Личная история (1). Дмитрий Врубель отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского и Константина Рубахина
Личная история (1)
Дмитрий Врубель отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского и Константина Рубахина
Обычная, повседневная жизнь, как правило, не имеет информационного
повода. Да, разумеется, она состоит из микрособытий, но все
они оказываются вряд ли интересными большому количеству
народа. Домашние радости имеют типовые черты.
Именно поэтому, кстати, описание современной жизни отдано на откуп
низовым жанрам – боевикам и детективам – в которых есть
сюжет, сопровождаемый реалиями текущего момента.
Зафиксировать и передать «вещество жизни» – высший художественный
пилотаж. Врубель и Тимофеева нашли свою метафору
соприкосновения с действительностью – через информационные потоки,
седлание которых создает иллюзию власти над ними и обладанием
возможности выхода на места общего пользования.
Поэтому свой сетевой журнал Дмитрий называет «Дневник художника». А
так ведь оно и есть: перед нами летопись временных лет,
событийная канва ежедневного скрупулезного припадания к
информационным ключам, подневные записи того что было или есть.
Впервые я обратил внимание на работы «Евангельского проекта» Дмитрия
Врубеля и Виктории Тимофеевой во френд-ленте своего Живого
Журнала; там, где люди сходятся для того, чтобы делиться и
обсуждать насущные проблемы и новости.
Медийный, непереваренный сор оказывается сырьем для возможного
(потенциального) художественного высказывания – весь этот джаз,
официальные фотографии и приватные снимки, ссылки, сноски,
впечатления и рефлексии сочетающиеся с личными высказываниями.
Вплетаясь в общую событийную канву, Врубели отчуждали фотографии,
снятые с лент информационных агентств своими собственными
интимными комментариями.
Берется очередная фотосессия нашего президента и к ней
подкладывается несколько фраз, написанных размашистой рукой художника о
том, как он устал и у него болит голова.
Рядом с ликом известного деятеля культуры или же очередного
победителя очередной международной премии смятенный художник
(частный человек) пишет о своих страхах остаться в одиночестве,
умереть под забором или о том, что «на похороны ко мне никто не
придёт»…
Эффект возникает из разницы изображения и текстового ряда,
находящихся в сложных ассоциативных отношениях. Всё это помещено в
густой новостной бульон, оказываясь одной из дорожек,
составляющих бесконечной и постоянно обновляемой ленты, где высокое
соседствует с низким, сиюминутное с вечным.
Д.Б.
Часть первая
– Ты сказал, когда мы вошли, что тебе был знак…
– Вчера на одном информационном сайте я читаю новость о том, что
Митрофанов перешел из ЛДПР к Миронову в «Справедливую Россию».
Выстраивается цепочка совпадений: ведь именно Миронов
открывал нашу выставку в Совете Федерации, а Митрофанов нашу
выставку в Думе…
Миронов помогал делать выставку потому что ему понравились наши
портреты, а в Думе, Митрофанов потому что Жириновскому
понравился наш портрет Жириновского. Грызлову выставка не
понравилась, по замыслу устроителей ее должен был открывать именно
Грызлов, а открывал Митрофанов…
А дальше, занимаясь работой с лентами, я залез в «Коммерсант».
Смотрю, а у них совместная пресс-конференция Миронова и
Митрофанова. Вот, думаю, сейчас выложу в ЖЖ как они вместе выступают,
потом выложу фотографию, где мы с Викой в обнимку с
Митрофановым, а потом, где мы с Викой в обнимку с Мироновым…
Вдруг, среди прочих, вижу знакомое лицо! Кто вел эту
пресс-конференцию? Саша Морозов! Мой приятель с 1979го года, дома у
которого прошла моя первая персональная квартирная выставка в 1986м
году, в августе месяце. А в ноябре месяце к нему ушла моя
супруга, с тремя детьми. Вот я подумал, что это все вместе
слепилось в единый сюжет, да?
По-крайней мере, связав 1986ой с 2007ым..
