Онтологические прогулки

Второй сезон. Осень

         1

Что погубило мир? Красота. Это ж очевидно. Бытие променяли на красоту. Трепет перед святостью променяли на удовольствия. Бытие нельзя купить, ты можешь быть достоин  или недостоин его переживания; бытие есть и ты ему либо верен, либо предаешь его. Третьего не дано. Красота продажна, у нее тысячи личин и изменчивых трюков обольщения. Цивилизация окончательно рухнула, когда вышла на красоту потребления, то есть на эстетику сытости.

       Нет, греки служили бытию, красоту придумало новое время. Древние египтяне тысячи лет не меняли эстетику, ибо центр внимания был – бытие. Ну, индийцы – это особая песнь: нуль красоте, всё внимание центру сознания. Даосы: в красоте нуль правды. В западной Ойкумене сопротивление культу красоты (и сексуальности, переведенной из сферы эроса в сферу удовольствия: как предельной формы утраты духа) оказывали, быть может, только мы, русские. Да, считайте, что мы просто примитивные олухи, "варвары".

         2

Римские императоры-тираны были сплошь тончайшими эстетиками и даже актерами подобно Нерону и Калигуле. Бесы у Достоевского сплошь эстеты и тончайшие психологи. Исходные большевики сплошь изящные люди, поклонники Бетховена, Скрябина и античного антиквариата. Безупречно-романтическую эстетику германскому нацизму (одежду, символику, мифологию) в качестве личного дара Гитлеру, придумал и разработал великий эстет, поэт Д`Аннунцио. Какой регион мира самый прекрасный градостроительно и с максимальным собранием шедевров мирового искусства в музеях и на площадях? Западная Европа. А какой регион мира принес максимальное горе землянам, кто полил землю рекордным количество крови и пепла? Западная Европа. Какое государство за пределами Западной Европы самое сытое и самое горделиво насыщенное шедеврами-артефактами, симфоническим оркестрами, кафедрами эстетики? Штаты. А какое государство мира более всех заливало кровью и пеплом землян после разгрома Гитлера во всех частях света? Империя зла – так называл я этого левиафана, будучи еще мальчонкой.

       Красота и сытость – следствие? Нет, они причина. Благо пребывает в осознанной бедности и в верности Бытию. Все мудрецы и духовные воины более древних эпох – аскеты или рыцари воздержания.

         3

Как прав был Милошевич, когда писал в своем последнем письме, обращенном к нам, русским: «Посмотрите на нас и запомните – с вами сделают то же самое, когда вы разобщитесь и дадите слабину. Запад – цепная бешеная собака, вцепится вам в горло. Братья, помните о судьбе Югославии! Не дайте поступить с вами так же! Зачем вам Европа, русские? Трудно найти более самодостаточный народ, чем вы. Это Европа нуждается в вас, но не вы в ней. Вас так много, целых три страны, а единства нет. У вас есть все свое: много земли, энергия, топливо, вода, наука, промышленность, культура...»

       О, как он был и есть прав! Тысячу раз прав. Но увы, горстка жадных менеджеров от политики и культуры, живущих заглотами материального, горстка лжеинтеллигентов, горстка невежественных глупцов  вцепилась мертвой хваткой в липкую патоку наследников древнего Рима. Беспрецедентный в истории комплекс неполноценности. Воспитываемый столетиями. И что ж вы думаете их пленяет в Западе? Особое бытие? Никак нет: Бытие присутственно только на родине предков. Их пленяет красота.

         4

– Ты говоришь, что мир погубила красота. Я думаю, этот твой тезис – форма крика, которым ты пытаешься привлечь внимание к какой-то проблеме. Ведь на самом-то деле красота лечит, разве не так?

– Так, если это целебная красота, а не ядовитая обманка, если это не красивая бумажка, в которой сверкающий радугой леденец, внутри которого яд. Важна начинка тех влекущих форм, производимых ныне в избытке, внутри которых закладывается уродство и мерзость. Возьми хотя бы продукцию Голливуда. Для чего вся его отточенная эстетика, блеск форм: от красавцев актеров до безупречной эстетики каждого кадра и музыкального ритма сюжета? Для соблазна, для втягивания в просмотр. А что внутри этих быстро сменяемых красивых картинок? Убийства, грабеж, насилие, секс, жестокость, самодовольство, страшная поверхностность, обманные трюки возведения ничтожеств в герои и пошлость, пошлость и пошлость. Нам внушают (посредством красоты), что убийство и грабеж вполне нормальные вещи и т.д., и т.п.

