Онтологические прогулки

Начало

5. Русское еврейство в сионистском движении.

Если при активном способе противоборства с антисемитским царским правительством русское еврейство демонстрировало свои деятельные (моторные) качества во имя чужих идеалов, то в пассивной форме был явлен внутренний потенциал русского еврейства в полной мере (духовной и моторной) в режиме собственной веры. Это последнее аккумулировало себя в сионистском движении, которое самостоятельно зародилось в России (что исторически первостепенно!) раньше, чем на Западе, и первоначально имело хождение под сугубо российским названием – палестинофильство. Понятно, что революционные и палестинофильские настроения в русском еврействе не были систематизированы, то есть не были определены и строго разграничены, а находились в столь излюбленном еврейским духом состоянии брожения, бурления и смятения. И, тем не менее, Зиви Галили удалось передать это в понятных, хотя и обобщённых и не лишённых некоторой предвзятости, образах: «Нет ничего удивительного в том, что сионизм нашел питательную почву в среде еврейской молодежи в 1920-х гг.. Не прошло и десяти лет с момента бурного расцвета сионистской деятельности во время демократической революции 1917 г., когда Организация русских сионистов насчитывала около 300 тыс. членов и 1200 региональных отделений, а сами сионистские партии получили возможность набрать на выборах в Учредительное собрание более двух третей голосов из общего числа отданных всем еврейским партиям. В этом году сионистские ассоциации и культурные учреждения (как и их печатные прокламации) появлялись в почти каждом губернском и уездном городе и в деревнях. Вряд ли был бы возможен расцвет сионизма в 1920-х гг. без организационных, эмоциональных и мировоззренческих оснований, заложенных в 1917 г.. Сионистское послание приобрело мессианский оттенок после «Декларации Бальфура» (2 ноября 1917 г.). Только в одной Одессе более 100 тыс. человек прошлись по улицам под сине-белыми флагами с лозунгом «Свобода в России, земля и свобода в Эрец-Исраэль». Однако демократические завоевания февраля 1917 г. были серьёзно ослаблены большевиками, захватившими власть в октябре 1917 г. под знаменем «пролетарской революции». В политическом отношении Октябрь знаменовал собой начало перехода от открытой политической системы к ограниченной монополистической системе, и именно в этих условиях был вынужден действовать отныне сионизм. В отношении же идеологическом и символическом большевистский режим, основанный на советах рабочих и крестьянских депутатов, приветствовался многими как победа над старыми (антиеврейскими) социальными и политическими структурами. Молодежь встретила с энтузиазмом призыв к строительству социалистического общества. Октябрьская революция была идеологическим полюсом, притягивавшим потенциальных сторонников сионистского дела и одновременно оказывавшим значительное влияние на многие группы и персоналии, остававшиеся в орбите сионистской идеологии. Возникло, по сути, противоборство между социализмом и национализмом, между универсальным и партикуляристским решением «еврейского» вопроса; противоборство, в котором одна из сторон поддерживалась правительственными и партийными организациями и приобретала возрастающее влияние среди организованной городской молодежи. Однако именно благодаря специфике «советского контекста» (евреи пережили насилие Гражданской войны, экономический кризис, порожденный большевистской политикой и гражданской войной и продолжавшийся в первые годы НЭПа; ощущали свое маргинальное положение и отсутствие перспектив для национального самовыражения и самоопределения в пределах советской России) сионизм продолжал привлекать большое количество еврейской молодежи, вызывая беспокойство у некоторых советских наблюдателей в 1925 г» (2003).

