Онтологические прогулки

Бетховен и шариковы

Очень странное зрелище представляет собой современный человек:
он одновременно и «венец творения», самое совершенное существо
в известной нам вселенной, и полное ничтожество, единственной
целью которого является выживание.

Он одновременно может всё и не может ничего.

Он одновременно гений и дебил.

Он одновременно полон любви и ненависти.

Он одновременно приносит себя в жертву и убивает и съедает другого.

Он одновременно создал бога и дьявола.

Он одновременно совершенно свободен и абсолютно зависим.

Он одновременно вызывает восхищение и совершенно отвратителен.

И так до бесконечности.

Философ, антрополог, культуролог, впрочем, – любой, кто попробует
подумать об этом, обязательно придет к выводу о антропологической
катастрофе, о том, что землю населяют шариковы, какие-то странные
существа, внешне очень похожие на человека, можно сказать, точно
люди, но в которых чего-то недостает, чего-то, что и делает их
людьми: они разговаривают, ходят на работу и в кино, рожают детей,
спят, ловят рыбу и т.д., но производят при этом впечатление чего-то
«слишком человеческого», очень знакомого, но совершенно чужого.

Шариковы определённо считают себя людьми, уверены в себе, особенно
когда их много, знают, как жить правильно и как неправильно, не
сомневаются относительно своих ценностей, представлений, целей;
они крепко стоят на ногах, когда чувствуют свое абсолютное большинство,
кажется, что они любят жизнь и себя, хотя большую часть времени
жалуются, а, когда не жалуются, хвалятся.

Здесь читатель, сидящий во мне и следящий за разворачиванием текста,
сообразив, о чём речь и чем ему это грозит, уже приготовил успокоительное:
«да, да, эти шариковы... ни образования, ни воспитания... как
они портят жизнь... на улице грязь, в подъезде мусор, везде пьянство
и матерщина... скорее спились бы!»

Однако, несмотря на его праведный гнев, продолжу: я не думал о
бомжах и пьяницах, более того, я не думал и о наводнивших страну
гастарбайтерах, впрочем, как и о каких бы то ни было слоях, классах,
сословиях, национальностях, вероисповеданиях, служащих, вольнонаемниках,
бандитах, криминалистах, военных, штатских, чиновниках, безработных,
домохозяйках, школьниках, студентах.

Я думал о всех нас вне зависимости от возраста, пола, образования,
национальности, сексуальной ориентации, веры или неверия, страны
жительства. «Стой! – встрепенулся мой читатель, – я, кажется,
понимаю, о чем речь. Ты прав, вот именно, эти шариковы дорвались
до власти и имеют нас, у них всё: власть и деньги, и никакой совести,
а у нас ничего нет, кроме этой самой совести! До чего весь мир
довели!»

Однако текст тащит меня дальше, он показывает мне, как министры,
профессора, певицы, продавщицы, все люди захвачены стремительным
потоком, двигающимся в круговороте по ленте Мебиуса, этот поток
никуда не движется, кроме как в самого себя, его целью является
самосохранение, это движение без продвижения; люди вовлечены в
него просто фактом своего рождения в этом потоке, и ничего другого
они не знают. Я вижу и себя там.

Мы все шариковы. «Вот тебе раз! – мой читатель разочарован, –
стоило огород городить ради этой банальности! Особенно смешно
вот это – «и я там», да, и ты человек!»

Хорошо, значит, человек – это тот, кто рождается и живёт и умирает
в этом потоке, и главным для него, пока жив, является быть в потоке,
стремление удержаться в нём, чем ближе к струе, тем лучше, чем
дальше, тем хуже. Быть в потоке, быть как все, главное – не выпасть,
не остаться одному в неизвестности. «Ну вот ты и раскрылся! –
раздраженно прервал меня голос во мне, – значит, ты особенный,
не как все, а мы – плевки под ногами! И в чем же твоя особенность?»

Осознание, выросшее до большого пальца ноги.

