Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Мэтью Барни

Ретроспектива
Мэтью Барни - главное художественное событие этого года.

В России его знают, в основном, как бойфренда
Бьорк, между тем, во всем остальном мире Барни уже давно считается едва ли не художником № 1. Мы как всегда отстаем, а жаль, потому что творчество Барни - какой-тот новый шаг в освоении привычного представления о современном искусстве. Лично мне он вернул веру в contemporary art, потому что работы его апеллируют не к разуму, но чувству. А это, по нынешним временам - большая редкость и, хотя бы поэтому, дорогого стоит.

Мэтью Барни - молодой, чуть старше меня художник, производящий видеофильмы и инсталляции из предметов, задействованных в этих фильмах. Фильмов пять, все они называются "
Кримастер" (мышца, поднимающая яичко), снимал он их не по порядку, да этого и не нужно: каждый из них развивает некий сюжет, в котором нет сюжета, одни пустые, опустошенные означающие. Сюжет этот ничего не значит, ничего не обозначает, никуда не ведет, просто длится и всё, давая повод для роскошных, ярких картинок.

В каждом фильме по несколько разных стилевых пространств, они чередуются, дополняют друг друга, точнее, мешают друг другу, перебивая, путая. Что к чему объяснить невозможно, да и не нужно, просто смотришь на чередование ярких пятен и слушаешь прекрасную минималистскую музыку.

Но трогает это чудовищно. Я смотрел фильмы Барни целый день в
музее Людвига (кажется, это его первая ретроспектива), потом фильмы переезжают в музей современного искусства города Парижа, а в начале следующего года переезжают в нью-йоркский музей Гугентхайма. И это самое сильное моё эстетическое впечатление за последние годы, я уже и не знаю, что меня так трогало и волновало, я даже и не подозревал, что современное искусство способно на такое сильное воздействие. Когда эстетические впечатления переплавляются в бытийственные.

Кроме того, фильмы и инсталляции Барни выполняют важную функцию возвращения музеям из важнейшего свойства - последнего прибежища аутентичности. Уже давно в музеях не смотрят, не думают, просто гуляют по залам. Уже давно заметил, что самое важное для меня в музеях - посетители, которых здесь рассматривать совершенно не зазорно и виды из окна, я уже давно понял, что хожу не к картинам, а в сами эти места - здания, площадки, города. Раньше музей был рамой для картин, теперь всё поменялось: картины выгораживают пространство вненаходимости - сосредоточенности на себе, своих внутренних процессах, устраивая приступы хайдегеровского "здесь-бытия".

Фильмы Барни я смотрел не отрываясь, боясь пропустить хотя бы кадр или монтажную склейку. В перерывах между фильмами, я бродил по залам, и сравнивал объекты, то, как они выглядят в фильмах и в "натуре". Сами по себе они особого впечатления не оставляют, только вместе с памятью о фильме, да и сам фильм, путанный, неявный, тоже, ведь, растворяется в памяти, как сон, его невозможно понять, нельзя пересказать, ты удерживаешь образы внутренним зрением, но они бледнеют и тают. Я купил каталог, но что толку?!

То есть, пережить впечатление можно только здесь - в музее, только здесь и сейчас (и в этом смысле, Барни похож на театр), а потом всё это уходит, оставляя занозы потрясения. Самое главное здесь процесс, процессуальность (в ходе протяжённости которой ничего не происходит), сиюминутное наслаждение. Барни - оригинальный, ни на кого не похожий художник, хотя отсылок (но не цитат) в нём превеликое множество.

Барни - это не сюрреалист, потому что не стремится к символизации показанного;

Барни - не абстракционист, потому что всё фигуративно, внятно, красиво, "связанно".

Барни - это не кино, потому что сюжет не несёт никакой нагрузки, экспансия образов, ничего более;

Барни - не Сорокин, потому что это не буквы;

Барни - не
Гринвей, это не движущиеся картины, объединённые в сюжет;

Барни - это не Линч, его суггестия лишена какой бы то ни было функциональности;

Барни - это не Кунц (не кич, не гламур, не кэмп), потому что в рамках своей системы он кажется невероятно искренним, открытым, постоянно подставляющимся;

Барни - это не
Кабаков, потому что работы его невероятно стильны и совершенно не привязаны к изображаемой им реальности.

Тут вот ещё что важно: все эти организуемые им пространства выглядят как упражнение в том или ином стиле, ключе, но Барни бежит дискурсивности: как только тот или иной эпизод грозиться разрастись в пастишь или упражнение в том или ином жанре (фантастика, чёрный фильм, мелодрама), он его прерывает, крушит, выворачивает на изнанку, просто комкает.

У него нет детей, не еды, нет открытого секса (только во втором фильме), но все его изображения дико чувственны, эротически напряжены, заряжены, невероятно красивы (без компьютеров здесь не обошлось, понятное дело), но в то же время, невероятно натуральны - швов, приспособлений, ненатуральности ты не замечаешь, не видишь, как не вглядываешься.

Барни материализовал на плёнке свои сновидения, в которых главное - не история, но ощущения, атмосфера, всё то, что передать или пересказать невозможно. Всё то, что теряется в пересказе, хотя единственное и должно было бы быть зафиксировано.

Мне холодно. Я рад.