Онтологические прогулки

Человек спасения, или религиозный человек, в соответствии с
концепцией развития человека как осознающего существа, развиваемой
мною, представляет переходную форму от мегацивилизации
магического человека к мегацивилизации совершенного человека.

Культура человека спасения возникла на омертвевших формах магической
цивилизации; магия характеризуется прежде всего
переживанием единства с живым миром, единства со всем миром как живым и
соответствующей реализацией этого переживания.

По мере реализации этого опыта, – а содержание и достижения этого
опыта для современного человека практически недоступны, мы
даже приблизительно не можем себе представить, насколько далеко
и глубоко удалось зайти человеку в осуществлении своего
единства со вселенной, – так вот, по мере реализации этого
опыта человек необратимым образом изменился; такова природа
человека – реализованный, пережитый опыт необратимым образом
меняет его.

То есть накопление определённого опыта и достаточно полная
реализация его трансформируют человека – вот что такое человек как
осознающее существо; имеется в виду, конечно, не то, что
человек осознаёт себя как реализовавшего некоторый опыт, совсем
нет, наоборот, он не может этого осознать ни при каких
обстоятельствах. Осознавать то, что человек осознаёт, он может
только находясь внутри некоторой целостности, внутри некоторой
культуры, если речь идёт о типе человека; например,
современный человек не может быть, а, следовательно, и осознавать,
внутри магической культуры, он может только как современный
человек реконструировать магию, то есть исследовать,
размышлять, представлять, воображать и пр., но быть магическим
человеком, то есть воспринимать, говорить, понимать, осознавать
как магический человек он никак не может.

Человек трансформируется, меняется в результате накопления и
реализации некоторого опыта – это закон эволюции, действие которого
можно наблюдать не только на человеке; этот закон с
определённой коррекцией характеризует эволюцию человека и как вида,
и как индивидуума.

Трансформировавшись, изменившись, человек уже не может вернуться в
прежнее состояние, об этом много и хорошо у Мамардашвили;
поэтому осознать себя прежнего человек не может по определению,
любой тип реконструкции не является осознанием.

Повторяю, осознавать можно только находясь в определённой
целостности, например, целостности состояния, действия, но осознавать
саму целостность невозможно.

Забегая вперёд, замечу, что современный человек как ранняя форма
совершенного человека, начинает восстанавливать достижения
первобытного человека, изучая и осваивая открывающуюся вселенную
не как человек разумный (гомо сапиенс), то есть
рефлексивный, а как совершенный (гомо перфектус). Но, снова открывая
для себя вселенную как она есть, человек совершенный всё равно
открывает её именно как совершенный человек, хотя в
определённом смысле можно говорить о типологическом сходстве
человека первобытного и совершенного в отношении к тому, каким
именно образом они вступают во взаимодействие со вселенной.

А именно: взаимодействие со вселенной и для первобытного, и для
совершенного типов человека представляет собой взаимодействие с
тем, что есть, а не взаимодействие с тем, что должно или
может быть, как это характерно для рефлексивного человека,
воспринимающего мир через феномен осознания, представляющий
собой ловушку наглядности, в которой человек вынужден
воспринимать мир как упорядоченный в соответствии с правилами
рефлексивного мышления (то есть квазимышления), а не с правилами
самого мира.

Итак, изменившись, то есть превратившись из магического человека в
религиозного человека, или человека спасения, человек уже
стал воспринимать магию как идолопоклонство; например, если
магический человек взаимодействовал с морем как живой стихией,
то религиозный человек видел в море только воду, с которой
невозможно общаться, взаимодействовать как с некой личностью,
живым субъектом и, соответственно, любое обращение к морю
как живому становится для религиозного человека «дикостью»,
«варварством», «язычеством», ворожбой и пр..

Результатом реализации магического опыта стало выделение человеком
себя из чуждого, омертвевшего мира как одного, единственного,
атома, монады; впервые в человеческой истории человек стал
ощущать себя одиноким во всей вселенной – мироощущение,
которое принципиально недоступно древнему человеку.