– Знаешь, есть такое понятие «семиотический тоталитаризм», то есть
когда мир воспринимается как система знаков, говорящих с
тобой. «Синдром Поприщина» у Гоголя в «Дневнике сумасшедшего»…
– Знаю. Сто процентов! Хотя, ты знаешь, немножко не так: просто
через какое-то количество времени получается, что вещи, которые
делались разрозненно, вдруг как-то формируются в единую
фигуру, оказывается, все было не просто так…
– Получается, что время выполняет роль фильтра…
– Слишком много всего совпадает и связывается. Внутри всего этого
складывается еще одна достаточно смешная история – ведь как
раз в прошлом году мы собрались реставрировать берлинскую
стену и начали договариваться как раз с Митрофановым.
Вот так, оп-па, последние двадцать лет жизни складываются в единую
загогулину, выраженную в одной подписи под «коммерсантовской»
фотографией «Александр Морозов на пресс-конференции,
посвященной вступлению Митрофанова в партию «Справедливая Россия»…
И все это происходит внутри работы по «Евангельскому проекту»! Ведь
и в «Коммерсант» я зашел для того, чтобы посмотреть события
и набрать фотографий для дальнейшей работы, мол, что сегодня
произошло мире.
Точно так же, как две недели назад я захожу на сайт «Рейтер» за
картиночками и, первым делом вижу там моих целующихся Брежнева и
Хоннекера, потому что сегодня годовщина «стены».
Моя работа там дана без указания авторства. Именно ей помечена папка
с подборкой этих фотографий, что оказывается крайне важным:
медиа сначала дарят нам образы, а потом отнимают их у нас.
Мы отдаем медиа свои работы и они переворачивают образ
события, начиная «петь» с нашего голоса…»
– Что такое работа с лентами? Начальный, «черновой» этап по отбору материала?
«Евангельский проект» был придуман в 1993, как и «Дневник
Художника». Но оба они просуществовали в течение года, дальше пошли по
одной причине: я все время думал, а откуда мне брать фотки?
Здесь же тогда никакого «Шпигеля» или «Таймс» не существовало. Не
говоря уже об оперативности: либо журналы эти надо было
выписывать, непонятно как, а они еще сюда приходили недели через
три после того как они выходили там.. Либо, надо жить на
западе, покупая права на фотографии…
– ИТАР-ТААС фотобанк тогда был. Чем не устраивало?
– Я там бывал, но это же что-то чудовищное! Тогда, вплоть до 1999
года, это все существовало на скрепках…
Плюс везде какие-то допуски, везде этот вопрос: «а для чего вам это
нужно?» Когда я в 1999ом году в «Рейтер» зашел, который
тогда в «Редиссон-Славянской» был, вот так же сели поработать с
лентой выскочило окно: «вы можете купить у нас оборудование,
тогда 2000 долларов и 500 долларов ежемесячная подписка»…
На что, я как бы это сказать, отказался…
Лишь за последние несколько лет появились фотобанки с нормальной
скоростью. Вот, что важно – чтобы у компьютера была нормальная
скорость, чтобы была выделенка, чтобы, вот ты видел привью,
щелкнул на него, оно должно сразу же открыться…
– Ты хочешь сказать, что данный проект сильно завязан на текущем
технологическом моменте?
– Да-да! Несколько лет назад он был просто невозможен! Вот она,
пресс-конференция Лугового и Ковтуна, через час появляется в
«Рейтер», и что интересно, в «Рейтер» это появляется раньше
всех и в огромном количестве. Через час ты это все берешь, если
ты что-то уже придумал, кидаешь в фотошоп, подпись, и
выкладываешь в «ЖЖ», понимаешь?
Вот для того, чтобы все это произошло, да, для этого должна быть
хорошая техника, вот, и выделенная линия и какие-то деньги для
того, чтобы это все…
– Ты упомянул «ЖЖ», то есть получается, что «ЖЖ» является…
– «ЖЖ» – вторая необходимая составляющая, необходимая для того,
чтобы проект состоялся.
С 1986го по 1995ый год мы делали квартирные выставки, это и стало
формой моего существования. Потом, на какое-то количество
времени, это все исчезло: к чему эти квартиры, если есть
галереи, другие площадки?!
Но, благодаря такому ресурсу как «ЖЖ», я опять я могу заниматься тем
же чем и раньше – своим частным художественным
существованием. Вот мой дом, вот моя квартира; место, где я могу делать
то, что я считаю нужным и в этом пространстве я могу
говорить о себе, да, потому что это – мое.