Интеллектуальное развитие творцов большевистской революции был настолько низко, что они не могли разобраться с сущностью сионизма, и он на них действовал, как красная тряпка на разъярённого быка, и к 1930 году сионизм в России был безжалостно разгромлен. Александр Эзер записал в предисловии к монографии Ицхака Маора «Сионистское движение в России»: «Яркие и неповторимые страницы в эпопее сионистского движения принадлежат шестимиллионному еврейству России, в начале двадцатого века представлявшему собой самое крупное сосредоточение евреев за все времена диаспоры» (Я располагаю следующими данными: в 1897 году евреи в России составляли 5 млн. 60 тысяч человек, в 1917 году – 7 млн. 250 тысяч человек). Самым «ярким и неповторимым» украшением сионизма, взятого как общественное еврейское движение, обязанного русскому еврейству, есть освоение и колонизация Земли Обетованной в Палестине. Касаясь этой темы, Александр Эзер продолжает: «Халуцианская алия в Эрец-Исраэль также вышла из России, а её зачинателями были те, кто основал в Стране первые сельские поселения, принёс стремление к социальной справедливости и заложил основы еврейского рабочего движения. Халуцим (с иврита: пионеры, первопроходцы – Г.Г.) возвели труд на уровень национального нравственного идеала, и лозунг «завоевать труд для еврейского рабочего и самовоспитаться для труда» стал стержнем всей их жизни и деятельности. Вместе с пионерами – рабочими из России в Страну прибыли строители еврейских городов и еврейской индустрии, и пионеры борьбы за возрождение языка иврит и еврейской культуры. Не принижая вклада в сионизм еврейства Запада, мы вправе сказать, что в продолжение десятков лет российский сионизм, благодаря своим особенностям и динамизму, был авангардом всего мирового сионистского движения. Он обогатил и идеологическую палитру сионизма» (1977).

Дополненный сообщениями Зиви Галили, акт колонизации Палестины русским еврейством приобретает значение достоверного исторического свершения – нового явления в тысячелетнем бытие еврейской Земли Обетованной. Гиви Галили говорит: «Влияние русской культуры вообще и русской революционной культуры в частности является темой, постоянно присутствующей в дискуссиях об израильском обществе, культуре и политике. Демографические факты говорят сами за себя. Подавляющее большинство иммигрантов, прибывших в Палестину в составе двух первых волн национально вдохновленной иммиграции, послужившей основой образования израильского государства (первая алия – в начале 1880-х гг. и вторая – в 1904–1914 гг.), были выходцами из Российской империи. Около половины иммигрантов третьей волны (1919–1923 гг.) имели на руках русские или советские документы. Более того, именно «русские» первопроходцы второй и третьей волн иммиграции основали «Гистадрут» (Генеральную федерацию рабочих), превратили ее в 1930-х гг. в значительную политическую силу развивающегося еврейского сообщества в Палестине. Они же и руководили Израилем на протяжении первых двух десятилетий его существования, а партии, в которые они объединялись, доминировали на политической арене продолжительное время» (2003).

А новым моментом Земли Обетованной является то, что таким способом зарождалась история Израиля, и повинно в этом было исключительно русское еврейство. В суждении Юлия Марголина, обобщающего хронологию колонизации Палестины, требуется видеть базисные основы истории Израиля, как самостоятельного государства: «В истории государства Израиль, точнее, в его предыстории, начинающейся в 70-ых и 80-ых г.г. прошлого столетия (XIX столетия – Г.Г.) вклад русских евреев был на первых порах основным и решающим. Две первые волны иммиграции – первая и вторая «алия», – относящиеся к эпохе до революции 1905 года были по преимуществу русскими. Центральным событием первой алии (80-ые и 90-тые годы прошлого столетия) была эпопея «билуйцев», второй (с 1903 года) – халуцианская, социалистическая и трудовая – алия молодёжи, из которой со временем вышли основоположники и лидеры государства Израиль: Д.Бен-Гурион, И.Бен-Цви, М.Шарет, Л.Эшколь и др.» (2002,с.424).

