Проза

Hачало

Продолжение

– А Веселов? – допытывался отец.

– А что Веселов? Уехал в свой Лондон. Бродит там, как ежик в тумане.

– И даже не позвонил? Не попрощался?

– Бать, ну ты прямо, как маленький! Какой звонить, когда такое?!

– Да-а… Не хорошо. Я ведь тоже когда-то…

– Да знаю, знаю. Мать у институтского приятеля отбил.

– Видно яблочко от яблони недалеко упало! – он засмеялся, а Андрей
помрачнел. Ему вдруг стало противно. При чем тут яблоня? При
чем тут яблочки?

Саня принесла румяную курицу. К ней долго не могли прикоснуться –
такая была горячая. Потом отец огромным ножом отделил ножки,
часть выпуклой грудки, выпустив изнутри столбик шипящего
пара. Все разложил по тарелочкам. Поддувая отщипнул мяска.

– М-мм, хозяюшка! Порадовала… А за тебя ведь еще не пили! Позвольте тост…

– Только обойдись без стихов, – сказал Андрей.

– Почему? – удивилась Саша, – Я не против! Ты ведь мне не читаешь.

– Ну, хорошо! – махнул рукою отец, – Пусть будут стихи. Как будто
про вас, Сашенька. Простоволосая головка, улыбчивость лазурных
глаз, и своенравная уловка, и блажь затейливых проказ… Все
в ней так молодо, так живо, так не похоже на других, так
поэтически игриво, как Пушкина веселый стих…

Андрей смотрел на отца. Голос его креп, он звучал то хлестко,
по-ораторски, но снисходил до ласкового шепота. И, что было всего
ужасней, Саня, не отрываясь, тоже смотрела на него.

– Она пылит, она чудесит, играет жизнью и, шутя, она влечет к себе и
бесит, как своевольное дитя! Дальше забыл, простите
старика… Давайте выпьем!

– Чьи же это стихи? – подозрительно спросил Андрей.

– Эти? Последние? – поедая курицу, спросил отец, – Или те, которые были вначале?

Андрею почудилась усмешка.

– Эти последние.

– Да какая разница? – миролюбиво заметила Саша.

– Ну почему же! – отец поднял указательный палец вверх, – Это Петр
Вяземский. Классику нужно знать. Вот Андрюшка в школе стихов
не любил. Помнишь? Говорил, такое читать, только время
впустую тратить. А теперь слово «гололед» пишет через «а» и с
«тэ» на конце. Оно же с книжки начинается – все внутреннее
образование!

– Да никогда я так не писал, – обиделся Андрей, – У меня по русскому
в школе всегда были «четверки».

– Это потому что я с работы линолеум таскал, кабинет благоустраивал,
а мать учительнице варенье носила.

Андрей обиделся еще больше – про варенье он помнил очень хорошо, но
про линолеум слышал в первый раз, да отец в школе-то был
всего несколько раз за всю его учебу.

– Может ты и сочинения, и диктанты за меня писал? – взъелся Андрей.

– Ну чего ты злишься! – снова отец хохотнул, – Дело обычное, кто из
родителей своему чаду оценку не выпросит. Не знаешь ведь
ничего, а все туда же – спорить!

– Да чего я не знаю? Чего?! Как ты с училкой шуры-муры крутил, а
потом мать пришла в школу и быстренько все прекратила?

Отец потупился, молча налил себе водки. Саня встрепенулась, словно
маленькая птичка:

– Вы, Василий Николаич, лучше расскажите, как устроились? Как вас
сестра приняла?

«Что-что, а устроиться он большой мастер! Сколько дур одиноких по
земле ходит…» – зло подумал Андрей, а потом нещадно обругал
себя за малодушие и злопамятство.

– Да, Нина… – вслух задумался отец, опрокинул в себя стопочку, – С
каждым годом она все дурней. Теперь постится – холодильник
совсем пуст. Я с дорожки купил продуктов, пивка, хотел на
жизнь свою дырявую поплакаться, так мне с порога – «грешник, к
батюшке не ходишь, гореть тебе в аду!» Молится перед иконами,
головой полы обивает, плачет, ругается… Вобщем попал, что
называется, из огня да в полымя! Ну ничего, в Питере квартиру
разменяли – кое-какие деньжонки есть, угол найду.

– К Агате заглянуть не хочешь? – напомнил Андрей.

Отец снова задумался. Потом усмехнулся и сказал Саше:

– Это моя матушка. Всю беременность думала, что родится вторая
девочка. Даже связала чепчик и платьице. Она, наверное, до сих
пор их хранит где-нибудь в сундуке, под грудой тряпья. А вот
родился я! Знаете, какие были мои первые слова?

– Как у всех – мама, папа, – предположила она.

– Вот и нет: «шайбу» и «гол»! Отец у меня был страстный хоккейный
болельщик. Вот он болел, а я рядом на коврике возился… Выучил.