Я не знаю пока, но, надеюсь, додержу этот текст до конца и, если
повезёт, узнаю. Я мужчина 50 лет, с высшим образованием, живу
в городе и т.д., ничего особенного, ничего такого, что отличало
бы меня от других. Впрочем, есть нечто, что в какой-то момент
я стал отчетливо замечать в своем общении с другими людьми, а
именно: я почему-то не мог с ними объединиться в их совместном
переживании, например, энтузиазме или злости. Не потому, что считал
их в каком-либо отношении менее достойными, чем я, и не потому,
что те темы, которые вызывали эти эмоции, были для меня чуждыми.
Нет, совсем нет, я относился хорошо к ним, а они ко мне.

Дело было в другом: как только какое-либо совместное переживание
достигало определенной величины, «массы», я переставал его испытывать,
я его осознавал, но не испытывал! Постепенно эта особенность стала
заметной, но понять, в чём дело, было не просто мне самому, что
же говорить об остальных!

«Так значит, ты умнее других, что ли?! Или у тебя кровь другая?
Откуда этот высокомерие? Или ты имеешь или знаешь что-то такое
особенное, что не имеют и не знают другие?» – спросил себя я сам.

Нет, у меня нет ничего, что выделяло бы меня: ни состояния, ни
имени, ни кресла, ни знания и т.д. – ничего, кроме того, что я
называю осознанием. И если какое-то время это изменение во мне,
какая-то отстраненность от происходящего, была практически моим
внутренним делом, то позднее она стала и «общественным достоянием»:
везде, где присутствовал я, присутствовало осознание, и это чувствовали
люди. Они не понимали, что происходит, им было некомфортно, многое
из того, что они делали, вызывало у них сомнения, неуверенность;
понятно, что в результате они раздражались на меня, хотя я практически
ничего не делал.

Но – делало осознание, похоже, оно накапливалось и в какой-то
момент достигло величины, которую уже не только нельзя было игнорировать,
но которая стала действующим фактором, не позволяющим участвующим
в некотором процессе (общении) действовать обычно, «моё» осознание
заставляло их осознавать собственные действия, к чему многие,
даже большинство, совершенно не готово, так как имеет превращенные
представления о всей подоплёке своих действий.

Более того, осознание себя настолько не входит в привычный ход
поведения людей, что мешает им, причем, мешает не как что-то неудобное,
лишнее, как упавшее дерево на дороге, а как принципиально другое,
заставляющее полностью измениться, как изменение направления всей
жизни.

– Может, ты святой, а? Ты, случайно, не светишься? Тебе не пора
в монастырь? По крайней мере, людям мешать не будешь, – не удержался
читатель во мне.

Конечно, я не святой, более того, я не верю ни в бога философов
и ученых, ни в бога Авраама, Исаака и Иакова ни в ветхой, ни в
новой интерпретации, я вообще не верю ни в какие интерпретации,
моим богом является только живой опыт моей жизни, в котором и
только в котором проявляется для меня вселенная, а я – для неё,
и всё разворачивается в живом взаимодействии.

Я не святой, я не гений, я не сумасшедший, я обычный человек,
которому «не повезло», или повезло (каждый волен выбирать свою
точку зрения) накопить осознание до определённой величины, до
величины, которая не только меня, но и общающихся со мной людей
заставляет осознавать. Осознание действует, как сказал бы Мамардашвили,
как сильный зеркальный амплификатор (усилитель), заставляющий
людей видеть себя как они есть.

Однажды я с моей дочерью ходил в стереозал на фильм о подводной
жизни океана; во время фильма восприятие было настолько реалистичным,
что хотелось потрогать проплывающих мимо рыб, это зрелище было
настолько сильным для меня, что несколько дней я пребывал в депрессии,
теперь я понимаю – от невыносимости осознавать себя видящим это
великолепие мира.

Вчера я посмотрел фильм «Соединенные Штаты Лиланда», в котором
главный герой видел безмерную печаль людей, проживающих какую-то
чужую, а не свою жизнь, и постоянно повторяющих себе, что все
будет хорошо. Для Лиланда оказалось невыносимым осознавать себя
видящим печаль окружающих его людей, а отказаться от этого видения
он просто не мог.