Итак, хозяйственное освоение или колонизация Земли Обетованной, являющееся одновременно субстратом земной истории государства Израиль, есть первый диагностический критерий, обуславливающий самобытность русского сионизма. Вторым критерием является генезис сионизма в русском еврействе, который явился внезапно, вне каких-либо предпосылочных признаков, в качестве определённой реакции на антисемитский выпад царского правительства. Из отпорной, защитной реакции евреев России родилась идея о приобретении своего национального очага на земле своих предков, какая и приобрела статус конституции всего движения сионизма (вначале в России палестинофильства), и заимела ещё больший, идеальный, размах, став духовной верой. Это соответствовало истине до недавних пор. Пока в Библии не была обнаружена особая духовная заповедь, проповедуемая еврейскими пророками во главе с великим пророком Исайей. Данная заповедь глаголет: Сион символизирует не только очаг всех евреев, но и знаменует собой государственное устройство, благодетельное для всего человечества (уподобление которого дано в прелестной библейской метафоре: «Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их» (Ис. 11:6); Иерусалим, вознесённый Сионом, есть столица вселенского Всеединства. В появившемся в XIX столетии учении сионизма сохранилась только первая, сугубо земная, характеристика, а вторая, несущая в себе небесную консистенцию, была утеряна, а точнее, никогда не поднималась на щит анализа. Если за основу взять библейскую (пророческую) модель Сиона, – а это совершенно необходимо, – то окажется, что русская схема сионизма стоит к ней гораздо ближе, чем политический (западный) сионизм Герцля. Отождествление западного сионизма Герцля с русским сионистским воззрением есть самое основательное заблуждение в сионистском движении, – таков третий диагностический критерий русского сионизма.

Учение сионизма, исповедуемое в русском еврействе, нельзя называть типичным движением или обычным течением, настолько оно многолико, разнообразно и неоднородно; Александр Эзер взялся перечислять модификации и продукты русского сионизма: «Кроме движения Хибат Цион, билуйцев и духовного сионизма Ахад-Гаама он дал синтетический сионизм Гельсингфорской программы, соединяющий практическую работу по заселению Эрец-Исраэль с борьбой за гражданские и национальные права евреев в странах рассеяния; демократический сионизм Хаима Вейцмана; социалистический сионизм Бера Борохова и Нахмана Сыркина; трудовой и этнический сионизм Д.Гордона; реалистический сионизм Менахема Усышкина; динамический сионизм З.Жаботинского и религиозный сионизм раввинов Могилевера и Рейнеса» (1977) (А.Эзер упустил «народный сионизм» Хаима Арлозорова). А историк русского сионизма Гершон Свет сделал общий вывод: «Русское еврейство обогатило всемирное сионистское движение целой плеядой выдающихся политических и общественных деятелей, писателей, поэтов, мыслителей, которыми имели бы основание гордиться и народы, численно во много раз превосходящие еврейский народ» (1002, кн.1,с.271).

И тем не менее, невзирая на такое многообразие форм, в основу русской сионистской доктрины положен единый, чётко очерченный постулат, – как пишет тот же Гершон Свет: «Идеология сионизма исходит из предпосылки, что радикальное решение еврейской проблемы в мировом масштабе возможно только через возрождение потерянной государственной самостоятельности на земле исторической родины еврейского народа, – в Палестине» (2002,кн.1,с.267). В силу своей актуальности и ясно выраженной идейной установки палестинофильство стало самым распространённым поветрием в русском еврействе на этот период. Хозяйственная колонизация Палестины само собой включается в палестинофильство на правах практической части воззрения, а теоретическую (идеологическую) сторону русского сионизма представил Л.С.Пинскер в своём «Призыве русского еврея к своим соплеменникам» (1882 год).

