Онтологические прогулки

Западная философия

Так же, как на востоке, на западе философия возникла как следствие угасания магической цивилизации и возникновения предпосылок новой, современной цивилизации, которую я называю цивилизацией совершенства, или цивилизацией совершенного человека; однако тогда, к концу 2-го – началу 1-го тысячелетия до нашей эры, о каком-либо совершенстве говорить было рано.

Смена цивилизаций – процесс достаточно продолжительный, так переход от первобытного человека к магическому совершался, как минимум, в течение десятка тысячелетий, так что и переход к современной цивилизации, несмотря на ускорение культурных процессов, займёт не одно тысячелетие и ещё далеко не завершен.

Смена позиции осознания, адаптация человека к этой позиции и формирование соответствующего мироощущения является ещё более длительным процессом, например, современный человек ещё не является в этом отношении, а именно: в отношении формирования соответствующего его типу осознания мироощущения, человеком совершенным.

Мироощущение современного человека находится ещё в стадии формирования, несмотря на то, что позиция осознания уже установилась достаточно давно, как минимум, к началу 1-го тысячелетия до нашей эры, а, скорее всего, много раньше.

Но именно так «работает» эволюция человека, тип осознания лежит как в основании появления человека вообще, так и в основании смен цивилизаций, так как именно осознание является отличительной видовой особенностью человека, только осознание – не в той форме, в какой его пыталась представить западная философия и в которой, соответственно, представляем её мы.

Пространство ойкумены, в отличие от древнего востока, было гораздо более динамичным в отношении характера перемещений и разнообразия населявших её людей, которые представляли не только разные народы, но и разные расы. Ограниченность и динамика самого пространства средиземноморья приводила к доминированию решительного, опирающегося в основном на завоевание и удерживание завоёванного, человека; однако я могу, без всякого объяснения, как факт принять то, что запад населяли люди, которые практиковали деятельную сторону человеческой жизни, которые могли достаточно легко не только менять место жительства, но и свой жизненный уклад, как того требовали изменяющиеся обстоятельства, например, изменение условий обитания или увеличение плотности населения; таких серьёзных проблем на востоке и в центре Евразии не было, по крайней мере, в такой степени серьёзных.

Западный человек оказался в такой же ситуации, как и восточный, а именно: с переходом на новую позицию осознания он не мог воспринимать магические практики иначе, как опредмечено, то есть как идолопоклонство, ворожбу, культ предметов, со всеми вытекающими из этого следствиями, а они достаточно серьёзные.

В качестве примера возьму проблему смерти. Для магического человека, практикующего единство с живой вселенной, смерть являлась не окончанием жизни, не горем, несчастьем, трагедией, а переходом в иное состояние, переходом туда, где другой тип существования, в котором теперь продолжается его жизнь и в котором он не один, а со своим народом, родом. Магический человек практиковал и более сложные формы перехода, то есть смерти, и достиг в этом потрясающих результатов, так у многих народов существовали практики намеренного ухода из жизни в определённом «направлении» или в определённое состояние.

Человек же, попавший в ловушку осознания, то есть современный тип человека, уже не только теоретически, но и практически не мог реализовывать магические практики так, как это мог делать магический человек, не стягивающий одеяло вселенной на себя.

Как на востоке, человек запада остался один на один с самим собой как вот с этим телом, которое подвержено болезни, старению и смерти, за которой неизвестно что; то состояние, которое так любят описывать экзистенциалисты, состояние заброшенного в чуждый и враждебный ему мир одиночки, очень хорошо подходит для описания состояния этого первого современного человека. И в этом отношении мало что изменилось, несмотря на все наши достижения, так как позиция осознания очень медленно накапливает тот объём опыта, который позволяет формировать соответствующее мироощущение.

Христианство, как и буддизм, возникло именно на этой почве одиночества опредмеченного человека и было призвано спасать человека от его одиночества, идолопоклонства, смертности и пр.; философия возникла совершенно независимо от христианства, но в таких же условиях и с такими же задачами, однако в силу исторических обстоятельств живая традиция западной философии, начавшаяся в середине 1-го тысячелетия до нашей эры с греческого «познай самого себя», прекратилась и возродилась лишь спустя более чем тысячу лет уже в рамках развитой христианской культуры.