Невыносимость осознания

Видеть и жить как есть невыносимо, если привык видеть и жить как
все. Психотерапевты отмечают, что часто началом заболевания является
травма, но травма не как переживание какого-то события, а как
невыносимость осознавать себя переживающим это событие, то есть
страх осознания. Начало заболевания может стать началом выздоровления,
если удается преодолеть этот страх и принять себя и побыть осознающим
себя в «травмирующем» событии.

Это хорошая матрица понимания того «бегства» от осознания, которое
так характерно для современных людей. Конечно, это не вечная проблема
человека, это современное положение вещей, это переходное время
от старых, хотя и все еще действующих форм человеческой жизни,
к новым, обусловленным природой человека как осознающего существа.
Если в древности и даже в историческое время человек как вид определялся
опредмеченными формами осознания, то сейчас, в наши дни он всё
больше попадает под влияние накапливающегося опыта чистого осознания.
Это не выбор человека, это его природа и неминуемое развитие,
– так что у человечества нет возможности избежать формирования
себя как тотально реализующего чистое осознание, если только себя
не уничтожить.

«Так что же это такое – осознание?» – недоумевает мой читатель,
– «Если это не образование, не мышление, не гениальность, не вера,
не память, не бог, вообще не предмет, не вещь, которую можно потрогать,
то что же это такое?!»

Да, осознание – не вещь, не предмет, представить его невозможно,
в принципе его даже мыслить невозможно, так как оно совершенно
просто. Например, античные греки называли его «одно», или «атом».
Осознание действительно одно, так как оно всегда является способностью
данного конкретного живого существа схватывать себя в действии
(переживании, состоянии). Не может быть осознания у группы существ,
или даже у целого вида существ, например, не существует осознания
человечества. «Существуют атомы и пустота» – говорили древние
атомисты, конечно, не имея ввиду то, что мы сейчас называем атомами.
Осознание существует только в момент своего проявления в действии
человека, как «вспышка» (Мамардашвили), – все разговоры, теоретические
и философские исследования осознания как реализации особой сферы
бытия человека являются натурализацией накопленного осознающим
человеком опыта.

Каждому конкретному человеку приходится осваивать накопленный
опыт осознания как матрицу своего поведения, однако, если опредмеченные
виды культуры позволяли делать это без выделения себя из группы
(семьи, рода) как отдельного, совершенного самостоятельного существа,
то культура человека осознающего, которая ещё только в самом начале
своего становления, требует именно этого. А именно: каждый человек
должен накопить достаточный опыт осознания для того, чтобы смочь
действительно осознать себя совершенно самостоятельным, «автономным»,
то есть действующим по своим собственным законам, человеком, атомом
вселенной. Для этого необходимо накопить достаточный опыт такого
рода действий, то есть самостоятельных, не определяемых традициями,
представлениями, желаниями, привычками и т.д., а определяемых
самой сутью дела, ситуацией как есть.

Страх

Страх и только страх отвращает человека от осознания. Каждый раз,
когда он предпочитает удобный, комфортный выбор действия, позволяющий
ему сохранить наличный статус кво, отвращаясь от необходимости
действия, продиктованной его природой как осознающего, он делает
это прежде всего из страха остаться одному, быть выброшенному
из потока выживания. Повторяю, такова наличная общественная ситуация,
человечество в целом ещё далеко, очень далеко от тотальной реализации
осознания как формирующего фактора.

Но человеку от этого не легче, этот постоянный выбор режима выживания
«как все» вгоняет его в тягостное ему самому существование, в
котором так много «надо» и так мало «как есть», так много чужого
и так мало своего, так много боли и так мало радости, при этом
чем дальше человек от осознания, тем ему легче.

Мы все – не шариковы, мы все стремимся быть шариковыми, мы стремимся
жить без осознания. Страх – наш хороший союзник в этом стремлении
выжить, ведь он четко показывает нам то, что, скорее всего, погубит
нас. Когда-то ситуация изменится и осознание станет нам родным
домом, например, сейчас никто не боится входить в интернет, хотя
«входит» туда чистое осознание, точнее, человек как осознающий,
ведь во всемирной паутине как одном из модусов информационного
поля нет физического тела агента, он входит туда как вспыхивающий
атом осознания.