Проза

Hачало

Продолжение

Утром Андрей проснулся от назойливых звонков в дверь. Будильник
показывал начало восьмого. Саша приподняла взъерошенную голову с
подушки, ничего не понимая.

– Открой, может случилось что…

На пороге возбужденный, раскрасневшийся от утреннего холодка, стоял отец.

– Не спи, замерзнешь! Что, испугались? Ну дай пройти, не держи отца у порога!

Андрей продрал сонные глаза, глядя, как тот стаскивает обувь,
бесцеремонно проходит в их спальню, рывком раздвигает оконные
шторы. И все зашевелилось с его приходом, все пришло в какое-то
хаотическое, бестолковое движение. Полилась из крана вода.
Растрепанная Санька принялась собирать торопливый завтрак.
Зашумел телевизор!

– Ты бы хоть предупредил, – строго сказал он отцу, – Свалился, как
снег на голову.

– Самое хорошее всегда происходит неожиданно, без подготовки, без загадывания!

– Да? И что же, по-твоему, происходит сейчас?

– А я не сказал? Вот осел! Едем за город гулять по опавшей листве.
Нужно будет термос с чаем, и бутерброды, чтоб не оголодать…

– Как? Сейчас?..

– Да что ты за зануда! Маршрутка же ходит, прямо от дома. А в лесу
теперь – красота-а-а! Время такое – нужно ловить. Через
неделю начнется слякоть, дожди… Короче – по матрешкам.

Андрей стал одевать штаны. Потом они торопливо глотали яичницу, а он
все не мог понять, какая-такая сила есть у этого человека,
почему он с легкостью подчиняет все своей воле?

Потом они одевались в прихожей. Андрей помогал Сане накинуть на
плечи драповое пальтишко.

– В этом вы собираетесь встречать октябрьскую сырость? –
прищурившись спросил отец.

Она смутилась.

– Я к нему привыкла. Надо бы поменять…

– Здоровьем шутить нельзя, моя милая! К тому же этот фасончик вас не красит.

Андрей подавил желание тут же ответить что-то хлесткое, это было бы
жалкой болтовней. Ему нужны были новые ботинки, старые
развалились вконец, но он твердо решил принести Саньке с зарплаты
понтовое пальто. Чтобы впредь никто слова не сказал!

Осенний лес был безлюден. В оранжевых кронах деревьев шумно гикали
последние птицы. Ветерок то ласково обволакивал лоб, игрался
в складках одежды, то швырял в лицо пылью, сухими листьями,
ледяным шквалом обрушивался на непрошенных гостей. Отец
говорил что-то про Питер, вспомнил свои студенческие походы на
Селигер и Оку, потом опять взялся за стихи.

– Осень, сказочный чертог, всем открытый для обзора, просеки лесных
дорог, заглядевшихся в озера… Знаете, Сашенька, а вот я
осени боюсь. Люблю, но страшно боюсь!

– Почему?

– Осенью умереть хочется. Чтобы не видеть, как вся эта красота
постепенно превращается в грязь, хлюпает под ногами, рассыпается
в тлен. И потом – до первых холодов, до первого снега такое
долгое ожидание. Тянется, тянется!.. Сын в детстве часто
болел, особенно осенью. Температурил неделями… А помнишь,
Андрюш, у нас была детская врач? Очень смешно шепелявила, вместо
«горчишники» говорила «гойчишники», вместо «микстура» –
«микстуя». Как ее звали? Надо же, забыл…

Вскоре они вышли к заросшему озеру. Здесь гулял вольный ветер,
слегка волновавший дремлющую, голубоватую воду. В ней нечетким,
расплывчатым костерком горела листва. На поверхности
изогнутые, словно венецианские гондолы, плавали кленовые листья.
Чуть поодаль, вправо, на сколоченной деревянной пристани,
располагались лодочная станция и ресторанчик.

– Для водных прогулок, пожалуй, холодновато, – вслух прикинул отец,
– В таком случае, предлагаю гульнуть!

Андрей с тоской подумал о том, что до зарплаты требовалось дотянуть
еще десять дней. К этому приключению он оказался не готовым.
Когда же официант с чопорным видом положил на стол меню,
его окатила волна липкого, панического страха.