– А у Андрея? Какие были первые слова?

– У него-то? – отец почесал затылок, было видно, что ответ пока не готов.

– Ты не помнишь? – обратился он к сыну.

«Отшучивается, тянет время», – с досадой подумал Андрей, а вслух сказал:

– Забыл, так и скажи.

– Как же, забыл! Бебеки.

– Бебеки? – переспросила Саша и фыркнула.

– Бебеки! Честное слово. Мы с Тамарой голову сломали, что же это за
бебеки такие. А как-то сели ужинать, наварили пельменей, к
нам еще дед зашел. Он и стал нахваливать: «Эхх, хороши
пельмешки!» Тут Андрюху как прорвало – бебеки, да бебеки, и лезет
прямо в тарелку. А вы, Сашенька, пельмени лепить умеете?

– Нет.

– Сейчас и покупные хорошие, – настороженно заметил Андрей.

– Хорошие, – согласился отец, – Но разве же сравнишь, когда любимая
женщина своими руками состряпает! Не беда, я вас научу.
Будете Андрюху баловать… Так к чему я это все? Ах да, матушка
моя… Когда же я в последний раз звонил? На новый год. Нет, вру
– на восьмое марта… Пожалуй так… А может?..

Андрей не верил ни одному отцовскому слову. Все это была умелая
импровизация – чепчик с платьицем, шайбу, гол, бебеки… Правдой
были лишь домашние пельмени. Андрею на мгновение даже
почудился их тяжелый, густой аромат! Отец их сильно любил, бывало
пританцовывал возле кастрюли, боясь, как бы они не
разварились. Впрочем, и они быстро закончились, а любимая женщина с ее
заботливыми руками отошла в небытие.

– Я ведь матушке о своих делах не говорил, – нахмурился отец.

– Я сказал, – тихо признался Андрей, – Мы с ней общаемся. Иногда.

– Странно, – удивился он, – Она тебя не хотела. Ей Нинкины дети были
нужны. А когда ты родился – будто совсем с катушек съехала:
с дедом развелась, мать твою стала ненавидеть… Как будто
все были виноваты в том, что Нинка родить не могла… И как она
теперь? Такая же затворница?

– Гадает целыми днями.

– Ну, конечно! Как же я про карты забыл?! Поеду-поеду, пусть мне
новую любовь нагадает, на это она мастерица!

… Когда прощались, было поздно. Ночь зажгла проспект нарядными
огнями, по подоконнику поползли отсветы уличной рекламы – желтые,
зеленые, оранжевые. Отец был во хмелю, веселился,
распинался в благодарностях Саше, обнимал всех подряд, обещал золотые
горы.

– Вот обоснуюсь, как следует – закатим пир на весь мир! Вы – в числе
приглашенных! Придете?

– Придем, придем…– торопливо отвечал Андрей.

– Мы с вами еще – у-ух, наделаем делов! Еще на лыжах поедем, вы в
курсе?! По Подмосковью! Тряхнем стариной…

Саша все так же тихо стояла сзади, прислонившись к дверному косяку.
Ее улыбка была спокойной, но глаза смотрели устало. Андрей
ощутил приятное волнение от мысли, что через несколько минут
они окажутся рядом в постели.

– Уф-ф, ну уморил! – выдохнул он, когда дверь за отцом закрылась, –
Вот это встречка…И, как обычно, ничего не спросил про мать!

Она не ответила, молча прошла в комнату. Стала носить тарелки.
Андрей собрал обеденный стол, зашвырнул в угол скатерть, стал
снимать одежду. Он все ждал, когда вернется Саша. На кухне
лилась вода, за окном залаяли, видимо сцепившись, собаки. Он
откинул одеяло, несколько минут в трусах посидел на кровати,
хотел включить телевизор, но передумал. Прошел за ней в кухню.

Саша сидела на табуретке, задумчиво глядя в пол.

– Я думал, ты скоро закончишь, – удивился Андрей, – Помочь тебе?

– Не надо. Помою посуду завтра… Сил нет.

– Да уж, батя оторвался по полной! Ты хоть не сильно скучала?

– Да я вообще не скучала, – неожиданно резко ответила она, – Ты мне
столько за всю нашу жизнь не рассказал, сколько он – за один
день.

Андрей недоуменно остановился.

– Ты только не принимай все на веру, хорошо? Батя – тот еще артист,
уж поверь. Понапридумывал с три короба.

Она посмотрела на него внимательно из под тонких, изогнутых бровей,
притянула к себе. Он сел на колени, уперся носом в ее живот,
прижался тесно-тесно, как ребенок.

– Прошу тебя, бросай все скорей… Идем… Идем…

– А все-таки ты совсем на него не похож, – ответила Саша, обхватила
его руками, ужалила поцелуем в самое сердце.

Это был последний вечер их беспечного, глупого счастья.

(Продолжение следует)