То есть расхожее, само собой разумеющееся (и, следовательно, самое
опасное для понимания) представление о том, что реализованный
опыт является исходной точкой, базой последующего развития,
на самом деле только скрывает действительное положение
вещей, которое в отношении смены типов человека можно выразить
следующим образом: при смене типов человека, или, что тоже
самое, при смене типов цивилизации изменение происходит
необратимым образом, так, что новый тип никоим образом не может
произвольно или непроизвольно быть старым типом. Вернуться
назад невозможно, как бы грустно это ни было, древнего человека
мы можем только реконструировать.

Все мировые религии, возникшие как результат гибели цивилизации
магии и зарождения новой цивилизации совершенства, справедливо
называют религиями спасения, так как стержнем этих религий
является обращение к человеку как нуждающемуся в спасении.

Буддизм спасает человека от жизни как страдания, христианство
спасает человека от дьявола, или смерти души, ислам спасает
человека от одиночества и невежества.

Напоминаю, что в этом исследовании речь идёт только о типологии, а
не о конкретных людях.

Самой древней религией спасения является буддизм, основной
особенностью которого является его обращение к человеку вообще, к
человеку помимо любой его индивидуальной или общественной
характеристики; на востоке трудно определить принципиальные
сдвиги в мироощущении, но буддизм именно таков, он обращён к
каждому, к любому и одновременно ко всем, что совершенно не
характерно для востока.

Восприятие каждого человека как человека, нуждающегося в спасении, –
вот то новое, что принёс буддизм, и именно в этом он
отличается от прежнего восточного мироощущения и именно в этом он
одинаков с христианством и исламом.

В магической цивилизации человек не нуждался в спасении, так как он,
во-первых, не воспринимал себя как единственного, одного,
так как был един с миром, и, во-вторых, мир для него не был
чуждым, чужим, мёртвым. Только для выделяющего себя из мира
человека появляется необходимость спасения.

Человек, у которого единственным непосредственным живым опытом
является опыт переживания живым именно себя и через себя всего
остального, необходимым образом воспринимает себя как
единственную форму жизни, и для него становится настоящей проблемой
то, что не являлось таковой для человека магии, а именно –
смерть. Смерть как прекращение того единственного, что
человек теперь имеет – смерть самого себя, смерть как прекращение
жизни, как конец жизни и, соответственно, конец всего.

Для магического человека смерть представляла собой не конец жизни, а
трансформацию, переход, видоизменение существования; весь
мир магического человека находился в постоянной
трансформации, видоизменении, перехода от рождения к смерти и от смерти к
рождению, то есть смерть не противопоставлялась жизни, а
представляла собой один из её этапов, одним из проявлений
самой жизни. Для магии всё живо и ничего в этом смысле не
умирает.

Совершенно иначе ощущает смерть религиозный человек, для него смерть
уравнивается и противопоставляется жизни, для него всё
мёртво, если мёртв он сам; и, поскольку смерть неизбежна,
человек попадает в ситуацию безнадёжности, безысходности, в
ситуацию, в которой он воспринимает жизнь как страдание, болезнь,
старость и смерть. Сам он с этой ситуацией сделать ничего не
может, он не может избежать ни страданий, ни болезни, ни
смерти.

Один на один с самим собой в мире, где его ждёт неминуемая смерть –
вот мироощущение человека, на которое обращены религии
спасения; не представление об одном боге (монотеизм) является
решающим определением мировых религий, а именно обращение к
каждому человеку как человеку, нуждающемуся в спасении от жизни
как страдания и смерти. Обращение к каждому и,
соответственно, одновременно ко всем, и спасение от смерти – вот что
делает религию мировой.

