Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 19

С фрау Бергер мы встретились на следующий день. Случайно. В «Атлантическом
морском мире», аквариуме города Риверхэда. Если бы вчера мне кто-нибудь
сказал, что мои океанические изыскания продолжатся в этом морском
зоопарке, я бы удивился, хотя давно уже хотел туда попасть.

Риверхэд находится минутах в двадцати от нас, кроме аквариума,
он знаменит железнодорожным музеем и крупной федеральной тюрьмой.
Мы часто бываем в этом городе, заезжая в польский продовольственный
магазин, где Наташа покупает вишневый сок, черный хлеб, маринованые
грибы, копченое мясо и рыбу – славянские продукты, которые не
продаются в обычных супермаркетах.

Страсть к экзотическим рыбам, кораллам и морским животным была
у меня с детства, особенно я любил подводных черепах. Матушка
говорит, что после первого посещения аквариума в Монтерее я часто
вспоминал одну из них, переживал, как она там без меня, хотел
позвонить по телефону и т.д. На остров мы переехали давным-давно,
но я так ни разу не добрался до своих доисторических товарищей.
Мне трудно было найти такого же инфантильного напарника. Наташа
сдала меня, проговорившись о моих мечтах коллегам...

Однако напарник нашелся, и довольно неожиданный. Я уже почти начал
забывать о своей маленькой черной обожательнице и решил считать
ее выходки в Атлантик-Сити случайностью, блажью, игрою, но на
следующее утро она позвонила сама. Вскоре жена позвала меня к
телефону.

– Я нашла тебе единомышленников, – сказала она торжественно, –
иначе ты никогда не встретишься со своей возлюбленной черепахой.

Я не понял, о чем речь, недоверчиво взял трубку.

– Привет, это Монèк. Мама сказала, что ты хотел съездить
в аквариум. Возьми, пожалуйста, нас с собой. По старой дружбе.
Родители никогда туда не соберутся.

– Ты интересуешься рыбами?

– Я в основном питаюсь рыбой и рисом, если хочешь знать. Я просто
хочу посмотреть, без шуток. Дженнифер и Шила хотят – умирают.
Заезжай за нами.

Трубку перехватила Айрис:

– Слушай, партнер. Совмести приятное с полезным. Тебе интересно,
им интересно. Я не люблю, когда они остаются дома одни. А тут
какая-никакая общеобразовательная программа.

– Таких матерей надо отдавать под суд, – сказал я весело, – ты
думаешь только о деньгах, в то время как должна думать только
о детях. Не боишься, что я научу их пить и курить?

Когда я подъехал, две девочки уже стояли на улице. Дженнифер играла
с дверцей пластикового почтового ящика, будто ловя в него птиц.
Маленькая Шила призывала их лететь в ловушку Дженнифер, зазывно
размахивая руками. Монèк не было.

– Прихорашивается, – сообщила Шила насмешливо. – В маминой ванной.
Перепробовала всю губную помаду.

Однако Монèк выпорхнула из дома буквально на конце ее фразы.
В обыкновенном спортивном костюме, без претензий и кокетливых
взглядов. Рядом с толстушками-сестрами она казалась воплощением
грации: природа постаралась, взяв у ее родителей все самое лучшее.
Она немного накрасила ресницы и подвела губы, но в меру, как это,
видимо, делают все девочки ее возраста. Я пожалел, что сморозил
глупость сразу же, как она уселась на переднее сидение рядом со
мной.

– Какой макияж! – сказал я, – Ты решила понравиться осьминогу?

Девочки захихикали, а она лишь повернула голову в мою сторону,
промолчала, посмотрев на меня с такой укоризной, что я, кажется,
покраснел. Всю дорогу до «Атлантического мира» мы молчали, лишь
дети щебетали на заднем сиденье о чем-то своем. В аквариуме Монèк
моментально забыла обиды, я тоже воодушевился: такого размаха
от спонсоров аквариума я не ожидал. Гигантское куполообразное
помещение было плотно заполнено инсталляциями, бассейнами, аквариумами,
лабиринты которых вели на второй ярус, выходили на открытое пространство,
где должны были идти представления с морскими котиками, выставлялись
кости динозавра и кита.

