Литературная критика

К. Крахт, «1979», «Ad Marginem», 2002

Конечно же, новый роман Крахта ждали, связывали с ним какие-то надежды, проецировали на него собственные представления об актуальной литературе. Все потому и оттого, что
Кристиан Крахт волею судеб, усилиями критиков и с небольшой помощью друзей оказался новым брэндом модной прозы. Да, несомненно, Крахт - такой продукт. Восходящий. Вторая его книга подтвердила, что он совсем неплох, но и убедила, что он какой-то странненький (даже если все апологеты его, проваливаясь в этих текстах в смысловые бездны, - как переводчица Т. Баскакова - в этом правы).

Второй роман Крахта «1979», кажется, содержит не менее смысловых бездн, чем предыдущий «
Faserland». При этом он совсем не похож на своего предшественника. Судя по понятным восторгам переводчицы в послесловии, новый Крахт - это такой хитрый гипертекст, замаскированный под почти примитивную историю об одном путешествии-приключении и аллюзивно намекающий, в зависимости от уровня читателя, на огромадное количество культурных идей и глубинных мыслей. Удивительно, что Баскакова почти не уделила внимания названию книги, не считая краткого упоминания о китайских «модернизациях» Дэн Сяопина в 1979г. Меж тем, как мне кажется, - а я полагаю, что кажется мне не напрасно, - раз уж такой пошел коленкор, нумерологическая подоплека названия романа тесно связана с его идейной нашпиговкой. Если мы вспомним знаменательную антиутопию
Дж.Оруэлла «1984» и описанное там западное будущее тотально-коллективистского образца, то, в сравнении с этим артефактом, крахтовский «1979», оставаясь по сути тоже антиутопией, будет связан с тотально-коллективистским прошлым Востока. Сложив цифры в 1984, мы получим в конечном счете 4. Та же операция с 1979 даст нам уже 8! То есть, явно имеет место увеличение степени, удвоение силы высказывания, повышение эмпирической интенсивности в контексте литературного труда. Важно и то, что Оруэлл, по воспоминаниям некоторых его современников, был человеком прямым, искренним и до наивности идеалистичным, несмотря на свой тяжелый солдатский опыт. Повышая нумерологическую маркировку антиутопической темы, Крахт добавляет к «голосу времени» изрядно иронии, скепсиса, туманности и цинизма. Крахт не прозревает страшное будущее, как Оруэлл, он откупоривает недавнее жуткое прошлое. 4:8

Роман «1979» состоит из двенадцати глав и размежеван на две части: первая касается начала 1979г в Иране, накануне государственного переворота, а вторая - конца того же года уже в Китае. Герой - молодой дизайнер по интерьеру, вместе со своим спутником Кристофером путешествуют по Востоку и оказываются в Тегеране, успев посетить руины Аламутской крепости… Нет, сюжет намечать все-таки не нужно, поскольку он и есть самое ценное в этой декадентской «телеге». Короче говоря, герою предстоит опасно путешествовать в одиночку аж в самый муравейник Китая.

Безусловно, «1979» - это то, что раньше называли метароманом. В этом тексте все не просто, кроме стиля письма, в нем ничто не случайно, за исключением, может быть, самого этого романа, и все мелочи намекают-направляют-наводят на мысль. Набоков когда-то с симпатией (и это было редкостью, когда речь шла о современниках) отозвался об А. Роб-Грие. У нового Крахта есть и Набоков, и Грие в гомеопатических дозах - такой себе «новый метароман» под соусом чуть глумливой «готики». Да, можно смело назвать героя хотя бы и Молодым Поколением Европы 80-х, а таинственного румыно-грека Маврокордато - тем онтологически не раскрываемым злом, которое выказывает свое присутствие только через драматическую провокацию-соблазн, можно собрать и нанизать все отсылки-намеки на ось «идеология-утопия - утопия-идеология» и крутануть на этой оси свежую геополитическую и этическую метафору… А можно открыть роман Т. Пинчона под названием «V.» и найти там почти то же самое, только гораздо больше и существенно забавнее. Название тоже вот, кстати, можно читать, как нумерологическое… Действительно, чего в новом творении Крахту не достает, так это юмора. И это при том, что сам он говорил: «когда я писал, я то и дело громко смеялся, потому что думал: такой китч в наше время просто невозможно писать всерьез». И еще он говорил, что «…в романе все так гротескно приподнято, настолько кэмп, что серьезным и трагичным его не назовешь». Потому я и написал, что роман какой-то странненький, хотя и кэмп, и китч, и опереточный бурлеск, и все такое…

Тем не менее, те, кто с удовольствием читал первый роман Крахта, наверняка не обломаются на чтении второго. Все же писатель - далеко не из худших. Может, брэндово раздут чересчур (стиль под него даже придумали - «поп-лит»), а так - ничего. Особенно интересно становится, когда действие перемещается в дикий Тибет, а затем в культурный Китай. «Мы ждали. На горизонте что-то посверкивало, хотя было не особенно жарко. Пара ворон описывала круги высоко в небе, над рельсами. Я охотно выпил бы стакан чаю, хотя уже знал, что это буржуазное желание.» Герой повествует о себе в прошедшем времени, и если он уже мертв, а голос его разума все еще звучит, то в этом нет ничего удивительного.

Герой «1979» экзистенциален до абсурда, да простится мне этот псевдофранцузский каламбур. Такой инертности, безволия, недейственности, пассивности и тотальной на-все-согласности давным-давно не наблюдалось в нынешней модно-актуальной литературе. Этот герой является идеальной безличной личинкой как для мира Идеологии, так и для грёз Утопии (неспроста-таки мелькают упоминания-ссылки о Карле Майнгеме и Габриэле Д*Аннунцио). Этот герой на протяжении всего романа живет и функционирует НА АВТОПИЛОТЕ. Эта функция у него не отключается. В этом - весьма правдоподобный и жизненный момент книги, и даже специфический крахтовский юморок, эдакое «декадансное хихиканье в процессе». Я имею в виду, насколько вообще могут быть смешными оцепенение, ступор и деградация… Ну и, конечно, интересны ментальные бездны, упомянутые в начале заметки - их к концу романа становится достаточно, чтобы читательский мозг начал непроизвольно, сам, НА АВТОПИЛОТЕ генерировать многослойные пироги смыслов. К примеру, как красиво и свежо могут увязаться в чьем-либо мозге АВТОПИЛОТ и Бодисаттва - причем оба под святейшим предводительством Председателя Мао!

Конец 70-х - действительно начало ступора и помрачения, когда роботов стало становиться все больше, а человеческое стремление что-то изменить в жизни стало принимать все более извращенные и нелепые формы. На мой взгляд, самым сильным моментом в романе Крахта является то состояние героя (уже в исправительном лагере китайцев), когда сквозь автопилотный тупой застой распавшейся личности начинает проступать априорная любовь к чему-то надличностному в человеке, в ближнем, кто бы он ни был. В чем, как не в этом может содержаться экстаз
Бодисаттвы?