Однако спасти человека от смерти невозможно, человек смертен,
конечен, его смерть неизбежна и неотвратима; в этой ситуации
буддизм предлагает человеку концепцию «благородного пути»,
который выведет человека из-под действия кармических законов,
порождающих смерть. В основе благородного пути спасения лежит
традиционная для восточного мироощущения концепция фиксации, в
результате которой человек подпадает под действие
кармических механизмов, фиксации на себе, на предметах, состояниях и
пр. Любая фиксация, а осознание, как совершенно точно
понимали это на востоке, по определению, по самой своей сути
является фиксацией на чём-либо, непосредственным схватыванием
чего-либо.

Схватывание, фиксация (осознание) чего-либо является причиной
привязанности человека к этому миру, жизнь в котором
характеризуется прежде всего как страдание и имеет неизбежным результатом
смерть. Поэтому буддизм предлагает человеку бессмертие
(нирвану) как состояние, свободное от каких бы то ни было
фиксаций, как полную свободу от привязанностей, как абсолютную
невозмутимость, как пребывание в полном покое и пр.

«Я бью в барабан бессмертия» – таковы первые слова основателя буддизма.

Как буддизм на востоке, на западе христианство возникло не на пустом
месте, а рамках определённой традиции, однако, так же как и
буддизм, принципиально разорвало эти рамки. Исходная точка
обеих религий одинакова – обращение к одинокому человеку,
стоящему перед лицом смерти как неизбежности, обращение к
человеку, воспринимающему себя ещё одним предметом в предметном,
временном, тленном мире.

Особенностью христианства является представление о душе, которое
ложится в основу спасения человека; человека как тело спасти
невозможно (по крайней мере, до какого-то времени), тело
неизбежно умирает, но не умирает душа – то, что живёт в этом теле
как некоторым образом посторонняя ему субстанция, как то,
что не может умереть так, как умирает тело, то есть
видоизменяясь, распадаясь на части и пр.

Душа бессмертна – вот что лежит в основе спасения человека,
предложенного христианством, спасать необходимо не тело, но душу;
именно душа является сущностью человека. В отличие от востока,
который считал, что именно фиксация человека на себе как
отдельной сущности является основой помрачения человека и
вовлечения его в процессы, которые являются причиной страдания и
смерти, запад предложил человеку эту фиксацию как его
преимущество, как основу его бессмертия, как то, что приближает
его к тому, что (кто) и будет его спасать – богу как причине
всего и, прежде всего, как причине человека как обладающего
душой.

Бессмертным человека делает именно обладание бессмертной душой, как
принципиально отличной от тела; смертью для души является не
распад, а отступление от бога и т.д. Подробное исследование
и христианства, и буддизма не является в данный момент моей
целью; здесь для меня важно выделить типологические
характеристики религий спасения.

Соответственно, представление о двойственной природе человека как
души и тела ложится в основу западной культуры, надолго
определяя тип западного человека; это представление было развито и
в европейской философии и науке, дуализм был основным
мироощущением западного человека вплоть до самого недавнего
времени, практически до новейшего времени.

Однако в последнее время наблюдается изменение в типологии западного
человека, проявляющееся прежде всего в том, что современный
человек не ощущает себя как нуждающийся в спасении, как
заброшенный в чуждый мир одиночка, приходящий в ужас от
неизбежности смерти. Современный человек начинает воспринимать себя
как одинокого, но не страшащегося своего одиночества,
живущего не в чуждом ему, а, наоборот, в близком и интересном ему
мире.

Современный человек тяготится навязанными ему представлениями о себе
как бессмертной душе, так как это представление лишает его
непосредственного живого опыта, полноты переживания и
целостности жизни. Современный человек тяготеет к наполненности
своей жизни настоящими, его собственными, реальными
переживаниями; он не осознаёт себя нуждающимся в помощи и тем более
спасении, он не осознаёт себя греховным, немощным, не
способным к самостоятельной жизни.

Современного человека интересует всё существующее, и он сам в том
числе, именно таким, каково оно есть в недогматизированном
виде и т.д.. Современный человек представляет собой первую
действительную форму человека совершенного (гомо перфектус), но
об этом в своём месте.