«Автоэмансипация», как назвал Пинскер свой призыв, предназначалась для русского еврейства, а потому была не только не понята, но и принята враждебно западными сионистами. Как высказался самый авторитетный историк европейского сионизма Вальтер Лакер: «Призывы Пинскера получили широкий отклик среди еврейских писателей в России. Но они остались практически незамеченными теми людьми, которым, собственно, были адресованы: имеются в виду западные и, в первую очередь, немецкие евреи, на которых Пинскер возлагал большие надежды. Главный раввин Вены, Йеллинек, вообще посоветовал Пинскеру отдохнуть в Италии и подлечить явно расшатавшиеся нервы» (2000,с.109). Именно палестинофильством, парадигмально стихийно соединившем в себе практический метод и теоретическую идею, и охватившим широкие массы русского еврейства, русский сионизм кардинально отличается от политического сионизма Европы. Отличие это сосредоточено в том гносеологическом понимании актуальной судьбы еврейского сообщества, какое было представлено одесским врачом Леоном Пинскером как непосредственный еврейский ответ на погромную идеологию и антисемитское администрирование царского правительства в 1880-е годы: этот рафинированный ответ стал называться палестинофильством. Мне уже приходилось обращать внимание на принципиальное отличие сионизма Л.Пинскера (русский сионизм) от сионизма Т.Герцля (европейский сионизм) (см. «Слёзы мира и еврейская духовность) и не дано повторяться по этому поводу, – я могу только проаннотировать основные моменты постижения Пинскера с тем, чтобы подчеркнуть, что все особенности последнего обладают небесноисторической природой, в противовес политическому европейскому сионизму.

Давно высказана мысль, что Пинскер сумел подняться на такую вершину еврейской темы, где вопрос ставится не об эмансипации евреев как некоем внешнепричинном условии, юридически устраняющим их общественное неравенство, но об автоэмансипации как осознании каждым евреем, любой иудейской душой, своего национального лица, что в совокупности выливается в представление о своём национальном доме-очаге. Пинскер писал: «Нам недостаёт не гениальности, а самосознания и чувства собственного достоинства». Параметры «самосознание» и «достоинство» принадлежат к факторам небесноисторического класса, а введение в учение сионизма последнего позволил Пинскеру удостоверить культурологическую природу палестинофильства, что было совершенно необходимо, имея в виду культурологическую миссию русского еврейства в целом. Благодаря чему Пинскер вывел в результате на дневную поверхность чисто еврейские мотивы процесса сионизма, а не копию западных государственных устройств, как в политическом сионизме Герцля. Появились другие опоры для еврейской веры в собственную судьбу и одновременно были посеяны семена нового еврейского мировоззрения, которое через сионистскую идею вобрало в себя индивидуальную еврейскую думу и берегло историческую преемственность возвещения великих пророков древности.

Таким образом, в лице палестинофильства Пинскера русское еврейство имело самостоятельное и самобытное учение сионистского жанра. Возникшее раньше европейского политического сионизма Герцля, русский сионизм вполне мог развиваться независимо, конкурируя либо сосуществуя с западным сионистским учением. Но судьба распорядилась иначе: русский сионизм добровольно и с огромной радостью влился в общее сионистское русло, признав лидерство Теодора Герцля. Представители русского еврейства были очарованы индивидуальным обликом Герцля, единодушно признав за ним право исполнять сугубо еврейскую обязанность: быть пророком-вождём. Один из блестящих русских сионистов Менахэм Усышкин дал сопоставительный портрет великих сионистов – Пинскера и Герцля, Учителя и Вождя:

