Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 15

Какая же ты удивительная дура, Моник. Отдать бы тебя Майклу Тайсону,
он бы тебе устроил в самой что ни на есть извращенной
форме. Навсегда бы отбил охоту до мужиков. Жрица любви, твою
мать...

– Куда направляешься? На восток?

Я обернулся. У выхода стоял довольно опрятный бомж, пропахший
коноплей, размякший от недавнего тепла и теперь лениво ищущий
бесплатного транспорта. В другое время я бы его взял, не
раздумывая. Хитч-хайкеры в этой стране почти перевелись. Жалко, они
почти всегда профессиональные собеседники. Я стоял и
смотрел на него. Не рассматривал, а просто смотрел в его сторону,
словно размышляя, куда мне теперь нужно поехать. Его моя
медлительность не смущала. Он рассмеялся и повторил опять:

– На восток? Мне надо в Амагансетт.

– Зачем? – спросил я бестактно. – Зачем тебе в такую даль? –
процедил сквозь зубы, акцентируя на слове «тебе».

Он пожал плечами, простодушно улыбаясь.

– Надоело все. Хочу принять душ...

– Там общественная баня?

– Нет, жена. Дети. Я, можно сказать, соскучился.

– Сколько детей? – спросил я строго, будто это имело какое-то
отношение к делу («Как это вообще можно – уйти от своих детей?» –
мелькнуло в голове глупое).

Он вздохнул, развел руками.

– Какая разница? Двое. Тебе на Восток или нет?

Я отвез его до станции в Пэтчоге, вглядываясь в пролетающие мимо
автомобили. Парень никак не комментировал моего молчания, не
без удовольствия рассказывал о своей жизни. Жену он любит со
школьной скамьи, в детях души не чает, но в семье больше трех
месяцев находиться не может. Слишком любит свободу. По его
словам, жена к этому положению вещей давно привыкла, и он в
этом далеком Амагансетте всегда желанный гость. Не очень-то
верилось.

– Сколько лет детям?

– Одному пять, другому шесть. Мальчики. Младший – моя копия. Боюсь,
будет таким же непутевым, – вздыхал он с невинным лукавством
и даже надеждой.

Я вежливо распрощался с ним, проводил глазами, удивившись, что он
отправился не к билетному автомату, а к стоянке такси. По
Ошеан авеню выехал на рождественский Монток хайвей. Общение с
бродягой неожиданно вернуло мне дух авантюризма, казалось бы,
навсегда утраченный. Я катился вдоль рассвеченных витрин и
думал, что в какой-то степени принадлежу только самому себе.
Что все остальное тоже важно, но это – внешнее. Мое, но
только отчасти. Я – это я. 190 фунтов веса, 6.2 футов роста,
джинсы, бутсы, куртка, кошелек с водительскими правами, штук
пятнадцать кредиток, восемьдесят баксов наличными. Плюс вполне
надежный автомобиль. Если я не совсем дурак, решу, как быть
дальше. Можно поехать на рождественские каникулы – абсурд
лечится только абсурдом. Я мог бы подбадривать себя сколько
угодно, но через 15 минут был у поворота на Смит роад, совсем
около дома.

Я постоял на пустом шоссе под покачивающимся светофором, наблюдая по
отражению на асфальте невозмутимую периодичность его
переключений. Рванул в конце концов на красный. Второй раз за
день. Я понял, что не смогу предстать перед Наташей с пустыми
руками. Ничего рационального было сделать нельзя. Кружить по
улицам? Надежда меня оставила: я продолжал движение по
инерции. Прочесал несколько десятков улочек Мастика и Флойд
Харбора, съездил к церкви Джона Теолога. Слава Богу, хватило
мозгов не ехать в Риверхед к пресловутому аквариуму. Время
перевалило за полночь. Джуди наверняка отправилась домой на такси,
Елка пребывает в объятиях русского дворянства, без малышей
я там не особенно и нужен. Женщины мало занимаются мужьями
после рождения детей. Обиды я не показывал, но она подспудно
накапливалась и вызревала. В бессмысленной тоске я рванул к
ночному океану, но у самого к нему подъезда притормозил,
обратив внимание на «Смит-Пойнт мотель» по левую сторону шоссе.
Строение барачного типа. Придорожный бар. Я проезжал мимо
этих чудес жизни сотни раз, направляясь на океан и обратно,
но ни разу здесь не останавливался. Я заскочил за пивом в
добрососедский «Севен Элевен» и неспешно развернулся на
светофоре.

Гостиницей владели индусы. Судя по виду портье и какому-то особому
духу запустения, я бы сказал: пакистанцы. Старик со старой
тряпкой, намотанной на голову, кивнул на портрет махатмы
Ганди. Удивился, что я один.

– Мне нужно позвонить жене. Местный номер.