– Но в классическую эпоху...

– Красота изначально связана с эросом. Она не столько целебное средство, сколько возбуждающая приманка. Мы влюбляемся в красивую женщину, то есть в "свой" тип красоты. Классическое искусство использовало этот эрос (либидо) в целях этически сравнительно благородных, ибо в человеке сохранялось подобие духовного центра, аристократического габитуса, которого сейчас нет и в помине. Сегодня (по крайней мере последние сто лет) красоту нагло эксплуатируют "орки", всовывая в красивые формы начинку себе под стать.

       Для начала неплохо бы понять, что амбиции искусства безмерно завышены. В подавляющем большинстве случаев нас влечет через механизмы красоты эрос, наш личный, нереализованный, он возбуждает нас и томит. Вспомни действие на нас в юности музыки Бетховена, Шопена, Вагнера, а затем тяжелого рока, Лед дзэпеллинга и иже с ним, Леннона и т.д., и т. д. А сейчас вспомни, во что превратились нынешние театры и сцены. Да, в варьете и бордели грубого помола.

       Искусство – форма сублимаций, перевод эротического томления в изящную (соблазняющую потенциального друга, любимую, "партнера") музыкальную или стихотворную структуру. Но и в другие структуры тоже, там только цепочка передачи энергий подлиннее. Вспомни лишенных возлюбленной Бетховена, Шуберта, Шопена, Чайковского и т.д. Вспомни признание Вагнера о том, что если бы судьба дала ему любимую женщину, свой дом и достаток, то он забыл бы о музыке совершенно. Искусство творили несчастные. Либо чувствовавшие себя несчастными. Либо счастливые, но в часы глубокого внутреннего одиночества, заброшенности, ненужности никому подлинного их эроса. Подлинного – понимаешь? Мы сострадали их неудовлетворенному эросу, покуда он у нас самих был неудовлетворен либо удовлетворен убого, извращенно, не в полноте космического течения. Счастливые не нуждаются в искусстве.

– Тогда в чем проблема?

– В том, чтобы ты и я ясно понимали, в чем зазыв искусства и той же поэзии в конце концов. Чтобы мы не обманывались и не давали себя обмануть. Чтобы с опаскою обходили громадной массы и площади гадюшник, а общались только с теми, кто уже просветлен. Лишь их искусство лечит и помогает исцелению, автор которого все же всегда ты сам. Разве пейзаж действует на душу красотой? Нет, чем-то другим. Равно и стихи Тютчева или Рильке. Или наши казачьи старинные песни. Как только начинается крен в красоту, надо сразу сматывать удочки: начинается лохотрон. Сублимационное либидо и душа – это разные вселенные.

– Но разве не лечат душу народные песни, живопись Нестерова, Рериха, стихи Заболоцкого, Бунина?..

– Но я как раз об этом и говорю. Ты совершенно прав: лечат. Но здесь вступает в силу не столько красота-эрос, сколько что-то совсем иное: ты чувствуешь, что проскакиваешь эту зону чувственности, меланхолии и эроса и сразу попадаешь в иное, в иное-себя... Это другой уровень, его невозможно измерить градусником красоты. Сравни тот период творчества Пушкина, когда он "воспевал ножки", с поздним, когда он обрел желанную возлюбленную. Совсем иной материал, иная атмосфера: "Медный Всадник", "Капитанская дочка" да и лирика совсем иная.

       Есть искусство, которое не барахтается в сублимациях и не жаждет подцепить зрителя, слушателя, читателя, но живет не столько даже "само для себя", сколько внутри бытия, постигая непознаваемую печаль нашей судьбы, дотрагиваясь до таинственного пограничья, за которым неведомые нам Изначальные смыслы.