– Слушайте, а что же бутерброды? Чай в термосе? Зря, что ли, брали?

– Да не волнуйся, не пропадет! Вы, Сашенька, выбирайте, не
скромничайте. Василий Николаич платит за все!

Они тянули полусладкое шампанское, ели салаты, экзотические фрукты.
Андрей смущался, ему не нравилось, что отец как-то резко
ударился вдруг обхаживать их. Ему хотелось уединиться с Сашкой,
погладить ее лохматый затылок, сказать нежное слово, вместо
этого над ухом гоготал отец, осыпая их прибаутками. Андрей
с ужасом подумал: «Ведь я здесь лишний! Они смеются, говорят
о чем-то взахлеб, а я сижу, будто ржавый самовар, раздуваю
щеки для важности, а на самом деле – никому не нужен!»… Ему
представилось, вдруг это сон? Вдруг сейчас пронзительно
зазвенит будильник, и Саня спросонья хлопнет по нему рукой,
поднимет с подушки лохматую головку. Они проснутся, как ни в чем
не бывало. Начнется их день – завтрак с кукурузными
хлопьями, долгое утреннее расставание, поцелуи, объятия, вечером он
поедет за ней в институт… А отец исчезнет из памяти,
испарится, будто никогда и не было. Но он сидел здесь, моложавый,
бойкий. Глаза горели знакомым Андрею с детства, жарким
пламенным весельем! И было ясно – и от этой ясности вновь волна
липкого страха протянулась вдоль спины – что уже ничего не
будет по-старому.

…Шампанское закончилось, отец заказал крымского вина. Андрей
попытался поспорить.

– Бать, ты чего банк ограбил? Тебе еще устраиваться, а ты деньгами
соришь! Давай платить и пойдем.

– Ты, сынок, чужие деньги не считай. Сказал плачу, значит плачу! Без паники…

Вина им все-таки принесли. Потом принесли херес. Когда Андрей увидел
счет, ему стало совсем стыдно.

– Говорил тебе, бать… Это откуда же цены такие!

– Нашел о чем горевать, – отец выложил на стол ровненькие свежие
купюрки, одну засунул за пояс официанту.

– Э-эх, ребята! – вздохнул он, – Чувствую я, Москва без меня соскучилась!

Всю обратную дорогу Андрей надеялся, что отец сейчас скажет им «до
свиданья», легонько спрыгнет с подножки такси, растворится в
толпе. Наконец оставит их в покое… Начал накрапывать дождь,
капли разбивались вдребезги о лобовое стекло. Саша дремала,
положив голову Андрею на плечо, а отец задумчиво смотрел
вдаль. Андрею хотелось понять, о чем он думает, изредка
ухмыляясь, поглядывая в окно без всякого интереса. На конечной
остановке, отец попросил их пройти через универсам.

– Зачем? – спросила Саша.

– Мне бы верхнюю одежду одним глазком глянуть.

И вот тут случилось неожиданное: проходя мимо витрины женской одежды
отец остановился перед манекеном, одетым в
умопомрачительное лиловое пальто.

– Сашенька, вы только посмотрите! Красиво?

– Красиво… – заворожено произнесла она.

– Нравится! – будто и не вопросительно даже воскликнул отец.

– Чего ты задумал? – насторожился Андрей.

– А-ну пошли! За мной, – он уже, словно вихрь, ворвался в нарядный
торговый павильон, – Девушка, дайте-ка нам примерить эту
красоту!

Та оглядела его с уважением, бросила скучающий взгляд на Андрея, а
на Сашу покосилась с нескрываемой завистью.

– Василий Николаич! – взмолилась та, – Все это очень мило, но… Оно
же стоит… Я не могу! Даже не думайте!

– Дорога-а-ая моя, одевайте без лишних разговоров, – устало
скомандовал он, – Нельзя такой девушке носить это серое безобразие!

– Бать, перестань… – торопливо вмешался Андрей.

– А ты вообще помолчи! – со смешком замахал руками отец, – Этакую
красоту одеваешь в лохмотья! Стой и любуйся.

