Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 8

Наташа оставалась в благодушном настроении, играла с младенцами,
жаловалась, что они мало едят. Я приезжал к ней по привычке
каждый вечер, привозил фрукты. Удивился, встретившись в
коридоре с Монèк. На меня нахлынула жуткая обида за все подлости,
что она сделала моей семье. Думаю, я покраснел, как
подросток, но был не в силах сказать ей что-нибудь вразумительное и
нравоучительное.

– Ты, дрянь, больше не появляйся мне на глаза. Мы с Кариной донесли
на тебя в полицию. Шантаж есть шантаж.

– Я хорошо знаю тебя, Роберт. Доносить в полицию ты не будешь. Ты
слишком скучный и порядочный.

– По-моему, именно такие и доносят.

– Я тебя не шантажировала. Какой тебе смысл куда-то звонить? Ее
шантажируют, пускай она и действует. Нечего трахаться с кем
попало. Надо следить за своим нравственным обликом, если ты
хочешь называться приличным человеком. Все эти стареющие
миллионерши посходили с ума. Почему мы должны их обслуживать?

– Кто это «мы»? – спросил я на пределе сарказма.

– Как кто? Мы – молодые. Мы – надежда общества, а не богемные
подстилки. К тому же они эксплуатировали мой детский труд.

Она начиталась чего-то новенького. Или у нее появился какой-нибудь
подстрекатель? Изображать строгого папика с Монèк у меня
никогда не получалось; лучше бы я куда-нибудь от нее спрятался.
Рука на эту дурочку тоже никогда бы не поднялась, хотя она
чего-то такого садомазохистского вроде бы и хотела. Помню,
когда-то она интересовалась, нет ли у нас дома наручников,
просила связать ей руки простыней, иногда выставляла задницу,
чтобы ее по ней похлопали. Я знаю, что Уолли детей не бил, а
увидеть в этом что-то сексуальное предпочел бы лишь в
кошмарном сне. Девочки росли обласканные, изнеженные,
неиспорченные, несмотря на бесформенность тел и абсолютное нежелание
следить за своими фигурами. Монèк оказалась слишком
продвинутой, словно воспитывалась в какой-то другой семье или ходила в
другую школу. Она была намного старше своих сестер. Никто не
мог бы сказать, что будет с ними, когда они вырастут.
Размышления о возрасте навели меня на совершенно резонный вопрос:

– Дорогая, как ты сюда попала? Ты ведь должна быть в школе...

– Я никому ничего не должна, – парировала она без особой
изобретательности. – Наташа берет меня нянькой к твоим детям. Завтра я
прихожу к вам для прохождения испытательного срока.

– Как ты сюда попала? – я почти смеялся. – Приехала на такси? Тебе
же еще нельзя водить машину. Что ты выдумываешь? Мы не
нуждаемся в твоей помощи. Иди в школу.

Она смотрела на меня немигающими карими глазами с мелкими кровяными
прожилками, воплощающими, видимо, вековые страдания ее
народа. Я поблагодарил Мо за заботу о супруге и малых детях,
пообещал позвонить вечером.

Наташа лежала на своей коляске с книжкой Достоевского «Бесы». Это
произведение всегда служило для нее источником оптимизма и
здорового смеха. Она и сейчас хихикала над монологом Лебядкина,
читающего в обществе пьесу «Таракан». Я догадался об этом
по выражению ее лица. Попытался вспомнить часть текста, хотя
жена владела материалом существенно лучше:

– «Сударыня, – не слушал капитан, – я, может быть, желал бы
называться Эрнестом, а между тем принужден носить грубое имя Игната,
– почему это, как вы думаете? Я желал бы называться князем
де Монбаром, а между тем я только Лебядкин, от лебедя, –
почему это? Я поэт, сударыня, поэт в душе, и мог бы получать
тысячу рублей от издателя, а между тем принужден жить в
лохани, почему, почему? Сударыня! По-моему, Россия есть игра
природы, не более!

– Вы решительно ничего не можете сказать определеннее?

– Я могу прочесть вам пиесу «Таракан», сударыня!

– Что-о-о?

– Вы все спрашиваете, сударыня: «Почему?» Ответ на дне этой басни,
огненными литерами!»

Я сел на краешек кровати и поцеловал жену в щечку.

– Люблю людей, которых легко рассмешить, – сказала Елка. – Тебе
достаточно показать палец, и ты готов. Знаешь, кто приходил меня
навестить? Никогда не догадаешься.

– Наташа, я встретился с ней в коридоре. Предлагаю держаться этой
особы подальше. Надо как-то вежливо, но доходчиво объяснить...

Последовательно рассказал суть дела, акцентируя внимание на том, что
Монèк может выставить все происшедшее в самом дурном свете,
а это нам вряд ли нужно. Спорить с моими доводами было
трудно. Мы поговорили поверхностно и к этой теме по воле случая
долгое время не возвращались.