Здесь необходимо подробнее рассмотреть необратимость изменений,
особенно необратимость таких изменений, как при переходе от
магической цивилизации к совершенной. Абсолютное большинство
исследователей древности рассуждают достаточно просто, так как
в основу своего представления о древних полагают
представление о человеке, каким они его знают, а знают они только себя
(при этом большинство из этого большинства и о себе мало что
знает).

Подставляя себя на место древнего человека, эти исследователи
отнимают у такого древнего (на самом деле у себя) некоторые
атрибуты – знания, технологии, общественное устройство и пр.; в
итоге получается просто недоразвитый современный человек.
Можно ли такой метод считать исследованием – ответ очевиден:
нельзя; так мыслить нельзя, это не мышление, это глупая
хитрость, или квазимышление – ведь для того, чтобы знать других,
например, древних, нужно уметь знать себя, а это занятие
опасное, так что лучше не зная себя, не знать и других.

Чем больше я всматриваюсь в то, каким образом люди думают, тем
больше я убеждаюсь в том, что человек имеет очень веские причины
для того, чтобы быть глупым, точнее, не глупым, а
квазимыслящим. Человек спасения мыслит себя как обладающего душой,
хотя живого опыта бытия душой у него нет, при этом всё, что,
как ему кажется или как его научили думать, у него получается
«правильно», приходит от бога, а что неправильно» – от него
самого, или от дьявола.

Чтобы таким образом мыслить, необходимо быть очень даже умным, но
при этом использовать свой ум не для того, чтобы мыслить, так
как таким образом мыслить, это всё равно, что ходить по
земле так, как будто ты забираешься на дерево, а для того, чтобы
ухитриться не применять правила мышления при мышлении.

То есть человек спасения действует против своей природы как человека
мыслящего, так что тот, кто назвал человека гомо сапиенс и
даже гомо сапиенс сапиенс, обладал хорошим чувством юмора,
ведь человек до сих пор не применяет мышления при мышлении,
что косвенно отражено в именовании человека разумнее
разумного, а разумнее разумного может быть только совершенно не
разумный, но хитрый человек. Таков человек спасения, таким его
сделали религия спасения и тождественное ей общество.

Повторяю, здесь речь идёт не о религиозном опыте конкретных людей, а
о религии как культурном типе, как феномене цивилизации;
религия производит и воспроизводит человека как квазимыслящее
существо, и, если в первые века это не было ни для кого
секретом, то после «основательной» работы философии, особенно,
философии нового времени, это понимание ушло в тень культуры,
так как философии удалось полностью удовлетворить
общественный запрос на совмещение в одной культуре совершенно
разнородных феноменов – мышления как оно есть, то есть человека как
мыслящего, и религию как она есть, то есть человека как
принципиально не мыслящего, в итоге получился человек
квазимыслящий.

Значение же различных религий, а, точнее, церквей, определяется не
тем, что они дают человеку, а тем, что они дают власти –
человека, который воспринимает себя как слабое, подверженное
порокам, более того, изначально, по природе своей падшее
существо, нуждающееся в опеке, помощи, мудром руководстве, в
общем, в спасении, и, соответственно, послушного и легко
управляемого человека.

И даже исторический опыт крестовых походов, инквизиции, истребления
миллионов коренных американцев, нацизма, двух мировых войн
не меняет положение церквей в современных обществах, что бы
сказал на это Мамардашвили, извлекают ли так любимые им
западные люди опыт из своей истории? Нет! Не извлекают!

И не извлекут! Но меняется тип человека и современный человек, не
нуждающийся в костылях, так как не воспринимает себя хромым,
не воспринимающий себя как соединение бессмертной души и
тленного тела, а воспринимающий себя единым живым человеком,
опирающийся только на свой непосредственный живой опыт,
показывающий ему мир таким, каков он есть, и т.д., и т.д., оставит
церковь вне поля своих интересов и, наконец, сделает первый
шаг к своей полноте, к совершенству.