Пальто было яркого, но не кричащего цвета. Очень свободное, и в то
же время какое-то строгое, будто шил его не обычный портной,
а чародей-волшебник. Пока расторопная продавщица бегала за
зеркалом, Саша растерянно оглядывала его на себе. Словно
новая кожа, оно сделало ее красоту совершенно инопланетной, от
обычного спокойствия не осталось и следа, в глазу блеснула
слеза умиления и благодарности. Когда она посмотрела на себя в
зеркало, Андрей понял – действовать нужно самому,
отказаться Саша уже не сможет.

– Бать, спасибо тебе, как говорится, большое и человеческое! Ну не
можем мы, подумай сам.

– Чего тут думать, бери да радуйся! А, Сашенька? Что? Пойдет? – он
уже было сунул руку во внутренний карман.

Андрей подошел к нему вплотную, терпеливо перехватил эту руку. Глянул в глаза.

– Бать, ты меня слышал? Не нужно.

– Ну, считай это свадебным подарком! Какая разница?

– Такая! – уперся Андрей, буравя отца бычьим взглядом, – Я своей
девушке все куплю сам. Понятно?

– Так это когда еще будет! – не унимался отец, избегая его взгляда,
еще пытаясь все перевести в шутку, – Вот, Саша, смотрите:
тихий, тихий, а как заупрямится – все! Вон, как меня глазами
сверлит. Да пойми ты – такая вещь, как специально на нее
пошили! И к лицу ведь. Ну хочешь, отдай мне потом, по частям,
хотя я не понимаю!..

Краем глаза Андрей заметил, что Саша смотрит на него с незнакомым,
умоляющим выражением лица.

– Снимай, – скомандовал он ей, продолжая глядеть на отца.

Саша не двинулась с места.

– Ты пуговки застегни, повертись, – предложил отец, – А ты не на
меня, на нее посмотри, олух!

Саша стояла как завороженная. Андрей повернулся и одним размашистым
движением смахнул пальто с ее хрупких плеч. Оно упало на
руки испуганной продавщице. Саша вздрогнула, будто очнувшись,
повернулась и стремительно направилась к выходу, даже не
взглянув на Андрея.

– Что ж вы делаете?! – возмутилась продавщица, – Это же Гальяно,
прошлогодняя коллекция, а вы кидаться…

– Ну что, доволен? – прошипел Андрей отцу.

– Кто? Я? Мне это нравится! Доволен должен быть ты – из-за дурацких
принципов испортил всем настроение!

– Настроение?! – возмутился Андрей, – А на что ты, позволь спросить,
настроился? Хочешь всех осчастливить разом? Пятнадцать лет
от тебя ни слуху, ни духу, и вдруг – раз, стихи, воскресные
прогулки, рестораны, подарки! И с какой стати ты решил, что
нам все это нужно? Ты врываешься в чужую жизнь, как метеор!
Начинаешь менять ее на свой вкус! А может Саше со мной
хорошо и в этом «сером безобразии», как ты выразился! Об этом ты
не подумал?!

Они вышли из павильона и теперь стояли в дверях. Саша ушла далеко
вперед. Отец молчал. Андрей вдруг впервые увидел, какой он на
самом деле несчастный, одинокий. Мимо них ходили какие-то
люди, возле витрины останавливались модные женщины, но внутрь
так никто и не зашел.

– Ну ничего, ничего, – наконец пробормотал отец, – Разойдемся здесь.
Погуляли и хватит… Ты мне звони, хорошо? Будет какой
праздник, или просто захочешь поговорить – номер у тебя есть. А с
пальто ты не прав. Ты сейчас не честь свою защитил, а ей
хуже сделал. Она, бедненькая, чуть со стыда не сгорела… Подумай
об этом. Ну, бывай.

Андрей догнал Сашу только возле дома. Подбежал, взял за руку,
заставил остановиться.

– Санька!..

– Что ты ему сказал? – холодно спросила она.

– Я? Ничего особенного… Да почему мы должны из-за этого ругаться, объясни мне?!

