Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Hачало

Продолжение

Глава 5

Идея негритянской вечеринки давно висела в воздухе. Наташа любит
приглашать гостей, знакомых негров у нас хватало, а тут еще хорошо
продался крайне сомнительный участок, находящийся рядом с бетонным
заводом: в наших экологически корректных островных условиях –
немыслимая удача. Это дело нужно было обмыть. Наташа пригласила
Эндрию, мать-одиночку с маленьким хулиганистым Паулино (кажется,
тоже с Ямайки) и томную латиноамериканскую чету с двумя малышами
дошкольного возраста. Эти люди были когда-то Наташиными клиентами
из Бруклина, остались довольны приобретенными домами, переездом
из города на свежий воздух. Жена поддерживает отношения со многими
бывшими покупателями: они дружат и симпатизируют друг другу безо
всякой выгоды. Айрис привезла трех своих дочерей, Уолли по своему
обыкновению не явился, сославшись на занятость, хотя, думаю, просто
постеснялся. Детям на растерзание был отдан бассейн с большим
надувным дельфином. Самых маленьких затянули в спасательные жилеты
и опустили в воду для свободного плавания. Моник, дочь Айрис,
девочку лет четырнадцати, назначили старшей по присмотру за малолетними,
сами сели в саду неподалеку. Вскоре от детского хохота и плеска
испуганно закричали птицы с вершин деревьев. Взрослые переглянулись
и тоже засмеялись. Ужин предполагался самым традиционным: барбекю
на гриле, жидковатое калифорнийское вино из пластиковых стаканчиков.
Был хороший солнечный день. У Дэйвида, нашего соседа по участку,
бегали по двору две маленькие одинаковые собачки, непрестанно
лая через проволочный забор. У других соседей, отделенных от нас
глухим дощатым забором, с периодичностью в десять минут женщина
зычным голосом выкрикивала имена то ли своих детей, то ли домашних
животных. – Би-и-и-лли! Дэниэ-э-эл! – звала она родных к столу,
а может, с болезненной настойчивостью проверяла сам факт их существования.
– Она начинает орать с шести часов утра, – сказала Наташа. – Раньше
летом здесь мешали спать только птицы. К тому же рядом этот дурацкий
заповедник. Они въехали в кирпичный дом на Корбин-стрит года два
назад, я их даже ни разу не видела. Муж видел. Говорит: приходила
какая-то взъерошенная особа, жаловалась на дым. А я люблю сжигать
листья. И запах мне нравится. Зачем тогда продают эти специальные
печки? Дней десять назад они вызвали пожарных. Нормально, да?
Те пришли, переминаются с ноги на ногу, извиняются. – А ты на
нее тоже полицию вызови, – встряла Айрис. – У нас в поселке один
дурак держал петуха… Ну и арестовали его в конце концов. За нарушение
спокойствия, – она встала, сложила руки рупором, и, умело передразнивая
невидимую соседку, прокричала: «Би-и-и-лли! Дэниэ-э-эл! Би-и-и-и-и-лли!»
Все засмеялись, однако никто не осмелился повторить ее выходку.
Из бассейна высунул голову вертлявый Паулино и расхохотался хрипло,
как попугай. – Иди к нам! – закричал он, хотя было неясно к кому
он обращается. – Сильвия – дура. Она не умеет плавать. Рубен,
полноватый цветной парень в приспущенных шортах, возился с углями
и на отзыв о своем ребенке никак не отреагировал. Краем глаза
он следил за происходящим в воде, наблюдая за барахтаниями дочки
и сына. Они старательно сучили руками и ногами, подражая старшим.
Мальчик, немного запуганный Полли, просился, чтобы и его включили
в какую-то игру. Жена Рубена, Синтия, повторяющая полнотой, выражением
лица и даже фасоном одежды своего мужа, сидела в пластиковом кресле,
закинув ногу за ногу, нахваливала вино и вспоминала фильмы, которые
видела за последнее время. – Представляете, мой муж разрешил смотреть
сыну «Остин Пауерс». Этот, последний, третий, о котором сейчас
все говорят. Хорошее кино, но они же постоянно сквернословят!
Этого нельзя показывать детям. Они разговаривают там, прямо как
мы! На фоне остальных гостей Синтия с Рубеном выделялись своей
гораздо более светлой кожей и потому, может быть, чувствовали
превосходство, хотя репутация, властность и удачливость Айрис
ставили ее над ними, каким бы ни был разговор. Она вообще могла
бы молчать весь вечер, но все равно всем показалось бы, что только
она и произнесла нечто важное. Айрис сказала Синтии: – Дай мне
кукурузу. Нет, пожалуйста, только одну, – и тут же принялась грызть
ее маленькими острыми зубами, ничуть не смущаясь помадой, оставляемой
на початке. – У меня три девки, и ни совсем не интересуются такой
ерундой. Я слышала, что это пародия на какой-то английский фильм.
Шпионы обычно нравятся мальчикам. Нам-то они зачем? Кто там снимался? Мадонна? Раньше