За билетной будкой открывался просторный холл. Осмотр начинался
с ярко подсвеченной песчаной лагуны, через которую был сооружен
подвесной мостик, ведущий к главной экспозиции. У входа, прислоненные
к гипсовой стене искусственного грота, стояли два манекена, изображающие
подводников в тяжелых водолазных доспехах. Шила и Дженнифер сразу
метнулись на середину мостика, где остановились, тыкая пальцами
в проплывающих под их ногами рыб: скатов, камбал, небольших песчаных
акул. Монèк осталась со мной, зацепилась кончиком пальца
за мою руку. Глаза ее сияли благодарностью, словно у Джулии Робертс,
впервые попавшей в оперу. Она шла по мосту с несуразной величественностью,
то ли придуривалась, то ли ей впрямь здесь понравилось. Может,
и то и другое.

– Смотри, какой водопад, – сказала она, кивнув головой направо.
– Всегда мечтала постоять под водопадом. Как в кино.

– Здесь акулы, – отозвался я, стараясь быть вежливым.

– Я хочу под настоящий водопад. Зачем мне фальшивый? Ты был на
Ниагаре?

Я рассказал о своих поездках, сказал, что этот водопад лучше наблюдать
с канадской стороны, особенно ночью, когда его подсвечивают прожекторами.
Мы подошли к ряду гротов, куда были встроены большие аквариумы
с причудливой морской фауной, игрушечными сундуками сокровищ и
обломками мачт на дне. В первом мелькали красочные клоуны и анемоны,
во втором – фиолетовые пираньи. Я собрал девочек вокруг себя и
наскоро сообщил, что эти безобидные на вид рыбки могут съесть
лошадь за несколько секунд.

– А слона? – спросила Шила серьезно.

– В Южной Америке нет слонов.

– А если он убежит из зоопарка?

Я не ожидал такого оборота и посоветовал ей сходить за справкой
в «Информацию». Монèк ликовала: сестрички отправились на
поиски истины, мы вновь остались одни. Я чувствовал, что она возбуждена,
хотя старается этого не показывать. Мы полюбовались многообразием
форм и окрасок рифовых рыбок, обсудили акулью челюсть, привешенную
к потолку, морских звезд, прилепившихся к стеклянным стенкам аквариумов,
и вскоре подошли к главной достопримечательности музея. «Затерянный
город», скрывшийся под водой, предстал перед нашими взорами. В
огромном бассейне с прозрачными стенами меж обломков Атлантиды
хищно проскальзывали акулы, скаты, мурены и прочие уроды нашего
мироздания. Мы увлеклись зрелищем, прильнули лицами к стеклу и
на несколько минут невольно замолчали. Я долго рассматривал акулу,
лежащую на дне, пытаясь спугнуть ее постукиваниями по стеклу,
но она не обращала на меня внимания. Над ней на расстоянии нескольких
дюймов проплывали ее собратья, но она продолжала отдыхать с прежней
невозмутимостью. Акулы разных пород казались пластиковыми по причине
идеальной гладкости и контурности своих форм, лишь кривизна дикорастущих
зубов выдавала их натуральность. Больше всего нам понравились
скаты. Огромные живые лепешки, покачивающие крыльями своих мантий
то величественно, то торопливо. Из-за своих длинных и тонких хвостов
они были похожи на крыс. Мы специально выжидали момент, чтобы
один из них опять прильнул животом к стеклу и мы бы смогли разглядеть
его идиотскую, омерзительную улыбку. Уродство зачаровывает: мы
познали это чувство на себе. Я перечитал таблички с наименованиями
экспонатов и обнаружил, что среди этих тварей должна быть и гигантская
черепаха. Мы стали искать ее и выяснили, что она находится у поверхности
воды и ее можно наблюдать со второго яруса. Я вкратце рассказал
Монèк историю своей детской влюбленности, немного стесняясь
подобного проявления чувств.

– Извращенец! – грубо загоготала она. – Все мужчины – извращенцы,
но ты еще тот фрукт. У тебя хорошая фантазия? – спросила она,
пытливо вглядываясь мне в глаза. – Знаю, у тебя очень хорошая
фантазия. Я таких мужиков еще не встречала.

– Каких?

– Таких. Изощренных. У тебя же в глазах все написано.

– Монèк, ты удивительная дура, – сказал я, поражаясь услышанному.
– Вообще, почему ты разговариваешь со взрослыми в таком тоне?
– я понимал, что это не лучший педагогический аргумент, но приструнить
обезьянку хоть как-нибудь хотелось.