Философия запада практически не имела преемственности, она возникла, конечно, не на пустом месте, а в условиях вполне определённой культурной ситуации, но именно в силу отсутствия достаточно продолжительной традиции собственно философской практики, она попала в зависимость от этой культурной среды и в определённой мере пыталась решить не только свои собственные задачи, но и удовлетворить актуальные общественные запросы.

Именно поэтому открытие Декартом феномена осознания им самим же и другими философами было извращено и использовано для решения совершенно других задач, не внутренних задач философии как особого типа знания, а, так сказать, вписывания философии в культуру своего времени.

Поэтому философия пошла на поводу особенности современного человека как воспринимающего мир через проекцию себя, через фантом «я». Ещё одним существенным фактором такой интерпретации осознания явилась особенность западного человека как деятельного субъекта, завоевателя, как человека, который в контакте с миром выделяет свою активность как формирующий этот контакт элемент.

Все эти причины привели к тому, что осознание было превращено западной философией в отдельную сущность, субстанцию, со всеми вытекающими отсюда последствиями: приоритетом осознания над протяжением (материей), дуализмом в восприятии мира и себя, превращением разума в высшую инстанцию человека и его видовое отличие, главенства философии над другими видами знания и т.д., и т.д.

Время, прошедшее с момента появления философии запада в своей достаточно развитой форме, внесло существенные коррекции как в занимаемое философией место в обществе, так и в её содержание, однако в своей определяющей, самой существенной части она осталась прежней; и мышление современного западного человека, которое доминирует в мире сегодня, базируется на разработанной философией нового времени концепции трансцендентального сознания.

Концепция же трансцендентального сознания базируется на определённом понимании осознания, а именно: понимании осознания как отдельной способности человека, которую философия постулировала как феномен осознания; феномен осознания представляет собой фактическую, осуществлённую на опыте фиксацию самого себя как осознания.

Если бы Декарт и другие философы нового времени обладали достаточным опытом созерцания, а достаточный опыт – это опыт, как минимум, нескольких десятков поколений постоянной медитативной практики, они смогли бы дифференцировать осознание, внимание, память, размышление, речь, восприятие и другие феномены целостности человеческого опыта как его элементы, не существующие как внеположенные этому опыту и тем более как формирующие его.

Однако отсутствие такого опыта, актуальная культурная ситуация и особенность западного типа человека предопределили предметную интерпретацию осознания, предопределили мировосприятие, которое в краткой форме можно выразить как «я сам», где «я» является источником активности, регулирующим феноменом деятельности, критерием достоверности и истинности.

Русская (срединная) философия

Я уже указывал, что русская философия это не национальная философия, а философия человека русского культурного типа, то есть человека индоевропейской современной цивилизации, представленной тремя типами: восточным, русским (срединным, или славянским) и западным.

И географически, и типологически русские (славяне) действительно занимают центральное, срединное положение, так было и в глубокой, и не очень, древности. Это видно, например, по одному качеству русской культуры, которое было замечено многими путешественниками и хронографами, а именно: удивительной способности протославян общаться и уживаться с людьми других типов культуры и даже другой расы. Это не означает, конечно, что протославяне были слишком мягкотелы, или благодушны, или равнодушны, также это не проявление способности к адаптации, подстраиванию.

Нет, эта способность возникает из самого существа русского типа, как срединного, то есть несущего в себе существенные черты двух других, родственных типов, без выделения одной из черт за счёт игнорирования остальных. В то время как непосредственный контакт востока и запада носил гораздо более непримиримый характер.

Если восток сконцентрирован на проявлении действия мира в человеке, а запад – на проявлении, действии человека в мире, то русский тип ориентирован на сохранении связи между миром и человеком, на единство мира и человека.

Поэтому русский тип не может полностью идентифицироваться ни с востоком, ни с западом. Я знаком со многими попытками определить русский тип, но они все (те, которые я знаю) исходили или из «западных», или из христианских оснований и, следовательно, не могли хоть сколько-нибудь близко определить русский тип.

У русских до сих пор не было собственной философии, хотя в силу, опять же, своей особенности они довольно легко понимали и восток, например, великолепная школа русской буддологии – Щербатской и другие, и запад, например, Мамардашвили.