я могла бы ей перегрызть глотку, но теперь… Такая лапочка, похудела,
почувствовала приближение старости и сразу же стала моложе на
десять лет. Давайте следить за своей фигурой. Айрис заметила,
что я подслушиваю, только когда поднялся и пошел в сторону Рубена
заниматься шашлыками. Артистично замешкалась, очаровательно улыбнулась
и подняла бокал за женщин. – Все равно они из Европы, – добавила
она. – Что они там понимают? Живут за наш счет. – Ты ошибаешься,
– включилась более взрослая Эндрия. – В Европе развивают чувствительность,
сострадательность. Мы приобретаем «американский стиль жизни»,
но теряем то, что необходимо ценить прежде всего. – Люди, которые
приехали из Европы и Вест Индии, имеют больше морали, этики, их
там так воспитали. Когда они приезжают в Нью-Йорк, эти качества
теряются, – подхватила Синтия. – Нет, эти качества не теряются!
Нужно не увлекаться. Не покупать дом, когда у тебя уже есть один.
Не покупать лишний автомобиль. Нужно понять, что тебе конкретно
нужно, да и все. Подошла Наташа с подносом жареных баклажанов,
женщины затихли, разбирая ровно нарезанную пищу. Жена плюхнулась
в кресло-качалку с заплесневелыми подушками и попыталась включиться
в разговор. Крики детей, вопли собак и птиц разморили ее настолько,
что она заговорила про «Остина Пауэрса» на равных. – Ужасно неприятные
морды, – вспомнила она. – И у него такая волосатая грудь, фу…
Зачем они так кривляются, говорят неестественным языком. Лучше
просто радоваться жизни. Привычная фраза понравилась Синтии; у
нее уже было несколько готовых ее продолжений, что всегда приятно.
– Я сама себя ни за что не буду гробить, – сказала толстуха, отгоняя
комара бейсболкой мужа. – Как говорит моя подружка: есть проблемы
– засунь их в морозилку. Я тоже хочу радоваться жизни. Вот человек
мчится на автомобиле, и через пять секунд его нет. Нужно радоваться
настоящему моменту, тому, что наши дети балдеют в бассейне, а
мы балдеем в саду. Айрис и Эндрия вслух осудили «Остина Пауэрса
». Даже дребезжание цикад, гул редких самолетов и автомобилей
не смогли заглушить жестокого вердикт. Айрис напомнила публике,
что сегодня мы должны выпить за хорошую продажу; я пожалел, что
ее муж так и не нашел смелости появиться. Прошарманил автобус
мороженщика: пожилой турок развозил сладости для местных детей.
Рубен бросился к дороге, неуклюже наступая на клумбы, продрался
сквозь кусты. – Какой он у вас сладкоежка, – сказала Айрис и подмигнула
Наташе. Синтия посмотрела на нее без симпатии: – Все лучшее –
детям. К столу подошла младшая дочка Айрис, Дженнифер, она была
по-негритянски округла, кривозуба и весела. В мокрой майке, мужских
шортах, без комплексов, без лишних заискиваний, она существовала
так, словно лучше ее нет никого на свете. Мамашина школа, папашина
порода. Дженнифер забрала со стола тарелку с чипсами и утащила
ее к детям. – Сильвия – слон, – орал Паулино. – Она не умеет прыгать.
Я сходил, включил свет над бассейном и фонари в саду, произнес
тост о том, что наша компания нерушима. – Мы должны объединиться,
стать одной семьей. У нас нет конкурентов, потому что мы изобретательны
и справедливы. Никто пока не понимает, как работают Африка и Европа
в одном лице на теле Американского континента. Выпьем за талант
наших женщин, именно им обязаны наши семьи своим процветанием.
Эндрия, мать-одиночка, остановила меня: – Не говори, что все так
уж хорошо. Господь видит. Я шепотом извинился, поцеловал ее в
ухо, увитое курчавыми локонами. У нее хватало проблем: она жила
вместе с сыном и годовалым внуком в двухкомнатном домике неподалеку
отсюда. Подруга ее старшего сына бросила ей своего ребенка, сама
умотала в Южную Калифорнию. Сын иногда появлялся, я даже не знал
его имени, хотя слышал, что он хороший джазовый музыкант. Вся
семья Эндрии быламузыкальной, лишь она одна стала полицейским
служащим. Она оказалась первой клиенткой моей жены, правильной,
законопослушной настолько, что даже явления природы казались ей
предписанными от государства и Бога. Когда во всей Северной Америке
на несколько дней отключили свет, многие метались по магазинам
в поисках восковых свечей и льда. Я встретил Эндрию в полицейской
униформе. Она служила в Бруклине, но и на Лонг-Айленде сохраняла
военизированный стиль одежды, увидев меня, обняла и сказала: «Хорошо,
что вы сохраняете спокойствие. Все думают, что на нас опять напали.
А ведь из-за кануков*. Не умеют пользоваться электричеством».
– Мы должны выпить за Айрис, – продолжила жена. – За Наташу! –
гаркнула индуска. – Би-и-ильи! Дэни-и-и-эл! Ребята, за нас с вами!
Мы в начале пути!

(Продолжение следует)