Онтологические прогулки

Продолжим. «Человек есть то, что мы все знаем», то есть Демокрит
говорит нам, что каждый из нас знает, что такое человек, знает
это на собственном опыте и сам из себя и для этого знания ему
необходимо быть самим собой.

По сравнению со многими другими философами, оставившими нам разнообразие
определений человека, типа: «человек есть политическое животное»
и пр., определений, которые описывают или характеризуют нечто
предметное, Демокрит, как мыслящий, а не описывающий внешнее,
даёт нам матрицу и понимания, и формирования одновременно; то
есть он направляет наше внимание на освоение себя как человека.

Чтобы быть человеком, надо знать себя человеком, чтобы знать себя
человеком, надо мыслить себя человеком. То есть, во-первых, необходимо
отыскивать в своём живом опыте то, что есть в нас человеческого,
и, во-вторых, полагать в свой опыт то человеческое, которого там
ещё нет.

Эти две задачи являются разными модусами одной и той же формулы
древности, формулы, знаменующей начало современного человека:
«познай самого себя».

Гераклит говорит нам то, что мы пропускаем, не останавливаясь,
так как его слова кажутся нам само собой разумеющимися, тривиальными,
но это не так, утверждение Гераклита: «Я исследовал самого себя»
настолько сильно и мощно, что оценить его может лишь тот, кто
хоть раз в жизни попробовал изменить себя на волос, кто хоть раз
в жизни попробовал отделить в себе то, что есть по мнению, которое
всегда чужое, так как основано не на личном опыте, получено не
из себя, от того, что по истине, кто хоть раз в жизни попробовал
быть другим и т.д.

«Исследовать самого себя» означает найти в себе то, что «мы все
знаем», то есть человека, и одновременно определить, насколько
прочны границы найденного, насколько «растяжимо» это человеческое,
насколько возможно – здесь и сейчас – протянуть его туда, где
оно ещё себя не знает!

Жизнь – это гераклитовы воды постоянного обновления, поэтому,
прежде чем соглашаться с теми, кто держится от этой реки подальше
и при этом отсылает Гераклита к зороастрийцам, а Пифагора к магам,
послушайте самих философов и вы услышите, как Демокрит говорит:

«Учение перестраивает человека, природа же, перестраивая, делает
человека, и нет никакой разницы, быть ли таковым, вылепленным
от природы, или от времени и учения быть преобразованным».

Как просто, и как точно: направляя своё внимание на что-то и удерживая
его достаточное время, человек посредством этого перестраивается,
не сам перестраивается, а перестраивается природой, то есть природа
делает человека в соответствии с тем, каков он!

Мамардашвили часто обращал внимание на простоту «классиков», простоту,
которая похожа на огромные валуны в прозрачной воде: ты их ясно
видишь, но сделать с ними ничего не можешь, настолько они мощны.
Попытка Мамардашвили оживить то, что уже омертвело, была настолько
же восхитительна, насколько бесперспективна: опыт трансцендентальности
( «я сам») уже отложился в современном человеке тем, что он (современный
человек, то есть наш современник) теперь уже не нуждается в трансцендентальном
учении для обретения самого себя.

Матрица единичности как координатора модусов существования человека
стала формирующей культурной матрицей, соответственно, современный
человек самим собой теперь воплощает то, что для классической
и даже современной философии было ещё только намерением – «я сам»
философии теперь является тотальной (то есть социальной и индивидуальной)
матрицей формирования и, следовательно, всё великолепное здание
философии превратилось в руины, так как теперь каждый из нас –
сам философ, утверждающий самим собой, что он – сущий, независимо
от того, насколько он это сам понимает.

Я вспомнил Мамардашвили здесь потому, что через классическую и
современную философию к Демокриту и собственно мышлению не подобраться,
а вот из самого себя, из личного опыта можно.

И, если каждый из нас самим собой уже представляет то, к чему
направляла его философия, то она теперь просто не нужна, как бутылка
– вылетевшей из неё мухе.

Для современного человека всё великолепие философии – практически
пустой балласт, лишний груз. Если человек уже перестроился – то
нет никакой разницы: я, например, перестроился тридцатилетним
опытом созерцания, а мой сосед – простым взрослением в данной
культурной матрице ( «природа сделала»); правда, отличаемся мы
в том, как мы осваиваем эту матрицу: мой сосед ничего о ней не
знает, так что делает деньги или детей, разводит или душит кошек,
стоит на литургии или сидит на порносайте и пр., я же , зная,
что матрица переформатируется, разворачиваю своё внимание от предметной
бесконечности в бесконечность самого себя.