«Разобраться» с востоком и западом не так трудно, как кажется, однако для этого надо не только уметь сидеть на двух стульях сразу, то есть иметь одновременно и опыт медитации, созерцания, и размышления, не только уметь отслеживать «незаконные» ходы мышления, не только не быть перегруженным массой знаний и одновременно не быть слишком малообразованным, не только не быть вплетённым в тенденции общественной жизни, например, работать философом, не только не иметь конфессиональных привязанностей и, следовательно, предвзятостей, не только иметь хоть какой-нибудь досуг, не только быть равнодушным к славе и т.д., но и выявить своё собственное самое глубокое, личное, экзистенциальное, последнее мироощущение и связанное с ним намерение, которые станут связующим все элементы размышления фактором.

Мне повезло на моём матричном переживании – любви ко всему малому, незамеченному, игнорируемому, невидимому, вырастить не ненависть, которая могла привести меня в политику, секту, терроризм и пр., а намерение показать себе и другим это малое как часть целого.

Довольно много условий для того, чтобы сдвинуться в правильном направлении, не правда ли? Правильное направление означает здесь – не имеющее скрытых предположений; любовь к малому показывает мне мир таким, каков он в своей целостности малого и большого. Отличие картины, которая открывается мне, заключается в том, что тот, кто видит только большое, заметное, явное, выпирающее, вынужден восполнять целостность за счёт искажения этого видимого. Например, мы воспринимаем себя как разумных существ и возводим себя в ранг «особенно разумных» для того, чтобы закрыть образующиеся в результате такого восприятия себя бреши в картине мира.

Мне же открывается и большое и малое как составляющие единство, целостность, это позволяет мне видеть привносимые другими искажения, при этом я отслеживаю те ходы мышления, которые уже отработаны и моментально собьют меня с пути, если я не буду удерживаться в моём переживании и намерении.

Продолжу. Русский тип в отличие от востока не принимает своё «я» как сложный фантом, порождённый сплетением индивидуальных и кармических факторов; но и в отличие от запада русский не принимает «я» за абсолютный источник своей деятельности.

Вся загадочность русской души заключается в том, что она живая, что она пре-бывает – в таинственном и неуловимом, но одновременно абсолютно доступном и очевидном – живом опыте жизни; русская душа ориентирована на всё живое, она не созерцает в себе жизнь как восточная душа, и не полагает свою жизнь в мир, как это делает западная душа, а – здесь и сейчас – живёт тем, что соединяет в себе и мир, и человека, живёт самой жизнью, собой и миром как жизнью!

Если восток воспринимает жизнь как неизбежное помрачение, морок, майю, превращающие жизнь в страдание, если запад воспринимает жизнь как стремление выйти за пределы данного, как возможность, то русский тип воспринимает жизнь как абсолютное, самодостаточное совершенство, в котором заключено всё, что только есть: вселенная и атом, рождение и смерть, покой и движение, радость и горе, любовь и страдание.

Каждый термин, употребляемый здесь, необходимо понимать не так, как он сам собой думается, а в рамках данной концепции как целостности. Так термин жизнь не означает нечто натуральное, опредмеченное, как, например, жизненная энергия Бергсона.

У нас пока нет собственного языка для выражения собственной культуры, так как ни восточный, ни западный, ни христианский языки не выражают сущность русской культуры. Термин жизнь имеет для нас много оттенков значения: жизнь как некое качество (живое существо), жизнь как страдание (что эта жизнь) или успех (вот это жизнь) и пр., но жизнь не означает для нас то, что она собой представляет – творение, синтез всего в момент, синтез, в результате которого появляется и мир, и человек.

Трансценденталисты запада понимали это, но отдавали творение богу как причине всего, бог же понимался ими как трансцендентная, внеопытная сущность, соответственно, творение «уводилось» из живого опыта, из жизни человека, лишая его того, что является его неотъемлемой природой – живым творением, не творящим (как причина творения, бог), и не творением (созданным, сотворённым), а живущим творением.

И этот термин требует перепонимания, так как термин творение пришел к нам из богословия и пошедшей за ним западной философией, которые вложили в него трансцендентное значение; такова плата за превышение полномочий разума – разумный человек оказывается вне пределов опыта творения, богословие и философия оставили человеку только некое человеческое подобие божьего творения – творчество.

Представление о жизни постоянно находилось в пределах внимания философов и мистиков, но работать с этим представлением, будучи загруженным трансцендентальной философией, невозможно, не опредмечивая термин жизнь.