К нам подбежали две ее сестрички, они были похожи на маленькие
колобки со множеством туго заплетенных тоненьких косичек. Обеим
было нужно в туалет. Я нашел это место по схеме, которую получил
на входе. На одной двери висела табличка «Королевы», на другой
– «Короли».

– Королевы, вам сюда, – сказал я, подождал немного, но дети не
торопились выходить. Я отправился обратно в зал, рассудив, что
мои подопечные никуда деться не могут.

Монèк я нашел стоящей возле гигантского аквариума, посвященного
рифовым рыбкам, в глубине зала, около кафе. Я пожалел, что не
взял с собою фотоаппарата, потому что, кажется, понял, что она
понимала под словами «иметь фантазию». Дело в том, что в аквариуме,
кроме обитателей рифов, плавал молодой парень в черном гидрокостюме,
со всей необходимой аквалангистской атрибутикой. Пузырьковые струи
от компрессоров, питающих аквариум кислородом, колыхали его роскошные
рок-н-рольные волосы. Он чистил стеклянные стены изнутри небольшим
красным скребком, похожим на станок одноразовой бритвы, и поэтому
постоянно старался встать на дно, чтобы принять удобное положение
для работы. Монèк прижалась телом к аквариумному стеклу,
выплескивая из себя все, на что была способна ее фантазия. Она
танцевала, широко раскинув руки, словно пыталась его обнять, терлась
взрослой грудью о прозрачную стенку, вставала на колени на уровне
его паха, оставляя на стекле яркие отпечатки губ. Парень делал
вид, что не обращает на нее внимания, и продолжал незатейливую
работу. Маска и трубка во рту мешали увидеть его выражение лица,
но Монèк очевидно добилась того, чего хотела: его бурной
эрекции. Характерный бугор в брючной части его гидрокостюма был
виден издалека, и я было пошел к дурочке, испугавшись, что она,
не дай бог, начнет раздеваться. Меня остановил голос, возникший
у правого плеча.

– Какая забавная девочка, – сказала Джуди. – Никогда не видела
ничего подобного. Отличный фрагмент для эротического фильма.

Я объяснил ей, что сегодня эту девочку отдали под мою ответственность
и я вынужден ее нянчить.

– Что ты тут делаешь? – спросил я.

– То же самое, что и ты. Привела Марки посмотреть на царство Посейдона.

Я обернулся и увидел своего малолетнего приятеля около круглой
банки с гигантским осьминогом. Однажды мы смотрели с ним фильм,
как осьминог открывает бутылку шампанского. Около местного осьминога
тоже лежала бутылка, запечатанная пробкой. Я сказал Джуди, что
сейчас вернусь, подошел к Монèк и дал ей символическую оплеуху.

– Я пожалуюсь Уолли, и он тебя уроет, – сказала она без тени обиды
и вытерла похотливые губы рукавом куртки.

– Я пожалуюсь первым, Монèк. И больше с тобой никогда никуда
не поеду.

Сестрички, наконец, вернулись из туалета, подбежали к нам поглазеть
на ихтиандра.

– Вот здорово! Он там живет? Дышит?

Я понял, что нам пора уматывать. Подошел к Джуди и Марку-Эрику
попрощаться.

– Слушай, пригласи эту девицу ко мне на «Белый праздник». У нее
каникулы, наверное, хочет подработать. И потом красиво. Все в
белом. Прислуга в черном. Я уже подобрала костюмы для своих филиппинцев.
Договорились?

– Не знаю, поговори с ее матерью или с Наташей, – ответил я, крайне
сомневаясь в положительности идеи. – Что тебе больше всего здесь
понравилось? – спросил я у Марки.

– Рыба-игла и морские коньки, – ответил он незамедлительно. –
У них нет ни рук, ни ног, а плавают так быстро.

Он поднял указательный палец и поводил им в воздухе, чтобы подчеркнуть
вертикальное положение рыб во время передвижения.

Негритянской молодежи я вопросов не задавал. Я знал, что им больше
всего понравился аквалангист. О нем они и судачили все время по
дороге домой, забыв от восторга о своем старшем товарище. Только
когда я остановил машину у их дома, Монèк неожиданно поцеловала
меня в щеку, стыдливо опустила глаза и пробормотала:

– Извини меня. Я больше так никогда не буду. Останемся друзьями.
Пожалуйста. Дети, что надо сказать дяде Роберту?

– Спасибо, – заорали все трое, как умалишенные.