Итак, Демокрит показывает, что нет никакой необходимости в специальном
обучении – каждый, кто направляет своё внимание на себя как мыслящего,
и удерживает эту направленность, таким образом формирует намерение
мышления и тем самым мыслит, так как мышление уже в природе человека.

Тот, кто пройдёт со мной весь путь от намерения «познать самого
себя» до реального опыта знания, полноты переживания, бытия самим
собой, сможет в конце этого пути, во-первых, утверждать: «я есть»,
«я сущий», не ссылаясь при этом ни на одно обоснование, подобное
тому, что бог – не обманщик, и, во-вторых, направить своё внимание
на личное перестраивание мира и себя.

Например, у современного человека (в отличие от человека магической
цивилизации) до сих пор нет личного опыта смерти, нет личного
опыта веры и пр. Но об этом позже, пока мы в начале пути.

Продолжим. Мы сделали три согласованных друг с другом шага: первый
– установили, что «все наши ощущения возникают и существуют по
истине», второй – что эти ощущения точно наши и только наши, так
как знаем мы их из самих себя ( «человек – то, что мы все знаем»),
мы знаем себя как так ощущающего человека, третий – направленное
на установление личного опыта и удерживаемое в нём внимание перестраивает
нас, делая нас способными фиксировать переживания как единичные,
то есть мыслить. Единство трёх шагов дало нам четвёртый, но какой!

Вот что такое мышление – удерживание во внимании всей целостности
единичного переживания.

В «совершенной математике» я достаточно размышлял над тем, что
такое целостность существования единичности, поэтому буду предельно
краток. Например, Пифагор считал число 10 особенным, но, конечно,
не потому, что согласно пифагорейцам существует 10 пар противоположностей
и пр., а потому, что оно показывает целостность факта единичности,
где 1 показыает факт единичного бытия, а 0 (ноль) – пустоту, в
которой «плавает» это бытиё, то есть целостность факта бытия,
невозможность его разделения, расщепления, умножения и т.д., 0
(ноль) налагает запрет на любое внешнее действие с бытиём, оно
как единичный факт «неделимо», «непроницаемо», «невидимо», – и
называется Демокритом «атомом»!

Ясно и просто.

Атом – это целостность единичного бытия.

Атом – это факт единичного бытия.

Атом – окружен пустотой, поскольку является целостным единичным
событием.

Атом – не делим, не имеет частей, на которые его можно разделить,
так как не является предметным событием, хотя включает предметность
как один из своих модусов.

Атом – ни с чем не соприкасается, так как окружен пустотой, плавает
в эфире (по поводу которого учёные успокоились только недавно,
всё таки, спустя 2 тысячи лет, установив, что его не существует,
как будто кто-то из тех, кто мыслит, полагал эфир физически существующим).

Атомов – бесконечное множество, так как бесконечно количество
единичных существований.

Атомов – бесконечное разнообразие, потому что единичные существования
бесконечно разнообразны.

Атомы – «абсолютно плотны и не заключают в себе пустоты», потому
что единичное существование характеризуется полнотой даже при
минимальности содержания.

Атомы – бесконечно малы, невидимы, особенно для неопытного внимания.

Атомы – бесконечно велики, необозримы, «величиной с целый мир»
(который можно вытащить из вкуса пирожного «мадлен»).

Атомы – не имеют внешнего и внутреннего.

Атомы – «невесомы».

Атомы – «неделимые формы (идеи) и кроме них ничего иного нет».

И т.д., и т.д.

Теперь понятно, почему Платон хотел сжечь книги Демокрита? Что
будет с его теорией идей, если люди будут мыслить атомами? Кому
будет интересно сравнивать представления друг с другом и с их
возможными предметными воплощениями, если вместо этого можно будет
переживать целые миры? Достойно ли человека вещами доказывать
себе своё мышление? Не прав ли Диоген, выбросивший чашку и посчитавший
мальчика мудрее себя, когда увидел, как тот сначала ел из хлеба,
а потом и сам хлеб?

Простирая себя в предметность, не делает ли человек себя только
предметом?

Не является ли идея всего лишь матрицей формирования вещей, пусть
даже абстрактных?

Каждый, кто смог ухватить единичность какого-либо своего переживания,
пусть подумает, может ли он определить его как предмет? Как вещь?
Как идею? Как только содержание? Может ли он отделить в нём внешнее
от внутреннего? И т.д.