Менахэм Усышкин

Как живые стоят они оба перед моими глазами. Один – среднего роста плотная фигура, тяжелая поступь. Большая круглая голова прямо посажена на широких плечах; густые, гладкие, седые волосы и седая, слегка стриженая борода. Большой, выпуклый, матовый с легкой желтизной лоб; серые, холодные глаза всегда полузакрытые; густые брови, суровая складка губ. Изредка только подымаются брови, но и тогда взор обращен не на вас, а во внутрь, к себе самому, Все выражение лица строгая мысль, постоянные глубокие переживания. А другой – высокий, статный, легкая элегантная походка. Поразительной красоты овальное лицо; крупный нос; черные густые волосы; черная окладистая борода; жгучие, пронизывающие, играющие всеми цветами радуги, глаза смотрят всегда открыто, в упор; тонкая, слегка улыбающаяся складка губ. Все в этом лице, во всей фигуре выражает энергию, силу, непреклонную волю. Вот первый в своем большом кабинете, заложив за спину руки, шагает взад и вперед своей тяжелой поступью. Не с вами, сидящим тут в кресле, ведет он разговор, нет, – он только думает вслух. Отдельные, отрывочные фразы, восклицания, вздыхания, жесты. Вы с трепетом и благоговением ловите каждое слово; они проникают в вашу душу, в ваш мозг. Вы пытаетесь вставить фразу, высказать свое мнение, но тут же сознаете, что это совершенно лишне, что он вас почти не слушает, что этот человек только физически с вами, а его дух, мысль, переживания – далеки, далеки от вас, от современной жизни, где-то далеко, далеко за тысячелетия назад и за сотни лет вперед... И не ищите его также среди масс, на собраниях, съездах, митингах. Он их избегает; а когда его заставляют там присутствовать и быть центром, он себя чувствует мучеником; ведь все эти интересы момента, борьба групп, направлений, отдельных лиц – все это ему так чуждо и так ненавистно! А другой! Вот он во всей красоте и блеске в центре форума. Взоры многих тысяч людей всех возрастов с бесконечной преданностью и любовью устремлены на него. А он своим орлиным взором сразу видит всех вместе и каждого в отдельности. Он говорит, левая рука протянута в повелительный жест, а правая держит молоточек – волшебный жезл, взмаху и удару которого все и всё подчиняются. Каждое слово взвешено, каждая фраза – повеление, требование. В вашей душе часто борются различные чувства, несогласие с высказанным мнением, но вы загипнотизированы и сдаетесь». Усышкин выдвинул лозунг, которому последовал русский сионизм: «Идите по пути, указанному Пинскером под стяг, поднятый Герцлем!»

Но безусловное благородство этого шага не может затмить его негативной черты: русский сионизм, который должен называться культурологическим, ибо русское еврейство несёт в себе культуру, как миссию и предназначение, оказался формально отождествлённым с политическим сионизмом. Эта ложная схожесть определила отрицательное отношение к сионизму со стороны русской духовной философии. Вот как это выглядит у М.О.Гершензона: «С сионизмом случилось то же, что можно наблюдать в истории всякой политической партии: программа совершенно затмила породившую её идею и тем превратила эту идею в догмат. Об основных положениях сионизма никто не спорит, их только хранят, как золотой запас, и в нужных случаях предъявляют ad extra. С тех пор, как лет 25 назад они были впервые формулированы, их никто не вздумал пересматривать, ни с целью проверки, ни даже ради обогащения и упрощения. Их повторяют в бесчисленных журнальных статьях, брошюрах, книгах, как непреложные аксиомы, в одном и том же составе, почти в тех же словах. Весь разум сионизма поглощён тактикой, все споры ведутся в границах программы; даже главнейший раскол в сионизме не коснулся его сердцевины, потому что и духовный сионизм Ахад-Гаама не спрашивает, верно ли определена конечная цель: он указывает лишь иной путь к той же цели, какую ставит себе политический сионизм…Сионизм, как историко-философское учение, представляет ту особенность, что как раз о прошлом он прямо ничего не изрекает. Его цель – вовсе не осветить историю еврейского народа, его цель – устроить будущность народа, не похожую на его настоящее; поэтому он подробно анализирует современное положение еврейства и выводит отсюда директивы для будущего, а прошлое оставляет в стороне» (2001,с.с.8-9,10). Выдающийся мыслитель точно определил родовой порок политического сионизма: пренебрежение прошлым, игнорирование еврейской историей и пророческими корнями. Отстранение от исторических библейских корней евреев и забвение пророческими вещаниями, что доминирует в гносеологии политического сионизма, стало основной причиной краха сионистского времени в Израиле.

