Онтологические прогулки

Русская философия

Совершенная математика 11

Читатель, скорее всего, уже заметил, что современная математика
не очень интересует меня, и он прав: математика возникла и развивается
как реализация предметного намерения современного человека; поэтому
математика мне неинтересна именно как реализация предметного практицизма,
который всецело господствует в науке и обществе сегодня.

Интересует же меня математика только потому, что её существующая
форма – не единственно возможная, соответственно, рассматривая
возникновение и развитие современной математики, я подготавливаю
почву для других форм, которые я назвал совершенной математикой.

Совершенной математикой потому, что, во-первых, она не может возникнуть
без понимания своих основ, во-вторых, она будет формироваться
в намерении совершенства, то есть целостного развития человека,
в-третьих, она с самого начала будет индивидуирующей математикой,
то есть не отчуждающей человека от самого себя.

Современная математика не такова потому, что, во-первых, она возникла
и живёт без прояснения самой себя, во-вторых, опредмечивает человека,
заставляя его воспринимать себя и мир как предметное соотношение,
в-третьих, не позволяет человеку вернуться к самому себе, то есть
расщепляет индивидуума на фрагменты. Не лестно, но точно, по мне
– так даже очень мягко.

Редкие попытки – особенно в античности, сдержать лавину прагматизма
были обречены на неудачу, но своё дело всё равно сделали – худо-бедно,
но намерение совершенства было заложено уже тогда, достаточно
вспомнить; «познай самого себя», «будьте совершенны», «вы боги»
и пр.

Попытки философов нового и новейшего времени сюда не относятся,
так как и классическая, и современная философия приняли предметное
внимание человека как его единственное формообразующее внимание,
обозначив его разумом, осознанием и пр., догматически закрепив
отчуждение человека от самого себя.

Понятно, что паразитирующее на отчуждении индивидуума общество
всячески поддерживает это отчуждение, поэтому теперь в каждом
университете есть факультет философии. Но и математика не должна
чувствовать себя белой и пушистой: она с головой вплетена в наличную
систему опредмеченных, то есть отчуждённых человеческих отношений.

Именно с акцентом на это отчуждение человека от самого себя в
математике и проводилось данное размышление, и, похоже, ему удалось
это показать, – вопреки моему «наивному» представлению о математике
как строгой, абстрактной науке, в которой человек реализуется
в своей полноте; совсем нет, человек в современной математике
отчуждён от самого себя и, следовательно, развивается не как целостная
личность, а как вещь, которой, конечно, в силу этого легко манипулировать.

Соответственно, каждый, кто сможет забрать у математики отданное
ей доверие, вернёт его этим самому себе, сделав шаг к возвращению
разбросанной по общественным сегментам полноты самого себя.

Исследование современной математики показало её исключительно
предметный характер, так что в определённом смысле теории математики
до сих пор нет, так как высшая математика так же практична, как
элементарная. Тот факт, что математика проникает в другие разделы
науки, означает не её методологическую силу, а её соответствие
этим разделам, то есть её прагматизм, прогибание под наличные
нужды. В более глубоком смысле взаимопроникновение наук – не новаторство
наук, не их намеренное стремление, а неизбежность: единство человека
служит онтологическим основанием тенденции к неизбежному восстановлению
целостности человека, которое на научной поверхности видится как
взаимопроникновение наук.

Желающие могут на основании проясненных здесь начал современной
математики привести её в более подобающую для практики, претендующей
на научность, форму.

Если бы у меня был необходимый для такой работы досуг, то я обратил
бы особое внимание на то, что введено в математику без должного
обоснования, то есть без достаточного теоретического обеспечения,
на то, какие элементы, полученные уже внутри неё, оказались противоречащими
её предположениям и, следовательно, получили статус трансцендентных
(например, число пи), так сказать дыры в заборе, сквозь которые
проглядывает её несовершенство, и, наконец, на то, не появляются
ли в ней основания если не для разворота от предметности, то хотя
бы попыток такого намерения.

Теперь можно рассмотреть действительное философское обоснование
математики как в её предметном модусе, так и возможных других.

Исходный пункт – установление факта существования единичности,
осуществлённое не посредством осознания как отдельной способности,
а всей целостностью человека, то есть непосредственное тотальное
установление факта существования, в котором человек задействован
всеми без исключения своими способностями.

Тотальность установления (переживания) является фактом живого
опыта всего человека, а не проявлением отдельной способности,
иначе пришлось бы постулировать эту способность как определяющую,
доминирующую и пр., и, следовательно, как человекообразующую способность,
что автоматически ведёт к фрагментированию человека, к теоретическому
расизму, которым страдает философия и в котором способность осознавать
выделяется в качестве определяющей способности, заставляя человека
все остальные свои способности реализовывать в качестве не человека,
а, например, животного; поэтому человек думает как человек, какает
как животное, падает как кирпич и т.д..