Здесь Мамардашвили обязательно бы сказал: и не пытайтесь себе
это представить, это можно только мыслить, и был бы совершенно
прав: когда Демокрит говорит, что «существуют только атомы и пустота»,
то это утверждение мышления.

Утверждение мышления не имеет никаких внешних доказательств, аргументов,
указаний, предположений, – ничего, кроме мысли, в этом смысле
атомы существуют не больше, чем пустота.

«Бытиё существует не более, чем небытиё».

Каждый, кто сумел накопить достаточный опыт для того, чтобы отслеживать
фактичность своей единичности, не нуждается ни в каких дополнительных
доказательствах, да их и вовсе нет; если вам не повезло и вы сошли
с ума, то это никоим образом не отменит для вас фактичность вашей
единичности, так что можно с полным правом утверждать, что «умный
существует не более, чем сумасшедший».

Существование атома не имеет физического смысла, то есть физически
атом как целостность отследить невозможно, поэтому он и называется
невидимым, слишком малым, не по предметной величине, а по своей
природе.

Идём дальше. Опять отсылаю читателя к «совершенной математике»,
где было показано, что факт единичного существования представляет
собой единство многообразного, множество разнородного.

Атом – единство многообразного.

Атом – множество разнородного.

Атом – сложное иерархичное образование скоординированных и синхронизированных
разнородных элементов, образование, которое невозможно разложить
на части, сохраняющие при этом свою природу.

Атом – возможно только мыслить, то есть удерживать во внимании
всю его целостность.

Атомы – не вещи и не абстрактные предметы.

Античные философы, уже практически с Платона, стали игнорировать
те мысли древних, в которых показывалась целостность человека;
почему? Что заставило таких, казалось бы, «заинтересованных» в
истине людей, как Платон или Аристотель, сдвинуть направленное
первыми мыслителями внимание с мышления на предметность?

Почему не сохранились книги Демокрита, Пифагора, Гераклита, а
сохранились практически все книги Платона и Аристотеля? Неужели
между ними был большой временной интервал и в тогдашнем мире царила
смута? Отнюдь, не более, чем сейчас.

Почему сохранились четыре евангелия и лишь по случаю и в отрывках
– множество других евангелий? И т.д., и т.д.

Читатель уже по этим вопросам догадался, почему: потому, что мышление
целостного человека совершенно особым образом показывает ему мир
и самого себя, мир, в котором нет трансценденции твоего ощущения,
твоего восприятия, твоего понимания и, самое главное – твоего
действия, в котором реализуется твоё решение.

Мышление целостного человека – это мышление одного.

Ко времени Платона общество уже не жило принципами первых античных
людей, заметьте, как философы называют Демокрита и Пифагора древними,
хотя живут практически одновременно с ними; то есть изменился
дух времени и это изменение общественного состояния хорошо чувствовалось.

Сократ мог совершенно спокойно не принимать яд, и, как многие,
предпочесть изгнание, но он выбрал смерть, показывая нам не смирение
перед законом, смирение, которое так настойчиво навязывают нам
философы и историки.

Сократ показывает нам как раз обратное – исполнение законов без
мышления ущербно, не приводит к истине и разрушает человека; вот
что так тревожит Платона и остальных – они и есть воплощение этого
духа времени, когда закон является не выражением целостности человека,
а когда целостность человека становится выражением закона.

«Суббота для человека или человек для субботы» и пр.

«Не следует мудрецу повиноваться законам, но должно жить свободно»,
– говорит Демокрит.

И ещё: «Мудрому человеку вся земля открыта. Ибо для хорошей души
отечество – весь мир».

Сократ – пожалуй, последний из первых, показал невыносимую лёгкость
бытия мыслящего, лёгкость, парящую над опредмеченными – законами,
желаниями, предпочтениями, моралями и пр.

И самое существенное в смерти Сократа, как всегда, – то, как ты
к ней относишься, она, как любое событие мыслящего, проясняет
для тебя часть тебя самого и ты можешь, рассматривая смерть философа
как просвещающий тебя луч, исследовать самого себя и – отделить
чужой, навязанный тебе опыт, например, опыт уважения к законам
как стоящим выше человека, от личного опыта, в котором закон окажется
всего лишь неким принципом координации некоего опыта, в большинстве
– опыта, который уже никогда больше не повторится.

Так что ты выбираешь: закон или Сократа? Закон или человека? Закон
или самого себя?