Переход русского сионизма под эгиду европейского учения не лишило его отличительных особенностей, и он по-прежнему, в отличие от концепции Герцля, вкладывал основные усилия в практическую сферу сионизма – хозяйственное освоение Земли Обетованной. Значение первых трёх волн иммиграции в Палестину неоценимо, прежде всего, в идейном плане, а никак не в житейской плоскости: было показано возможность реального воплощения идеи и связанных с ней мечтаний (иллюзий). Для еврейской натуры этого было достаточно, и Палестина прочно вошла в жизненный ресурс русских евреев. Поэт Давид Кнут пропел:

             «Две родины у русского еврейства – 
              Палестина и Россия»

По сути дела, родственная связь России с Палестиной существовала постоянно: если она не могла наличествовать в динамических формах (периоды государственного террора в СССР и «железного занавеса»), то виртуальное сознание русского еврейства было целиком палестинофильским. Россия была единственной страной в мире, которая служила неиссякаемым резервуаром еврейского людского богатства для Палестины, пока в 90-тых годах XX века русское еврейство не разразилось такой иммиграцией евреев, какой Израиль не знал ни до, ни после. Никогда и ни от кого Израиль не удостаивался такого подарка, даже от своих заокеанских друзей, щедрых на денежные подношения, ибо по совокупности обстоятельств Палестина утвердилась в ранге любимого ребёнка русского еврейства.

С иммигрантской массой в Землю Обетованную перекочевали житейские обычаи, культурные навыки и морально-нравственные представления генетической родины, сохраняя общий образ русского еврейства, устоявшийся за много лет обитания в России и который спонтанно вкраплялся в фундамент будущего государства Израиля. Юлий Марголин указывал: «…три первые алии и послевоенный доплыв из России врезали свой след в черты лица еврейского государства. Под поверхностью израильской жизни пролегает слой русской подпочвы: в кибуцах и посёлках, в городах и школах, в фабриках и учреждениях можно услышать русскую речь. Для старожила характерно удовольствие, с каким он использует оказию поговорить при случае по-русски: он, разумеется, читал Толстого в оригинале, хотя дети его «Войну и мир» знают только в переводе на иврит; русские книги и газеты читаются всюду – советские, благодаря их исключительной дешевизне и хорошей организации продажи, а зарубежные, – несмотря на отсутствие этих двух условий…Роль, которую играли русские евреи в истории Израиля, менялись из десятилетия в десятилетие. В 20-ые годы, в эпоху третьей алии, молодёжь, прибывшая из России взяла на себя пионерское задание – трудовое освоение страны. Основным фактом этой эпохи было основание Иосифом Трумпельдором халуцианского движения. Первой «квуцой», осевшей на земле, была (в 1920 г.) группа халуцов из Прилук и Каменец-Подольска, прошедшая трудовую «гахшару» (подготовку) на земледельческой ферме под Одессой. На земле Нац.Фонда и под руководством агронома Э.Эттингера, они основали в горах под Иерусалимом кибуц Кириат-Анавим, – ныне один из самых цветущих и благоустроенных в Израиле» (2002, кн.2,с.430-431).

Итак, иммиграция русского еврейства принесла на Землю Обетованную некую особую, дотоле незнаемую, экономическую форму хозяйствования: кибуц или квуца (на иврите «группа»). Но наиболее важен здесь философский аспект: в исполнении русского еврейства сионизм есть не просто транспортабельная функция, вовсе не только перемещение рассеянного еврейства на землю предков, а суть условие усовершенствования, избавления от деструктивных, негативных еврейских качеств, приобретённых в галуте. Кибуц есть экономическая форма этого идеологического ракурса, осуществляемого групповым способом в условиях полного отсутствия капитала и какой-либо имущественной собственности, то есть в обстановке абсолютной нищеты. Как сказано в электронной «Википедии – свободной энциклопедии»: «Чтобы преодолеть эти тяжёлые условия, необходимо было создать новый образ жизни, а для выполнения идеологических задач требовалось коренным образом изменить структуру экономической деятельности. Кибуц, основанный на принципе коллективного владения имуществом и средствами производства, равенства в работе, потреблении и социальных услугах, на отказе от наёмного труда, был идеальным ответом как на экономические и политические препятствия, так и идеологические запросы поселенцев…».