Далее, тотальное, целостное установление факта существования,
осуществлённое в матрице единичности, характеризует именно современного
человека, в отличие от магического, матрицу которого характеризует
единичность рода, а не индивидуума. Соответственно, исходным пунктом
любого рассмотрения современного человека является факт единичности
существования; особенностью данных размышлений является прямая
и непосредственная обращённость к каждому человеку как к полностью
самостоятельному целостному индивидууму, совершенному существу.
При этом совершенство означает полное присутствие человека в действии,
а существо означает обращённость, укоренённость в сущем, в стихии
творения, собственно жизни.

Тотальность, целостность, совершенство, индивидуальность, творение
– всё это разные аспекты одного и того же – человека как бытия,
сущего. Соответственно, та наука, которая строится как совершенная,
строится таким образом, что каждый шаг её движения и формирует,
и выражает тотальность, а не ущербность фрагментированного человека.

То есть когда философ (действительный философ) говорит, что ограничение
есть отрицание, а отрицание есть определение, то это означает
не то, что человеку необходимо ограничиться, чтобы вообще что-либо
сделать, а тем более узнать себя в сделанном, и, следовательно,
наука по необходимости ограничивает человека; совсем нет, определение
и есть его формирование, а ограничение заключается только в освоении
формирующегося, поскольку в силу сложности феномена человека (или
динозавра – не важно) освоение формирующегося нуждается в особой
координации целостности.

Поэтому даже динозавр в освоении, например, формирующегося движения
определённым образом координировал само формирование, что говорить
о человеке: намереваясь себя всё более предметным, он усиливает
формирование предметности, опредмечивая себя как целостность в
напряженном резонансе освоения и формирования.

Дальше. Опредмечиваясь, современный человек накапливал опыт освоения
себя абстрактным единичным существованием, что в форме оперирования
множествами предметов привело его к формированию матрицы числа
– единицы; полностью освоить эту матрицу ему до сих пор не удалось,
но, поскольку матрица была сформирована, он мог – в основном через
насилие над собой, насилие, поскольку он оперировал тем, что не
знал, не прояснил, и, следовательно, был вынужден нудить себя
к действиям, так вот, всё же он развивал реализацию этой матрицы
в двух основных формах.

Сколько философы и теоретики математики не пытались обосновать
математику как имеющую онтологическое, бытийное основание, у них
ничего не получалось, да и не могло получиться, так как практически
с античности они «работали» уже в предметном намерении, внимании,
мире.

В предметном мире обосновать переход от одного числа (точки) к
другому – принципиально невозможно, потому что числа уже даны,
не сформированы самим исследованием (обоснованием), а уже даны
исследованию, уже есть.

В этом случае любое обоснование будет по необходимости при-думанным,
будет представлять собой гипотезу (теорию), объясняющую, как возможно
то, что есть; например, чтобы объяснить уже наличное время, приходится
вводить два типа времени – априорное как условие, и опытное как
реализацию этого условия. Так были вынуждены думать лучшие философы,
что говорить о простых смертных.

Итак, матрица единичности формируется и осваивается современным
человеком как … – теперь посмотрим как только можно мыслить математику.

Начну как настоящий математик – доказательством от противного:
если в предметном действии человек оперирует числами для получения
результата, и это ложь, то истинно обратное – числа оперируют
человеком для получения результата (шутка).

В предметном внимании переход от одного числа (точки) к другому
не нуждается ни в каком другом обосновании, кроме самой реальной
возможности такого действия – если человек слышит, то ему нет
необходимости обосновывать эту способность, ему достаточно просто
слышать. Сама возможность и реализация такого перехода в опыте
и есть собственно его действительное обоснование, а любое «теоретическое»
обоснование уже сформированного и реализующегося опыта есть квазиобоснование,
чистой воды лукавство, в самом лучшем случае – приведение картины
мира в более или менее пристойный вид.

Уже сформированный опыт для своей реализациии и разворачивания
не нуждается в теоретическом обосновании; единственное обоснование
опыта – в его формировании.

Итак, опредмеченное внимание закрывает для человека возможность
доступа к формированию этой матрицы; в силу тотальности усиление
опредмечивания усиливает и матрицу – эффект уробороса, что приводит
к тотальному доминированию предметного внимания, в этом отношении
современный человек сильно отличается от античного.

Я имею ввиду, что чем дальше человек находится от начала процесса
опредмечивания и чем больше он формируется только как опредмеченный
человек, тем труднее ему вернуться в начало (не в прошлое, конечно,
а вернуться в формирование в каждый данный момент) и тем труднее
ему выделить то, что, собственно, формирует его. Поэтому затруднения
теоретиков мне понятны.

Только возвращение в установление факта единичности при одновременном
блокировании предметности позволяет не только отследить матрицу
формирования, но и… о том, что «но и…» будем размышлять дальше,
в собственно совершенной математике.

Пока задержимся в «не только»; блокирование предметности принципиально
не является знаменитой феноменологической редукцией, так как последняя
сводит предметы мира к феноменам, блокируя реализацию значений.
Однако, поскольку значения не формируют ни предметы, ни феномены,
блокировка значений, то есть феноменологическая редукция, не выходит
за пределы предметного внимания. Например, лишение лыж и коньков
значения лыж и коньков (в известном примере Хармса) и сведение
их, соответственно, к дощечкам и закорючкам, представляет собой
операцию сведения одного типа предметов (вещей) к другому типу
предметов (феноменов) одного предметного континуума.