Но мудрость как раз заключается в том, чтобы быть полностью открытым жизни, быть полностью живым (в представленном здесь понимании этого слова), а философия как любовь к мудрости означает не стремление к чему-то, чего ещё только надо достичь (постичь), а раскрытие в себе того, что уже есть и что является сущностью всего – жизни, мудрый – это видимо живой, человек, пребывающий в духе (как говорили древние).

Современному человеку достаточно трудно понимать жизнь не как собственный атрибут, не как способность отрываться по полной или страдать и пр., то есть не как один из многих феноменов вселенной, а как всёсозидающую и всёпоглощающую стихию.

Далее, живой опыт – это то, что невозможно видеть, измерять, он не занимает места, его невозможно как либо сохранять или передать другому («передача» на востоке не означает непосредственной передачи опыта учителя ученику без актуализации учеником в живом опыте того, что передаётся); и этот термин также требует нового понимания, но формат данного трактата позволяет лишь наметить основные положения концепции.

Открыть, или построить русскую философию невозможно, не имея своего собственного, русского основания, каковым является, конечно, мироощущение жизни как живого единства всего, как стихии творения. Из этого мироощущения рождается русский мир, мир полноты и совершенства, который является актуальной, формирующей современную культуру тенденцией.

Современный индоевропейский человек уже в достаточной мере реализовался как созерцающий (как восточный тип) и как деятельный (как западный тип), но он явно не реализовался как целостный, гармоничный и сбалансированный человек, человек, живущий в единстве со всем.

Это не означает, конечно, что все теперь станут русскими или что русские будут доминировать в мире; это означает, что прошло время одностороннего развития человечества и наступает время срединного, целостного развития, которое завершится только с формированием совершенного человека как развитой, окончательной формы современного человека и высшей стадии эволюции человека вообще.

Возвращаюсь к философии. Основанием восточной философии является учение об отсутствии души, сознания как сущностной субстанции человека, основанием западной философии является учение о сознании (душе) как формирующем феномене.

Основанием русской философии является представление (учение появится только после разработки данного представления) о сознании как сложном феномене, образованном из простой формы осознания – схватывания (фиксации).

Схватывание представляет собой фиксацию отдельных элементов живого опыта человека, например, движения (ходьбы и пр.), восприятия (видения, слышания и пр.), действия, совмещающего и движение, и восприятие (охота и пр.) и т.д. Очень важно отметить, что схватывание является фиксацией не целостности действия, – это невозможно, например, человек не может схватить (осознать, то есть схватить в более сложной, речевой форме) какое-то действие как целое, например, любимое философами запада восприятие дерева. Восприятие дерева невозможно осознать, так как в восприятие как очень сложное целостное действие входят тысячи осознаний (схватываний) отдельных элементов этого восприятия, из которых внимание выделяет незначительную часть, ровно столько, сколько необходимо для осуществления или корректировки процесса восприятия.

Осознать осуществлённое, или осуществляемое действие невозможно, но можно помнить осуществлённое или удерживать во внимании осуществляемое действие и осознавать отдельные его элементы. Так что западная философия не учла множество не так заметных, но не менее необходимых составляющих человеческого поведения, а именно: разные типы внимания, намерения, удерживания, коррекции, координации и пр. Их не так много, но совершенно точно не так мало, как виделось западной философии, и они точно не сводятся к осознанию; что касается восточной философии, то она не выделила схватывание (осознание) как существенный фактор человеческого поведения, поскольку человеческое поведение интересовало восточных практиков с точки зрения его перестройки в направлении отсутствия какой-либо фиксации на чём-либо.

В этом восточный практики были особенно точны, так как фиксация, схватывание, осознание не существуют сами по себе, без схватываемого, вне того, что схватывается, точно так же, например, как восприятие (зрение) не существует вне воспринимаемого (видимого), пусть даже это будут видимые во сне розовые слоны.

Восточные мастера были наблюдательнее западных, но для них, в отличие от последних, схватывание, фиксация было удерживающей человека в рамках своего помрачения способностью, тогда как для западных мастеров схватывание было способностью, отделённой от схватываемого.

В русской философии осознание (схватывание, фиксация) не отделяется от осознаваемого; здесь необходимо отметить, что схватывание не может быть схватываемым, то есть осознание не может быть осознанным, то есть осознание сознания не существует, феномен осознания является мыльным пузырём западной философией.

Концепцию, которую необходимо построить на таком представлении осознания, можно смело назвать срединной, сбалансированной концепцией, соответствующей наработанным современной наукой представлениям и остро необходимой ей.