Юлий Марголин считает основателем кибуцной экономики Иосифа Трумпельдора, – легендарную личность истории Израиля, героя русско-японской войны, Полного георгиевского кавалера, – и хотя Трумпельдор погиб в том же 1920 году, когда появился первый кибуц, движение, освящённое этим славным именем, стало экономическим субстратом государства. Гельмут Брюггеман и Михаэль Вайдингер определили: «Коллективная форма труда и жизни казалась идеально связанной с целью сионистского движения – "национальным возрождением" и всеобъемлющим социальным преобразованием путем изменения не только общественных отношений, но и самого поведения человека. Основные идеи, которые в основном верны до сих пор, исследовал в "Законе квуцы" в 20-е гг. член Дегании О. Лебл: 1.Общая обязанность трудиться; 2. Коллективный труд и самоуправление при распределении рабочего времени; 3. Коммунистическая жизнь при равных условиях жизни в квуце; 4. Равенство прав в сообществе и в хозяйстве; 5.Самостоятельный выбор при утверждении рабочей организации; 6. Ответственность каждого и ответственность по отношению друг к другу; 7. Дисциплина во всех сферах хозяйства и в общинной жизни; 8. Свобода каждого в том, что касается политики, религии, партии и т. д.; 9. Отказ от использования наемного труда в хозяйстве квуцы; 10. Общественное воспитание и питание детей до достижения ими возраста работоспособности; 11. Обеспечение по старости и неработоспособности; 12. Открытие для женщин новых сфер экономической трудовой деятельности; 13. Равная обязанность всех членов квуцы (мужчин и женщин) работать в домашнем хозяйстве (готовка, кухня, стирка и т. д.); 14. Проникновение членов квуцы в хозяйственные проблемы (объема хозяйства, его отраслей, образования и повышения квалификации); 15. Постоянное стремление к увеличению производства; 16. Расширение квуцы в рамках ее хозяйственных возможностей; 17. Взаимопомощь между членами квуцы как продолжение идеи квуцы….Социальная структура квуцы отражала социалистический идеал иммигрантов. Ее сердцевиной был принцип абсолютного равенства членов, как в том, что касалось удовлетворения личных потребностей, так и в том, что касалось их участия в решениях относительно хозяйства и управления поселением. Не было ни частной собственности, ни индивидуальной или связанной с семьей частной жизни. Квуца стремилась к созданию оптимальных возможностей для развития каждого из ее членов, но принципиально подчиняла индивидуальные интересы общим, что предъявляло высокие требования к самодисциплине и самоотверженности индивида. Поскольку не все иммигранты были способны и готовы подчиниться такой дисциплине, уже в период четвертой алии сложился более либеральный тип кооперативного поселения – мошавы. Этот тип поселений обрабатывал землю "Еврейского национального фонда", но делал упор на семью как на социальный элемент сообщества. Центр тяжести кооперации переносился на сферу закупки и выхода на рынок»

Но как ни велико было само по себе изобретение кибуца в качестве новой конкретной экономической формы, русское еврейство создало нечто неизмеримо большее: русский сионизм создал на Земле Обетованной новую социологию. Политический европейский сионизм, отстраняясь по своей природе от духовных факторов, всецело располагается в поле традиционной научной социологии Э.Дюркгейма, имеющей в основе экономическое бытие, созданное гением Карла Маркса (внутренние расхождения между Дюркгеймом и Марксом, оба евреи, кстати, не затрагивают основы явления и не берутся во внимание). В противоположность этому, русский сионизм породил собственную экономическую базу, которая не дотягивает до тотальности марксизма в силу того, что предназначается исключительно для Земли Обетованной. В свете параметров земной истории данное русское сионистское воззрение состоит из трёх не связанных друг с другом творений: социалистический сионизм Нахмана Сыркина, трудовой сионизм Аахарона Гордона и пролетарский сионизм Дов-Бэра Борохова. Однако небесноисторический подход не только объединяет их, как грани одного многогранника, но и раскрывает их совокупное значение в качестве кибуцной реальности – качественно нового экономического бытия.