Феноменологическая редукция – действие уже сформированной предметности,
и, сколько ни переставляй лошадь с телегой, сколько ни лишай их
смысла лошади и телеги, они уже сформированы как лошадь и телега,
это будет лишь авангардизмом в философии, но не действительной
философией, это всё равно – принятие этого мира как единственно
данного.

Соответственно, как классический, так и современный философ, после
осуществления первым шагом феноменологической редукции, то есть
поставив телегу впереди лошади, или сбоку лошади, или сверху лошади
– не важно, вторым шагом восстановит лошадь с телегой позади,
но при этом заявит, что теперь положение телеги обосновано, например,
трансцендентально, так как смысл лошади в том, чтобы везти телегу,
а смысл телеги в том, чтобы быть везомой лошадью.

Мой метод блокировки предметности принципиально отличается от
феноменологической редукции, он блокирует не значения, смыслы
и пр., а саму предметность; не стоит думать, что это невозможно,
очень даже возможно: так мне практически с детства приходится
по несколько раз на день сталкиваться с тем, что матрица предметности
почему-то не срабатывает, и мне, чтобы сделать нечто, приходится
усилием восстанавливать предметность; конечно, это не означает,
что я несколько раз в день развоплощаюсь, но зазор формирующегося
в момент бытия приоткрывается настолько, что моё усилие достигает
матриц формирования (конечно, после многолетнего опыта направленного
внимания).

Если Гуссерль был нормальный человек и для блокировки предметности,
хотя бы в форме редукции значений, ему требовалось намеренное
усилие сдерживания объективации, то мне, наоборот, чтобы быть
нормальным, то есть объективирующим, требуется особое усилие,
так что феноменологическая редукция для меня – семечки.

Именно периодические сбои в работе моего предметного внимания
вынуждают меня направлять и удерживать своё внимание на формировании
предметности, то есть восстановлении последовательности действий,
в конце которой – бутылка с молоком (например). Блокировка предметности
– это первое условие совершенного мышления, когда внимание человека
направляется и удерживается в матрице формирования; так что я
склонен к совершенному мышлению, потому что люблю молоко (шутка).

«Всё есть число» означает, что внимание Пифагора было направлено
на формирующуюся матрицу единичности.

Таким образом, формирование матрицы числа задаёт способ его возможного
существования и, следовательно, способ получения любого числа.
Оперирование числами есть освоение человеком формирующейся матрицы
единичности как абстрактного одного, единицы. Соответственно,
переход от единицы к единице (двум) является последовательностью
в целостности удерживаемого вниманием континуума матрицы.

Любая последовательность перехода (операции) расширяет актуальный
континуум матрицы, который по существу является вместилищем накопленного
опыта освоения себя, и одновременно, чтобы вмещать накапливаемый
опыт, континуум расширяется; и формирование, и освоение являются
элементами целостности человека.

Ещё раз – движение от единицы к единице (любому её множеству)
осуществляется посредством удерживаемого вниманием бытия единичным,
или матрицы единичности, что одновременно формирует континуум,
расширяющийся длением действия перехода (операции); наглядно,
предметно это представить невозможно, так как это живая целостность.

Принципиальный вопрос философии математики – обоснование операции
с числом (точкой) решается только:

• распредмечиванием существующей математики как единственно возможной;</li></li>
• возвращением в результате этого распредмечивания в исходную точку формирования;</li></li>
• прояснением соотношения формирования и освоения;</li></li>
• восстановлением посредством всего этого целостности человека;</li></li>
• возможными только теперь выработкой и удерживанием направленного внимания на намеренное формирование и освоение своей природы (как числа – в данном случае).</li></li>

Если кому-нибудь это кажется слишком дерзким, то это говорит только
о том, что слишком сузил в своём представлении горизонт своих
возможностей, так же как герой фильма «Неуязвимый», который обнаружил,
что его способность к поднятию тяжестей ограничивается исключительно
его представлением о том, что он способен поднять.

Так что действительное обоснование существующей математики заключается
в том, что матрицей бытия современного человека является матрица
единичности, и более конкретно – обоснованием современной предметной
математики является матрица предметной единичности.

У читателя могло сложиться представление, что я очень негативно
отношусь к предметности, но это не так; я очень негативно отношусь,
во-первых, к доминированию предметности в ущерб другим модусам
бытия человека, то есть в ущерб совершенства целостности, и, во-вторых,
к использованию предметности для любых форм эксплуатации человека,
то есть к закреплению человека вещью.

Предметность – это тоже сущее, творение, жизнь; деревья у моего
дома совершенны, они для меня – эпифания, предметно явленное совершенство.

Поэтому мои претензии к математике заключаются не в том, что она
предметна, а в том, что она озабочена предметностью, что она только
предметна.