Оказалось, что даже локальная связь заблокирована. Я купил у него
телефонную карточку какой-то экзотической кампании. Теперь
Елка не определит, откуда я звоню. Разве я от нее скрываюсь?
Почему бы и нет. Я скрываюсь ото всех. Свободный человек в
свободной стране. Комната соответствовала ожиданиям. Я быстро
осмотрелся, включил телевизор, отрубил звук. На экране
желтело напряженное лицо президента: он отвечал на вопросы
сельских жителей где-то в отдаленной части страны. После каждого
вопроса делал одинаково напряженное лицо и потом молниеносно
распрямлял его черты, озаренный пришедшей на ум идеей. Я
позвонил Елке, сказал, что долго плутал наугад между Суффолком и
Нассау, совсем выбился из сил и вынужден переночевать в
мотеле на 495 интерстейте. Раньше такого не было, но сегодня –
исключительный день. Она отнеслась с пониманием, сказала,
что начальник 7-го присинкта* полиции поклялся, что
освобождение наших детей – дело его чести. Валя Джори действительно
была с нею, успокаивала, делилась добротой. Я пообещал
вернуться домой пораньше, брезгливо осмотрел постель и лег спать в
одежде.

Злоба не утихала. Ты исключительное фуфло, Моник. Ты испортила все,
что только можно испортить. На твоем примере будут учить
недоумков. Посмотрите, до чего доводит безмозглая
чувствительность. Девушки, это для вас! Лучший способ перечеркнуть свое
будущее. Полное моральное падение Хуже не бывает.

Вскоре мне стало понятно, почему индус удивился, что я один. За
картонной стеной послышался нервный скрежет ключа, мужской
топот, женский смех, хлопок шаманского. Ребята тут же приступили
к делу, и через мгновение хрупкое пространство мотеля
заполнилось звуками их случайной любви. Ненасытность ее казалась
мне преувеличенной, хотя, может быть, я просто отвык от
страсти. Они возились минут сорок, подкрепляя свою работу
неутихающими стонами, рычанием и визгом. Они не раздражали меня, не
удивляли. Почему-то я отнесся к ним всего лишь как к
досадному шуму, мешающему сну. Моник, ты хотела только этого?
Всего-навсего? А тебе что, Роберт-Роберт, было жалко? Ты жадный?
Надменный? Деревянный? Если в свое время я смог
перепихнуться с галапагосской черепахой (пусть во сне, но ведь мог),
значит, с сексуальная свободой у меня все в порядке. Куда
дальше? Общечеловеческий рубеж я уже переступил, теперь у меня
точно есть выбор. Познание может начинаться только с полного
пресыщения. Остальное – собирание крошек с чужих столов.

Парочка за стеной оказалась не одинока: где-то слева послышались
такое же жаркое дыхание и возня. Кто-то внимательно слушал моих
соседей и теперь пришел им на смену. И в первом, и во
втором случае я пытался понять, на каком языке разговаривают эти
самозабвенные любовники, но то ли по причине искривления
пространства, то ли из-за избытка чувств их речь получалась
какой-то интернациональной. Я слышал английские, испанские,
русские и даже китайские слова, хотя из перечисленных языков
владею лишь одним. Все народы мира собрались в этом зачуханном
месте на праздник предновогоднего блуда, чтобы унизить
бедного папика, утратившего по недоразумению своих долгожданных
чад. Образ был масштабным, я самодовольно улыбнулся,
представив себе, как все человечество трахается вокруг меня,
принимая нелепые позы и строя потешные гримасы, а я вот лежу и
смотрю, как Джордж, сын Джорджа, о чем-то думает, обратившись
страдальческим ликом к Городу и Миру.

О детях я старался не думать, боялся вспоминать их переменчивые
физиономии, их глаза, отражающие пламя вулканов и искры
факельных шествий. Я пытаюсь разгадать тайну зарождения жизни, а ты
лезешь ко мне с пустыми играми. Не выдра ты священная,
Моник, не царица Савская в шелках и облаках, а просто драная
кошка. И ничего ты не сделаешь с моими детьми, потому что ты
меня любишь, а я тебя нет. И прав я именно поэтому. С тобой
одной мне и было хорошо. Только про тебя и вспомню. Луч света в
царстве вечных сумерек. Черная пророчица средь бледнолицых
мошенников, узаконенных провидением и Конституцией. Постоял
с тобой на пристани, подождал бригантину, всмотрелся в
горизонт прошлого. Загадил жизнь свою ожиданием чуда. А жизнь
моя, может быть, и не в лоне семьи, не с иноземными фантазерами
и пьяницами, не с елками и пчелками, и даже не с любимыми
отпрысками, а вот здесь, в этом беспонтовом мотеле. На
простынях, хранящих многолетние следы спермы всех времен и
народов. Под картиной, изображающей можжевельник. Перед экраном,
где участник викторины публично решает глобальные головоломки,
щелкая костяшками пальцев. Такой мой выбор. Не ожидала? Не
судьба нам с тобой, Моник.

Мои сладострастные соседи на некоторое время притихли, расслабленно
болтали на эсперанто, меня успокаивала их баюкающая речь.
Засыпая, я думал: как хорошо, что я в двух шагах от дома и
всегда смогу прийти моей Елочке на помощь. Мне казалось
логичным, что я поступил сегодня не так, как должен был поступить:
не вернулся к жене, а попал в притон и антисанитарию для
того, чтобы сбить с толку судьбу и смерть. Бред лечится только
бредом. Я всегда верил в спасительные нелепости.

_____________________________________________________________________________

* Присинкт – полицейский участок.