Ввиду такой постановки вопроса, требующей специального рассмотрения, я лишён возможности провести сравнительно-сопоставительную характеристику этих воззрений, сочленённых в виде сионистской доктрины русского еврейства. В моих силах лишь зафиксировать каждую из этих составных частей единого мировоззрения, данных в оценках со стороны. Нахман Сыркин написал: «Внутренний инстинкт и глубокая убеждённость в высшей истине придали мне в то время смелость взяться за проповедь социалистического сионизма и противопоставить себя всей еврейской интеллигенции. Если возможно, что в мозгу одного человека идея еврейской страны сплавилась в прекраснейшую из гармоний с идеей еврейской революции, то почему бы этому сплаву не стать животворной, созидательной мыслью всей еврейской интеллигенции и простых еврейских масс?...Так я возложил на себя неблагодарную миссию быть социалистом среди сионистов и сионистом среди социалистов, – понятно, обе стороны отбрыкивались от меня изо всех сил и отсылали к противной стороне» (цитируется по И.Маору, 1977,с.78).

Об Аахороне Гордоне высказался один из самых авторитетных израильских аналитиков профессор Шломо Авинери: «Ввиду его связи с первыми киббуцами и упоре на роль физического труда как главного составного элемента еврейского возрождения он де-факто превратился в одного из учителей сионистского рабочего движения, а принципы его мышления прочно вошли в философию, и поныне характеризующую киббуцное движение и принципы «трудового поселения» (1983,с.217).

О Бэре Борохове прекрасную зарисовку сделал Ицхак Бен Цви, бывший президент Израиля: «…одни повернули направо, другие подались налево. И те, и другие были чужды широкого охвата проблем еврейской действительности. Сторонники ассимиляции вообще игнорировали наличие национальной проблемы. Подобно страусу перед лицом опасности, они предпочитали прятать свои головы в песок, не желая видеть реальности. Национально-настроенная еврейская интеллигенция в свою очередь игнорировала наличие классовых противоречий, отодвигая этот вопрос на более позднее время, в туманное будущее. Узость духовных горизонтов приводила к тому, что одни игнорировали национальный, а другие – классовый момент, сознательно или по святому неведению. В результате и те, и другие не в состоянии были удовлетворить запросы молодёжи, искавшей ответ на животрепещущие проблемы дня. Не удивительно, что в этой обстановке возникло новое, третье, течение, которое более соответствовало условиям тогдашней еврейской действительности, – течение, которое объединило в одном и национальный и социальный моменты и получило название Поалэй-Цион или Сионизм – Социализм. Полтава – один из пунктов, откуда вышел Поалэй-Цион. Борохов явился одним и творцов и лидеров его» (2002,кн.1,с.278).

Таким образом, в результате русского сионизма на пространстве Земли Обетованной создалась парадоксальная обстановка, которая не знает аналогов ни в историческом прошлом Израиля, ни в социальном настоящем стран мира: ещё до приобретения государственной структуры, еврейское поселение в Палестине заимело свою самобытную социальную данность и своё специфическое экономическое бытие. Социальный мир еврейского иммиграционного сообщества зиждется на мировоззрении, скомпонованном из социалистических мотивов и сионистских девизов, чего в корне лишён политический сионизм Герцля, а потому экономическое бытие, обусловленное субстанцией кибуцев, уникально в своей функциональной основе и не знает каких-либо аналогий. Таков общий онтологический итог сионистского мышления русского еврейства. Силами русского сионизма в Палестине, ещё до создания еврейского государства Израиль, начала успешно решаться важнейшая и первоочередная сионистская задача: создание класса еврейских земледельцев, способных обеспечить еврейское население необходимыми сельскохозяйственными продуктами. В 1983 году в Израиле было 267 кибуцев с населением 116 тысяч человек, и в Израиле было создано высокопродуктивное сельское хозяйство, не уступающее по уровню хозяйствам развитых стран с многовековой земледельческой традицией.

(Продолжение следует)