воробья
(варяга) из-за «синего лесочка»? И имел ли в виду автор именно
такой, уже опробованный большевиками, выход из положения?»
Вопросов больше, нежели ответов. Всё непонятно до конца.
Наверное, тем и прекрасно. Великолепно незавершенная затея. Зато –
с цитатами из «Театра» Гумилева и ужасающего доныне
«Червя-победителя» Э.По. На мозг наваливается что-то неистребимо
насекомое…

Хороша публикация будущего (надеемся) учебника по литературе для
российских школ, подготовленного профессором СпбГУ И.Н.Сухих. В
сентябрьской «Звезде» – раздел о русслите позапрошлого
века. Жалеешь, что учил родную литературу в школе не по такой
книге; такой учебник, ходи он самиздатовскими ногами по рукам
в советское время, гарантированно имел бы статус
«посадочного», впрочем, как и всё, издаваемое в наш просвещенный и
продвинутый 21-й век. Всё обстоятельно, без перекосов и
мракобесия, с длинными цитатами нобелевской речи И.Бродского, с
вдумчивым отношением к истории-матери и социуму-отцу. Не без
мягких непроартикулированных обобщений – «Последний царь был
прекрасным семьянином, но слабым, недальновидным, много
ошибавшимся правителем России». Зато цитируется целиком
«посадочная» (кажется, номинально даже в наш продвинутый 21-й век)
Л.Гинзбург, и «Философическое письмо» П.Чаадаева, и слабые
(кармически) возражения Пушкина Чаадаеву, и тютчевская шуточная
метафора «оттепель», которую «потянул» позже некий
осмелевший советский писатель.

Проблемы далее. В.Кавторин и Л. Семашко с материалом «Чему может
послужить избирательное право детей, исполняемое родителями?».
После Беслана, на момент наступления необходимости четкой
организации антитеррористической социальной базы, плюс к этому
– в ситуации «старения общества», депопуляции т.е.
экспроприации свобод детей и молодежи поколениями стариков, статья
является едва ли не острейшим материалом номера. Много
информации о подобном же движении на Западе, имеющем не один год
опыта существования в западных демократиях. Естественно, у
обвального процесса Антитеррор есть свои неоспоримые минусы,
завязанные на дремучей диалектике нашей чрезмерно
очеловеченной планеты. Антитеррор удобно может быть использован в
неблаговидных политических целях, может покрывать черные дыры
Нового Мирового Порядка и т.д., но также способен вывести
социумы из ступора цепной агрессии, защитив наиболее незащищенные
младшие слои. А еще можно себе представить (без паранойи,
просто с привычной нам житейской опытностью) как именно могут
голосовать родители за себя и своих детей на территории
бывшей 1/6-й. И насколько влиятелен в этом случае все тот же
новый мировой порядок глобальных капиталов. И еще одно
скользкое место, хотя в нем сосредоточен светлый пафос национальной
надежды: «Мы уверены, что в подавляющем большинстве
родители знают реальные потребности детей, поэтому политический
выбор родителей будет адекватным». Надеюсь, далее
комментировать излишне. Надо ознакамливаться и вникать. Потому что
имеется не очередное «точение лясов», но конкретный разговор о
«юридическом стержне нового закона».

Тема блокады Ленинграда – традиционная для «Звезды». На этот раз –
публикация документов немецких штабов и доклада Гиммлера по
РСХА, взятых из Центрального архива ФСБ России, публикация,
подготовленная Дм. Хохловым. Все документы – подробные
описания обстановки внутри блокады, с таблицами цен на продукты, с
перечислением средств снабжения, новой продукции
предприятий, с исследованием настроений и уровня пропаганды. Армейские
тактики и политические стратеги (СД) обладали полным
набором информации. Не помогло. Но позволило Гиммлеру заявлять
незадолго до штурма нашими Берлина: «Пусть каждый узнает, с
каким грубым, холодным как лед противником мы имеем дело». Опыт
обороны Ленинграда планировался к использованию при
возможной обороне Берлина. А известно им было даже вот такое:
«Мясо, масло и жиры менялись только на хлеб. На базаре нужно быть
очень осторожным, чтобы не быть обманутым, например, вместо
мяса можно купить лошадиный навоз, искусно запеченный в
панировочных сухарях».

К 150-летию И.Ф.Анненского – подборка неопубликованных писем,
вошедшая в выпускающуюся книгу «И.Ф.Анненский. Письма». Многая
научно-издательская переписка. Аристократический стиль и вкус.
Некоторая изломанность. И – несколько чересчур личных писем
к подруге, даже за давностью времен читающихся в журнале
как-то нехорошо, словно через плечо, будто недостойное
подглядывание. Сила таланта? Возможно. А может быть – перекос в
истории литературы? Наверняка. Одно дело – «Если бы Вы нашли
возможным немножко коснуться дружеским пером до моей статьи, то
мое безусловное доверие к Вашей авторитетной осторожности
приняло бы поправки Ваши только с признательностью…» и совсем
другое – «И я решил, что я скажу Вам:… …», нет, это нельзя
для всех неизвестных неведомых читателей, нехорошо это,
дурно.

