Онтологические прогулки

Иван Рочев «Движение с шумом в сторону»

Никогда в жизни не читал ничего подобного. И не знаю даже с чем это можно сравнить. С Пелевиным и Сорокиным, простите, сравнивать не стану, потому что - это Другое и во много раз лучше.

Речь идет о сборнике рассказов Ивана Рочева «Движение с шумом в сторону». Салехард, 2002. Иван Рочев представитель небольшого народа коми-зырян, которых до революции называли «северными жидами» за ловкость, с которой отдельные представители данного народа, жившего когда-то к западу от Уральских гор и пришедшего недавно на территории чуть южнее Полярного Круга и Обской губы, объегоривали доверчивых ненцев и хантов. Коми-зыряне светловолосые и весьма красивые люди; мужчины по одежде ничем не отличаются от русских, женщины же носят яркие сарафаны, за что зырян и дразнят «сарафанниками».

В сборнике пятьдесят с небольшим рассказов, от которых первоначально не ждешь, откровенно говоря, ничего хорошего. Ну, думаешь, опять будут разные экологические сопли и восторги человека всю жизнь живущего на лоне природы без зубной щетки и теплого сортира. Мол, матушка-природа, мы твои блудные детки... Но в книге оказалось совсем-совсем Другое.

Совершенно поразительно описание взаимоотношений человека и народа. Для русских людей, большинство из которых живут, под собою не чуя страны и вокруг себя народа, по законам эгоистического своеволия, сказанное покажется диким и непонятным. В философии ХХ века мы видим противостояние тенденций индивидуализма (полагающего, что народ, общество состоят из отдельных индивидов, а каких-либо надындивидуальных сущностей не существует) и холизма, полагающего, что хотя социальные целостности зависят от действий индивидов, онтологически они не тождественны этим действиям, а управляющие ими законы не редуцируются к закономерностям поведения индивидов. Рочеву нет смысла выбирать между индивидуализмом и холизмом: живыми отношениями, реальными объятиями между народом и человеком правит желание. Только оно обеспечивает в конечном итоге соединение (без слияния) человека и народа.

Есть и техники такого соединения, но они носят вспомогательный характер. Танец руками вперед и пение «тысячекратной радости» приводит к такому соединению, не мирному и не покойному, но тревожному и перетекающему, словно ртуть. Чувство народа, его коллективного тела, совершенно особое чувство, очень человеческое и лишенное какого бы то ни было тоталитаризма. Тело зырянского народа абсолютно негеополитично: пространства и территории ничего для него не значат, оно спокойно расчерчивает их, как карандаш расчерчивает лист бумаги. Будет нужно и народ поселится в точке, на острие иглы, а то и уйдет весь целиком в душу простодушного паренька, который сидит на берегу и просто так смотрит на облака.

Равенство человека и народа (нелиберальное) наступает, когда они, охваченные взаимным желанием, дружелюбно тянутся друг к другу. Теория систем совсем не работает здесь, ибо элемент системы (человек) оказывается отнюдь не меньше самой системы. Казалось бы, в этих объятиях народа и человека таится опасность национального язычества, поклонения народу, как некоему своевольному и капризному божку, но - у Ивана Рочева везде Господь, он ставит свою печать на душу человека и на народ, он всегда проходит между человеком и народом, даже в тот момент, когда они крепко держат друг друга в объятиях. И куда голову ни повернешь, куда ни посмотришь - везде Господь.

Персонажи в рассказах, понятное дело, в основном, - люди. А еще - ну ладно бы сущности какие-нибудь, неотесанные элементали из глухой тайги. Нет, тут еще важную роль играют персонажи-состояния. Кто правильно все делает становится Кем-То. Кто правильно поет, тот становится Бойканом (Голосом, Пением); и кто бы ты ни был, став Бойканом, остается тебе одно - «сжимать сердца». Кто правильно смотрит, тот становится Роху (Зрителем) и тогда весь мир начинает его веселить каким-нибудь спектаклем: люди кривляются, увенчанные гирляндами цветов, медведь приседает и шевелит ушами, а река глупо булькает и крутит водоворотики. Но самое загадочное состояние, которое может быть дано человеку - «золотые глазки». Став им, человек вдруг получается утешением для всего сущего.

Рассказы Ивана Рочева весьма целомудренны и любителю похабщины они, должно быть, придутся не по душе. Хотя многие рассказы имеют некий фрейдомарксистский оттенок (не уверен, что автор знает что-либо о фрейдомарксизме): персонажи значительную часть своего времени заняты тем, что накапливают «жох». Постепенно понимаешь, что «жох» - это свободнотекущая сексуализированная жизненная энергия, подобная «оргонной энергии», о которой пишет Вильгельм Райх.

Персонажи Ивана Рочева постоянно думают о России, по краешку которой они ходят. Ночью снится девочке Москва и в Москве Путин - Нахмуренные Брови. Сидит за столом, считает серебряные государственные деньги, считает и в столбики монетки складывает. Старушка рассказывает внучатам, что от Москвы-реки розами пахнет. Смотрят телевизор, но понимают все по-своему: где надо смеяться - плачут, где надо плакать - смеются. Мальчик ест за столом, задумался; и вдруг - из куска черного хлеба Россия глядит, не мигая, и из соленого огурчика - тоже Россия. Он пытается заговорить с ней, рассказать про Масленицу, про ушицу да блинки, про чай с карамелью, про мертвую мамочку; а она молчит и смотрит строго, как из омута сом. И всегда вопрос: а как в Москве? что в Москве-то сейчас делается? В Новый Год лепят снежный Кремль, втыкают в него елки и гуляют вокруг. И «делают Россию», когда хотят показать себя в наилучшем виде, дескать, вот какие мы на самом-то деле; скатываются с горы задом и вприсядку, скатываются с горы - руки за спину, ударяются головами об лед... Бегают по темноте с бенгальскими огнями, орут дикими голосами, свистят в свистульки, пищат в пищульки, идут в баню и потом долго сидят, пунцовые, за столом, взъерошенные, с набрякшими глазами, пьют чай с водкой и ложатся спать совсем близко от Полярного Круга.