         5

Мир в основном иллюзорен. Но нам дано коллекционировать мгновения (минуты, часы) реальности. Разве не писал Новалис, что "смертью мы впервые рождаемся"?

         6

Какого типа правителя я бы порекомендовал России? Человека с львиной хваткой и с евразийским мировоззрением, с таким, как например у Льва Гумилева. То есть глубоко понимающего евразийскую суть нашей судьбы. Разве можно без улыбки и без одновременной глубокой печали вспоминать фразу нашего лидера на каком-то международном форуме: "Я мечтаю о Европе от Лиссабона до Владивостока". Устремляться в закат, в погибель, в распад?

         7

Один из пассажей Льва Гумилева: «Надо отказаться от таких аберраций массового сознания, как европоцентризм... Евразийский тезис: надо искать не столько врагов – их и так много, – а надо искать друзей, это самая главная ценность  в жизни. И союзников надо искать искренних. Так вот, тюрки и монголы могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы, я убежден, могут быть только хитроумными эксплуататорами. <...> Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство».

         8

Интеллектуалы поддались на мечту о транснациональной культуре, о том, что она благодаря этому обретет, мол, многомерность и неслыханный объем. Однако мечта эта закончилась полным крахом, ибо оказалась всего лишь ловушкой заговора глобалистских акул. Вместо "неслыханной многомерности" интеллектуалам выдали напалм на местные культуры и фашистскую шагистику универсальной агиткультуры ать-два, левой.

         9

Приверженность к красоте и вообще к эстетике не означает ли отчаяние, глубокий страх перед небытием?

         10

Сегодня: отчетливая пауза между сном и пробуждением, сила этой паузы: понимание. Шли с сестрой (покойной) по ступеням жизни, спускались с жилого холма. И вот эти ступени вдруг стали истаивать. Точнее: стало выясняться,  что они ушли, истаяли, эти ступени, хотя мы думали, что они есть. Суть в истаиваньи, происходящем в сновидениях сна и затем в сновидениях пробужденности, ясность – только в паузах. Растворяться в истаиваньи, помня об этом. Ибо можно ли спускаться без ступеней?

         11

Чем многообильнее и о бóльшем пытаешься сказать, тем сильнее впадаешь в ошибку. Цеплянье за истаиванье мира. Суть в отдании себя истаиванью и в том, чтобы осознавать ошибочность всех своих комментариев. Ибо они идут извне, а всё свершается изнутри. Любовь рождается из абсолютного ненасилия.

         12

Нельзя полюбить силу, здесь я не согласен с великим эстетиком Цветаевой. Любят слабость. Невозможно полюбить Германию или соединенные штаты. Любят то, что нуждается в (твоем) охранении. Ребенка, мать, жену, если она не стала "сильной", деревеньку, дышащую на ладан...

         Возможно полюбить земного Христа во всей его слабости и беззащитности: наивного мечтателя, попавшего не в тот мир, не в тот эон. Но невозможно любить того, кто сидит одесную Всевышнего повелителя миров и эонов. Страх и трепет? Вполне вероятно.

         Представить, что Бог нас, слабых и трепещущих от недоумённостей, любит, вполне можно (хотя и трудно). Но представить человека немощного, ничего не понимающего, страдающего болями телесными и душевными, любящим Бога – невозможно. Рыдающим и плачущим – да. Рассерженным и надменным – да. Чтобы полюбить, надо для начала почувствовать, что Бог в тебе нуждается. И притом всерьез. Как можно полюбить кого-то, не сострадая ему? Разве не в этом исток интуиции Ангелуса Силезиуса: «Аз вем, что без меня и Бог почиет вскоре, / Умру — испустит Дух и Он в смертельном горе».

         13

Есть две парадигмы (два типа) сознания. Первая: кротость – целомудрие – этика – совесть (Бог). Вторая: агрессивность – бесстыдство – эстетика – рацио (безбожие). Первая царила и еще царит в индуизме. Очень близка она и нам, русским, православным, хотя корни её уходит в безбрежие архаического вненационального чань. Второй парадигмой живет современный Запад, евро-америка. Это конец времени Запада, входящего в своё инобытие, в зазеркалье своего ада, которое они считают раем.

(Продолжение следует)