Новые переводы – С.Беккет с новеллой «Компания» (1979г создания),
перевод Лии Левиной-Бродской. Поток сознания – значит, без
препинания знаков. Все тот же сухой мрачный безвыходный
безвариантный нобелевский ящер Беккет. Жуть и мрак. Деменция и
кататония. Кстати, по инерции своей читал «Компанию» задом
наперед – по абзацу от финала к началу. Вполне можно и так.
Потому что – намиксовано о смерти, о последнем, о гаснущих
воспоминаниях, о неизбежном, о важном, неважном, невосполнимом,
повторяющемся, малом, всеобщем, о смутных просветах иллюзий в
мрачных колыханиях угасания, о необходимости компании,
необходимости в которой в общем-то и нет. Для подлинных ценителей
маниакально-метафизического минималистского обездвиживания.
Есть там одно воспоминание, детское, о ежике… Зачем все эти
маленькие пушистые существа так гибнут, когда мы еще дети?
Зачем Беккет так прямо в морду читателю, когда о ежике,
бросает всё это – «Смрад. Месиво.»? И нет ли здесь трудностей
перевода, когда написано «Неназываемый», а по контексту
непонятно, идет ли речь о диаволе или же о Неизъяснимом?

Завершение публикации романа Леонида Зурова «Иван-да-Марья» о
русских судьбах Первой мировой – текст, который стоит прочесть
целиком, вернувшись на номер назад. Были случаи в войну, когда
самоубийство не считалось христианским грехом.

Николай Крыщук – о дневнике своего отца. Невыдуманные отрывки из
фронтовых записей. Честно, без идеализации, без пафоса. И снова
– позор советской армии, смешанный с её боевой стойкостью.
Стыд, дичь и чудо. На день 1 мая и накануне германской
капитуляции, например: «Все перепились… полковник Миленин…
напился до предела. Пришлось отнести домой. 2 мая. Утром
обнаружили мертвого кр-ца Алексеева (телефонист, парикмахер). 3 мая.
Получил акт вскрытия Алексеева Б.П. Умер от задушения
рвотными массами.». Жестяк.

Писательница Нина Катерли с текстом «Вторая жизнь». Its my life. Не
обошлось без Сергея Довлатова. Случаи из жизни, описанные с
избирательным изяществом. Если бы не обилие известных (не
только культуре СПб) фамилий, это читалось бы бледнее и
преснее. Впрочем, критически рассматривать подобные мемуары не
имеет смысла, это всё равно что критически рассматривать чью-то
жизнь и соседние с ней жизни. Лучше давайте жить дружно и
давайте будем, наконец, людьми. Давайте, а?

Но не таков Вячеслва Вс. Иванов, написавший миниатюру «Разрушение
гостиницы» – о производственной деструкции гостиницы «Москва»
летом 2003-го. Никакой дружбы с, ну если не мразями, то
недочеловеками, оголтелыми жандармами или жадно-глупыми гуннами
на пороге римских гигантских ангаров с пряностями для
патрициев. «…пыхтя тащат куски дверей из тех номеров обесточенных
верхних этажей, где уже выламывают из стен звукозаписывающие
устройства…» И здесь Сталин и Зощенко. И вся светлая
параноидальность нашей недавней культуры. С точки зрения нашей
нынешней культуры – шизофренической.

Поэзия парижанина Василия Бетаки. «Стихи о стихах», в т.ч.
«Ода-баллада (о том, как делать стихи)» и «Меа!». А я так надеялся на
рифму к слову «рифма»! Не тут-то было. У корифея следующее
срифмовано – «и того же Рима» с «сотворенный рифмой». Сойдет
и так? Ну уж нет.

Заведующий в «Звезде» поэзией Алексей Пурин с подборкой
стихотворений напоминает, что он недаром и не зря заведует.
Квалификационный аттестат предъявлен. Практически классика. «И
благодушные холопы // узнают гнев Нехепру-Ра: // вот он, Озирис
Неизменный, // с бичом, змеящимся над ним, // ночная бабочка
вселенной, // секирокрылый серафим!» Полный зачет! А рифма «с
Бальмонтом» – «с … понтом», что же – сама просится. Есть и
иные приметы jet-set-поэзий: «Вот так и с Тем, о Ком в таком //
контексте думать – грех, о Ком // и вспоминаешь только в
этом // контексте (есть Он, а поди // найди!) и видишь: Он в
груди // Твоей горит нездешним светом.»

Абсолютно не грех заканчивать всё что угодно – хорошей метафизической поэзией.