Она ничего не ответила. Молча вошла в подъезд, вызвала лифт, Андрей
едва успел заскочить за ней следом в кабину. Входную дверь
она открывала рывками, плотно стиснув зубы, а когда вошла за
порог – вдруг расплакалась. Громко, отчаянно. Навзрыд.

– Сашка, – испугался он, – Ну не надо… Не надо так близко к сердцу…
У тебя еще будет куча пальто. Не веришь? С первой же
зарплаты куплю, какое скажешь!

– Не нужны мне твои обещания, – сквозь слезы сказала она, – И пальто
твои мне тоже не нужны! Почему ты такой злой? Ведь ты хотел
его видеть… Все эти дни ты ждал его приезда… И почему
теперь ты ведешь себя с ним, как заклятый враг?! В конце концов,
единственное, в чем он виноват – бросил когда-то твою мать!
Но нельзя столько лет помнить эту старую, заскорузлую,
глупую обиду… Нельзя постоянно злопыхать на то, что он уверенней,
остроумней, веселее тебя! Да, он читает стихи, он говорит
эти дурацкие тосты, он швыряет деньгами, а ты только ворчишь,
потому что тебе не нравится постоянно быть в его тени!

Андрей опешил. Он не мог поверить, что это говорит его Сашка –
любимая, нежная, верная! Сашка, которая бросила блестящее
лондонское будущее ради него – тихого надежного неудачника! Ему
казалось, в самом начале их любви она с радостью приняла его
недостатки. И не такой уж он ворчун, черт подери, чтобы здесь
и сейчас выслушивать ее уничтожающие оценки!

– Я так и думал, – ответил он, – Ты купилась на его сладкие речи…

– Замолчи! – Саша тряхнула стриженой головкой, – Мне противно тебя
слушать! Жалкий лепет… Откуда? Откуда в тебе эта зависть?

Андрей растерялся. Сердце ударило куда-то в виски, от волнения он
никак не мог подобрать подходящих слов, чтобы коротко и
по-мужски ей возразить.

– Пойми, не все, что он говорит, правда, – наконец произнес он.

– А мне все равно, – Саша смахнула слезы, даже попыталась
улыбнуться, – Ты вот никогда не врешь, а слушать – скучно. Скучно,
понимаешь? Устала я…

– Поедем отдохнем. Я возьму на работе недельку… На воздухе ты
быстрее напишешь диплом.

– Да куда поедем, Андрюш? На заросшую дачу? Вместе с твоей мамой
готовить к зиме грядки? Не надо, не смеши…

– Теперь тебя тянет в Лондон? – со злости спросил он.

Не нужно было это говорить! Саша посмотрела на него с выражением
наивысшего презрения, скинула с ножек туфли и сказала, чеканя
каждый слог:

– Ты не имеешь права меня этим поп-ре-кать.

Потом, мягко хлопнув дверью, она закрылась в комнате, и для Андрея
начался ад. Он старательно готовил на кухне ужин, громко
ронял сковородки, надеясь, что она обеспокоится и выйдет на шум.
На цыпочках подбегал к ее двери, вслушивался в блаженную
тишину. И все ходил, ходил взад-вперед, думая, как же так
получилось? Какая кошка пробежала меж ними?!

Ночь он провел на тесной кушетке в гостиной. Во сне Саша убегала от
него то по узкому мосту через бурлящую реку, то через
рельсы, прямо перед носом гремящего поезда. И каждый раз Андрей
все не успевал ее нагнать, тянул беспомощно руки и просыпался
от ужаса этой потери. По-настоящему он уснул только под
утро. Будильник он не услышал, а когда проснулся, часы
показывали начало одиннадцатого.

Он вскочил, в панике метнулся в ванную. Саша уже убежала в институт,
и ему было досадно: он большие надежды возлагал на их
утреннюю встречу!

На работе он сидел вялый, погруженный в собственные мысли, находя
все больше истины в Сашкиных обвинениях, и к вечеру твердо
решил помириться с отцом, и вообще замять этот неловкий эпизод
с пальто.

Но вечером Саша к нему не вернулась.

(Окончание следует)