Потому я и назвал свой «ЖЖ» «Дневник Художника»…
– Выходит парадокс в духе Уайльда, чем быстрее увеличиваются
скорости, тем проще замедлиться и увидеть…
– Да, точно замечено. Два месяца уже я сижу в «Рейтер», и это
единственное агентство, дающее картину мира, всего самого
значимого, и, одновременно, сиюминутного и как бы несущественного,
что в этот момент происходит на свете…
Если в данный момент на ленте нет событий, нет ничего о Румынии или
Австралии, это значит, что там происходит абсолютно то же
самое, что там происходило полвека тому назад. Люди, живут,
умирают, не делают ничего из ряда вон выходящего…
Глупое сравнение, но это похоже на калейдоскоп: ты видишь срез мира,
который постоянно меняется, и это так круто… Причем мир не
разбит по темам, все идет в вперемешку: Сектор Газа,
Уимблдон, венецианский кинофестиваль и «витязи» в небе над
Жуковским…
И вдруг среди этого прорывается вдруг офигенная композиция, ты ее
оттуда вынимаешь и она говорит тебе о Священном Писании…
Подобное технологическое состояние – мечта последних пятнадцати лет
жизни. Чтобы я, с моими проблемами, трудностями и так далее,
мог видеть весь этот мир, в котором я отражаюсь и который
во мне отражается.
– А как ты осуществляешь отбор?
– Мой принцип основан на традиции ежедневного православного чтения.
Четыре евангелия разбиты на 365 частей. Сначала я читаю
выпавший на сегодня фрагмент, затем отдельно в компьютере
записываю его церковнославянским, сверяю с тем, что называется,
«современная американская библия», то есть, проверяю и
современный английский перевод Евангелия.
Смотрю, сравниваю, сначала работаю с текстом, и только потом
припадаю к ленте. Встречаю в ней фотографии, которые могут
иллюстрировать то, что читаю сегодня. Бывают точные попадания,
бывают и пустые дни. Тогда возникает новая сверхзадача: найти для
сегодняшнего фрагмента чтений обязательно сегодняшнее
изображение.
И когда это происходит, то это – наивысшая крутизна!
– Это лишь первый момент отбора, так? Ибо если делать каждый день по
одной картинке, через год получается, что их 365 и тебе
надо отбирать далее. Эту работу ты проводишь перед самой
выставкой?
– Сейчас готово порядка ста картинок. Из них можно нарисовать штук
двадцать. С них и начнем. Вот эту тетеньку в черном, идущую
на фоне солдат разных армий, американской и иракской, я
обязательно нарисую.
Ведь она точно Мария, идущая к маме Иоанна Крестителя, сообщить ей
благую весть…
– Ты отобрал картинку, совместил ее с текстом, эффект возникает из
совмещения картинки и текста. Порознь они не работают?
– В этом и заключается грандиозность или спекулятивность проекта:
текст без вопросов попал, две тысячи лет попадает, а картинки…
К картинкам вопрос куда как больший: все-таки отбор картинки делаем мы….
– Фразу тоже ты выбираешь…
– Но фраза с самого начала гениальная. Божественная…
– Но отбираешь-то ты, сочетание придумываешь ты?!
– Естественно можно попасть мимо…
Вот сейчас оно глянулось, показалось, а потом… Когда ты позвонил, я
тебе сказал «посмотри на эту девочку замечательную, где
написано «кто без греха пусть первый кинет камень…» И я публикую
ее в «ЖЖ» и сижу, жду… У меня ощущение, что все начинают
смотреть эту картинку и писать «ОХУИТЕЛЬНО!», «Димон, Димон,
ты ГЕНИЙ, блядь, пиздец!» 120 комментов должно быть, не
меньше! Это чувство и является критерием попадания.
Как получилась эта работа? Я проглядывал Евангелие, с другой стороны
– «Рейтер», перебирал фотографии. Полгода думал, что делать
с этим кадром, лицо же, охерительное же! Все сложилось,
когда возникла фраза «кто без греха…»… Кто должен подойти к
этой фразе?
Есть же куча персонажей или событий, которые нашей публике абсолютно
не интересны, какая-нибудь Сирена Уильямс, теннисистка,
американская. Кто на нее отреагирует? А как только появляются
наркоманы-алкоголики, все сразу начинают шум.
(Продолжение следует)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы