Онтологические прогулки

Начало

5. Русское еврейство в сионистском движении. (Окончание)

Сионистская деятельность русского еврейства, однако, не ограничилась заложением основы экономической базы будущего государства евреев. Самобытная русская формация сионизма (палестинофильство) началась с усвоения перцепции национального самосознания. А самым чутким индикатором национального самосознания служит язык, являющий себя уникальным средством, принадлежащий одновременно земному и небесному миропорядкам. Первым, кто углублённо занялся превращением языка «иврит» в сионистское средство, был Перец Смоленскин (1842-1885), который в течение 15 лет издавал в Вене журнал «Хашахар» («Рассвет») для русского читателя. Смоленскин рассматривал иврит не только как филологическое понятие, но, прежде всего, как духовную категорию – элемент доктрины «прогрессивного еврейского национализма». Один из самых образованных представителей русского еврейства профессор И.Л.Клаузнер написал по поводу опытов Смоленскина: «Этот национализм, столь далёкий от «зоологического», не может противоречить идее равенства и братства людей,: никто больше Смоленскина не ценит великого пророческого универсализма, самого драгоценного дара, который еврейство преподнесло человечеству. Национализм Смоленскина это – стремление к сохранению и свободному развитию разнообразных форм культурной жизни человеческих групп, объединённых общим происхождением и общими историческими переживаниями, – форм, благодаря сочетанию которых и возможна гармония духовной жизни всего человечества. Стремиться не к универсализму, а к космополитизму, значит стремиться к обеднению человечества» (2002,кн.1,с.510-511). Уже в государстве Израиль понятие национализма, внедрённое П.Смоленскиным в русский сионизм, было узурпировано и приведено в состояние, близкое к расизму, что и явилось одной из причин краха сионизма в Израиле.

Дело П.Смоленскина продолжил его ученик Элиэзер Бен-Иехуда (Элиэзер Перельман), который, переселившись в Палестину, целенаправленно реформировал и реанимировал древнееврейский язык. Бен-Иехуда уже прямо и непосредственно высказывался в том отношении, что залогом обновления еврейской судьбы может быть только возвращение в Сион, и этому необходимо должно сопутствовать возрождение иврита в качестве разговорного языка. При этом оба процесса – возрождение народа и восстановление языка – органически связаны таким образом, что возрождение иврита может произойти только в пределах Земли Обетованной, равно как реанимация еврейского народа возможна лишь на базе восстановленного иврита.

И, наконец, колоссальную работу по реформации языка иврит завершил ещё один выдающийся представитель русского еврейства О.И.Гинцберг (Ахад-Гаам), который обусловил этим особое духовное течение сионизма, противостоящего политическому сионизму Герцля. Ахад-Гаам создаёт в Палестине «еврейский духовно-национальный центр». Уже упоминавшийся профессор И.Л.Клаузнер пишет по этому поводу: «Такой центр, не решая ни чисто экономической, ни чисто политической стороны еврейского вопроса в диаспоре, разрешит национальный вопрос всего еврейства. Создаётся мало помалу уголок на земном шаре, где евреи будут иметь свою собственную – хотя бы ограниченную суверенными правами другой державы – государственность, будут творить свою собственную национальную культуру, будут говорить на своём собственном национальном языке и, вообще, будут как все территориальные нации» (2002,кн.1,с.514). Другими словами, русское еврейство в рамках сионистского направления создало гражданский язык для будущего государства Израиль, – акт, важность которого никак не меньше, чем заселение Палестины и собственного экономического бытия на освоенных участках.

Два главные момента герцлевской сионистской программы, – 1.возрождение еврейского государства и 2.евреи должны рассчитывать только на свои силы, – приобрели в русских палестинофильских кругах полнейшую поддержку. Не только потому, что этим герцлевская проповедь была близка доморощенной пинскеровской балладе, но чарующим была несокрушимая вера в еврейское будущее, исходящая уже только от внешнего вида мэтра, и как раз русские представители еврейства ощутили в Герцле истинно еврейский аромат – дух пророка и вождя. Большинство западных сионистов, однако, относились к русским палестинофилам с традиционным высокомерием, одурманенные мифом о «русском варварстве». Только сам мэтр оказался на высоте положения и публично сознался в своих заблуждениях: «Мы всегда были убеждены, что они нуждаются в нашей помощи и духовном руководстве. И вот на Базельском конгрессе российское еврейство явило нам такую культурную мощь, какой мы не могли и вообразить…». Известна крылатая фраза, сказанная Герцлем, что, если бы он раньше прочитал «Автоэмансипаюцию» Пинскера, он не писал своё «Еврейское государство».

Перейдя под полную идейную опеку Всемирной сионистской организации (ВСО), избранной на Первом конгрессе (1897 год), русские палестинофилы расстались с этим названием, и с головой погрузились в бурную словесно-публичную работу сионистских форумов. При этом русская сионистская мысль не отказалась от persona regis (высшая персона) своего воззрения – культуры, и благодаря исключительно настойчивости и инициативности русских представителей культура стала главным действующим лицом на всех сионистских дискуссиях, заседаниях, диспутах, резолюциях, решениях. В таком плане проявляла себя культуроносная миссия русского еврейства, и в итоге культура превратилась в сионистскую константу. На культуре, как на дрожжах, восходил авторитет русской части ВСО, и русские сионисты устраивали свои российские сионистские съезды наряду с общесионистскими конгрессами. Параллельно и пропорционально росло противодействие русскому культурному напору со стороны религиозно-ортодоксального крыла, так называемых «религиозных сионистов», где имелись раввины и из России (Ш.Могилевер, Й.Б.Соловейчик, И.Рейнес, С.Я.Рабинович). Раввины-сионисты яростно противились любой культурной работе, исходящей из сионистской организации, их отталкивало уже само слово «культура», чреватое, на их взгляд, попытками реформировать религию. По мнению раввинов, сионистская деятельность должна быть сосредоточена на транспортабельной функции – переводе евреев на Землю Обетованную, куда они двигались под знаменем, освящённым раввинами: «Еврейский народ нуждается в хлебе, а не в культуре!». Но по смыслу будучи рабским, этот лозунг оскорбителен для еврейского народа.

Но чтобы понять глубокую трагедию этой коллизии, конфронтации с религиозной частью еврейства, определяемой раввинами, прежде всего, следует обратиться к осмыслению понятия «религиозный сионизм», – именно как понятия или силлогической фигуры, а не как названия, термина определённого течения или разновидности. В.Лакер писал: «Религиозный сионизм, представленный партией «Мицрахи», играл не столь важную роль, однако обзор сионистского движения был бы неполным, если бы мы проигнорировали эту фракцию, одну из старейших в рядах еврейского национального движения» (2000,с.683-684). Без знания смысла религиозный сионизм не может быть полного познания русского сионизма, ибо зародышевые побеги религиозного сионизма коренятся в недрах русского сионизма (рав Шмуэль Могилевер, как основатель религиозного крыла палестинофильства). Вместе с тем в сионистском гнозисе нет раздела, запутанного евреями более, чем религиозный сионизм. Если основываться на буквальном содержании смысла идиомы «сионизм», производной от библейского корня «Сион», то весь сионизм должен быть религиозным, тогда, как все прилагательные «политический», «трудовой», «социалистический» и прочая прилагаются не куда-нибудь, а только к «религиозному сионизму». Но жизнь избрала иной вариант, и ныне религиозный сионизм суть рядовая разновидность религиозной реализации идеи воссоздания еврейского очага на Земле Обетованной в форме независимого государства (иногда эта идея называется «освобождением»); в конечном итоге этой реализацией завладела идеология воинствующего иудаизма.

Из множества путанных и многосмысленных, но маломысленных словопрений в связи и по поводу религиозного сионизма, наиболее обдуманной модификацией кажется схема Дова Конторера, данная в насыщенной мыслями работе «Размышления над руинами» (2005). Д.Конторер принадлежит к современным израильским исследователям сионизма, а это значит, что в приоритет познания у него поставлен политический сионизм Герцля, а законодательным органом – ВСО. Естественно, Конторер ничего не говорит о русском сионизме, хотя и вынужден по ходу сюжета упоминать о движении Ховевей-Цион (палестинофильство в России). Попутно, но не бегло говорит исследователь о зачинателях религиозного лагеря в российском палестинофильстве – белостокском раввине Шмуэле Могилевере (1824-1888) и раввине из Бреста Йосефе-Бер Соловейчике (1820-1892).

Конторер чётко разделил две целевые установки сионистского движения в целом, которые он назвал «мотивациями». Но в многословных разъяснениях не определились лаконичные дефиниции каждого из мотивационных типов. Первую установку Конторер назвал «историческим императивом» и имел в виду цель воссоздания еврейского государства как основы последующего формирования еврейского национально-духовного очага. Вторая установка ставит во главу угла транспортабельную функцию, что даёт «эвакуационный императив», то есть создание еврейского государства, какое автоматически, само по себе, становится национальным очагом евреев. Конторер указывает: «…сионист, движимый только эвакуационным императивом, мог быть вполне равнодушным к иудаизму, еврейской истории и древней мечте о возвращении в Сион…Теодор Герцль был самым заметным представителем эвакуационного императива».

Основное в концепции Конторера заключено в том, что предшественником политическому сионизму ВСО является религиозный сионизм ряда европейских раввинов, которых он называет «провозвестниками сионизма»: р.Цви-Гирш Калишер, р.Йегуда Алкалай, р. Элиягу Гутмахер. Из воззрений этих «провозвестников» Конторер выводит всю интригу сионизма, – как сказано у рабби Алкалая: «Таково будет Освобождение Израиля: сначала – едва-едва, потому что заклял нас Всевышний не подниматься всем вместе.…Желает Он, чтобы наше Освобождение было пристойным, внушающим уважение, и поэтому заклинал нас не подниматься всем разом, дабы не ютиться в шатрах полевых, но восходить в Страну понемногу, обустраивая её» (цитируется по Д.Контореру, 2008). Но главное для исследователя состоит в том, что обоснование этому заложено в Талмуде, и Конторер ссылается на Иерусалимский Талмуд: «Рабби Хийя и рабби Шимон Бен-Халафта шли однажды долиной Арбель в предрассветную пору. Сказал рабби Хийя рабби Шимону Бен-Халафта: «Таково Освобождение Израиля: сначала – едва-едва, потом сильнее и больше, пока не зальёт светом». (Но случилось как раз наоборот в Большую Алию 90-тых: «поднялись все разом», «поднялись стеной» и не потому ли получили Стену? См. в дальнейшем).

Итак, религиозный сионизм оказался в интересном положении: если первородный сионизм пророков, данный в Книге Пророков, связан с Торой (см. мой трактат «Дума о Сионе и сионизме»), то предтечи политического сионизма, «провозвестники» имеют свои корни в Устном Учении – Талмуде. И, стало быть, Священное Писание генерирует сионизм двух типов. Это могло бы быть объяснением расколу сионизма в наши время на культуроносный (русский) и политический (европейский) модели. Но интеллектуальная израильская элита не готова принимать в расчёт русский фактор в любой проекции идеологии сионизма. А потому воззрение группы русских раввинов во главе с И-Я..Рейнесом и С.Я.Рабиновичем, отвергших основополагание европейских «провозвестников сионизма», Конторер представляет не как новое умонастроение, не как раскол в религиозном сионизме, а как функциональное расхождение.

Пафос религиозного европейского сионизма состоит в мессианической природе акта Освобождения, разворачивающегося по принципу эволюционной динамики – от зарождения («едва-едва») до расцвета («пока не зальёт светом»). А в заявлении группы рава Рейнеса сказано: «И если какие-то проповедники, желая воздать похвалу Сиону, говорят иногда о природе мессии, давая тем самым повод к недоброй мысли, будто бы сионизм вторгается в сферу Истинного Освобождения, никто не повинен в этом, кроме их собственной глупости» (цитируется по Д.Контореру). Русские раввины, таким образом, уповают на то, что сионизм («Освобождение») есть благовеление и добрая воля Всевышнего, а вовсе не некий самозарождающийся и развивающийся по эволюционной схеме мессианический акт. В этом состоит суть принципиального различия между русским религиозным сионизмом и европейским, политическим сионизмом, и только неприятие культуры в её собственном созидательном значении роднит эти вариации между собой. В общую идеологию политического сионизма, ставшую доминирующей в Израиле, религиозный сионизм вошёл в форме партии (фракции) «Мицрахи», имеющей в основе каноны рава Рейнеса, а не «провозвестников сионизма». Отрицание культуры вытекает отсюда в качестве стратегической установки в отношении с русским еврейством в Израиле.

Апофеоз религиозного сионизма, а точнее, реанимацию «провозвестников сионизма», Конторер связывает с личностью рава Авраама-Ицхака Кука (1865-1935). Конторер пишет: «Таким образом, дерзкая мессианская доктрина «провозвестников сионизма», пересмотренная в 80-е годы XIX столетия религиозным крылом Ховевей-Цион, а затем, на пороге XX века отброшенная движением Мицрахи, нашла в лице р.Кука своего продолжателя» (2005). Мессианические интрузии в еврейском сознании Н.А.Бердяев ассоциирует с основополагающей природой еврейского духа – с историчностью. Потому мессианический колорит воззрений рава Кука я связываю не со специальным сионистским значением, а с общим историческим еврейским миросозерцанием, что и делает рава А.-И.Кука самым выдающимся теологом XX века. Это обстоятельство выходит за пределы ведущейся беседы, но заслуживает упоминания то, что рав Кук есть выходец из среды русского еврейства (родился в Даугавпилсе, Литва), дабы лишний раз подчеркнуть необъятный духовный потенциал русского еврейства..

С выходом на поверхность русского религиозного сионизма процесс сионистского движения приобрёл новое русло, динамику и энергию. На Четвёртом сионистском конгрессе (Лондон, 1900г.) раввины – ортодоксы одержали победу над делегатами-культурниками, и это обстоятельство послужило толчком к историческому событию, важному не только для истории русского сионизма, но и мирового сионизма, но какое остаётся отмеченным лишь как констатация. Ицхак Маор рассказывает: «Молодые российские сионисты покинули Четвёртый конгресс неудовлетворёнными. Они не могли примириться с капитуляцией большинства перед религиозно-ортодоксальным меньшинством, изо всех сил боровшимся против культуры. Эта капитуляция произошла под влиянием Герцля, который считал раввинов выразителями настроений широких еврейских масс в России. Так полагали и остальные деятели из среды западных сионистов. Что касается молодых сионистов в России, то, хотя они и ценили политико-дипломатическую работу Герцля, то, тем не менее, не ставили её во главу угла, как это делал сам Герцль, веривший в скорую возможность современного «исхода из Египта». Молодёжь видела необходимость в более углублённой и разветвлённой культурной деятельности, особенно в сфере еврейского национального воспитания» (1977,с.101). В итоге в Базеле, в декабре 1901 года созывается конференция единомышленников, которая провозглашает создание Демократической фракции, возглавляемой президиумом из трёх человек: Яакова Берштейна-Когана, Хаима Вейцмана и Лео Моцкина. В этом же году на Пятом сионистском конгрессе Демократическая фракция провела основополагающую резолюцию, дающую направление дальнейшей сионистской работе: «конгресс разъясняет, что под понятием культуры он имеет в виду национальное воспитание еврейского народа, рассматривает эту работу как важный пункт сионистской программы и вменяет её в обязанность каждому сионисту».

Противостоящая группировка раввинов-ортодоксов также объединяется внутри сионистской организации и в феврале 1902 года основывается национально-религиозная организация «Мицрахи», ставшая позднее международной конфедерацией. Итак, Демократическая фракция обзавелась мощной оппозицией, её авторитет стремительно рос, и уже вскоре она не могла называться «фракцией». Как пишет И.Маор: «Поскольку подавляющее число членов Сионистской организации согласились с принципами Демократической фракции, она недолго просуществовала в виде отдельного объединения и фактически прекратила своё существование после Шестого конгресса и начала Угандийского кризиса. Её участники влились в общий сионистский лагерь». Но здесь И.Маор не прав: Демократическая фракция или русское ядро в сионистской системе не могла так просто раствориться и рассосаться; обладая собственной программой, коллективом единомышленников и даже своей оппозицией, сионистская конструкция Бернштейна-Когана – Вейцмана – Моцкина сконцентрировала в себе те параметры, что позволяют претендовать на политическую власть в государстве. Короче говоря, это образование фактически стала политической партией – первый реальный намёк на еврейское государство.

Было бы верхом наивности думать, что провозглашение государства Израиль явилось непосредственным результатом административной деятельности внешней международной организации или итогом вдруг пробудившейся любви чиновников ООН к евреям, – такого не было и никогда не будет. В.Лакер с большой документированной силой повествует о деятельности комиссии ЮНСКОП (Специальная комиссия ООН по вопросам Палестины), которая в ноябре 1947 года приняла решение о разделе Палестины на еврейское и арабское государства, а провозглашение государства Израиль было произведено Д.Бен-Гурионом 14 мая 1948 года после окончания срока британского мандата. Однако подобная динамическая хронология может быть выставлена в качестве первопричины появления еврейского государства только в параметрах материалистического понимания истории, то есть в анналах земной истории. Небесноисторическая методология видит в этом лишь следствие причины, которая погружена во внутрь еврейства, не признавая в феномене еврейского государства действие каких-либо внешних причин.

Тот же В.Лакер, будучи откровенным адептом политического сионизма Герцля и столь же неприкрытым неприятелем русского сионизма, и далёкий от подобного рода размышлений, сообщает о первом послевоенном заседании Всемирного сионистского форума (Лондон, сентябрь 1945 года): «Внутри комитета вновь развязалась привычная борьба. «Мицрахи» опять потребовала для себя больше власти и объявила, что выйдет из сионистской организации, но в последний момент передумала. На пленарных заседаниях, впрочем, выяснилось, что консенсус достигнут, и были приняты резолюции с требованием о создании еврейского государства, которое «будет основано на полном и независимом от религии или расы равноправии всех граждан в политической, гражданской, религиозной и национальной областях, без господства и подчинения» (2000,с.798). Итак, идеологическая группировка Вейцмана способна была самостоятельно объявить о создании еврейского государства. И не эта ли внутренняя ситуация возбудила рачительность ооновских чиновников, опасавшихся остаться не у дел? Но самым главным признаком появления новой государственной силы, достойной обладать властью, есть наличие индивидуальной персоны, способной быть исторической личностью. Вполне закономерно, что этот признак содержался в лоне русского еврейства, и такой личностью стал сын скромного торговца лесом из Полесского края (Белоруссия) Хаим Вейцман.

Как пишет историк Гершон Свет: «Вейцман вышел из недр русского еврейства. И в дни своих головокружительных успехов Вейцман всегда оставался русским евреем и любил порой в беседе щегольнуть русской народной пословицей и сочной остротой на идиш» (2002,кн.1,с.273). Будучи научным деятелем, химиком по образованию, Вейцман обладал строгим рационалистическим складом ума, был по-европейски блестяще образован, обладал по-русски прочувственной глубиной мысли и владел по-еврейски смелым кругозором. Многие считают, что судьбоносная Декларация Бальфура есть дело рук Вейцмана, а В.Лакер написал: «Как только была принята Декларация Бальфура, Вейцмана стали превозносить как вождя еврейского народа, нового Мессию». Сам же английский исследователь, известный в аналитическом мире своей способностью снабжать явления неоспоримыми и красноречивыми фактами, для явления Вейцмана принял фактическое доказательство, данное в словах Исайи Берлина. Лакер излагает: «Насколько сильным было обаяние его личности, можно понять из фрагмента биографии Вейцмана, принадлежащей перу Исайи Берлина: «Он был одним из тех людей, которые…близки самому средоточию души своего народа; его идеи и чувства были естественным образом настроены на те зачастую невыразимые, но всегда самые важные надежды, страхи, ощущения огромного большинства еврейских масс к которым он всю свою жизнь испытывал глубочайшее и абсолютно естественное сочувствие. Его гениальность, главным образом, проявлялась в умении ясно выразить в словах эти чаяния и надежды и отыскать способы для их реализации…Природа наделила его достоинством и силой. Он был спокойным, по-отечески заботливым, невозмутимо уверенным в себе и пользовался непререкаемым авторитетом. Он никогда не плыл по течению и всегда всё держал под контролем. Он принимал на себя всю ответственность и был равнодушным к похвалам и нападкам. Он был тактичен и обаятелен до такой степени, что в этом с ним не сравнился ни один государственный деятель наших дней».(2000,с.с.665,669-670)

В своих воспоминаниях «Поиск и заблуждения» Хаим Вейцман продемонстрировал свою врождённую, психологически очень редкую, но крайне необходимую для лидера, способность быть идеологом, что видно из следующего отрывка: «Западное восприятие сионизма было лишено, на наш взгляд, еврейского духа, теплоты и понимания еврейских масс. Герцль не знал русского еврейства; не знали его и примкнувшие к Герцлю западники Нордау, Александр Марморек и другие. Герцль с его способностями быстро постиг сущность русского еврейства – но не другие: они не верили, что еврейство России в состоянии дать движению руководителей. Герцль же научился ценить русское еврейство, после того, как встретился с его представителями и познакомился с ними на Первом конгрессе в Базеле. Он написал об этом сразу после конгресса, дав русским евреям самую высокую оценку. И, тем не менее, при всей своей интуиции, при всём своём доброжелательном понимании Герцль не мог в корне изменить своего подхода к сионизму. Что уж говорить о людях более скромного масштаба из его окружения. Сионизм западников был в наших глазах понятием механическим, можно сказать, чисто социологическим, основанном на абстрактной идее, без корней, берущих начало в традиции и еврейском народном чувстве. Поскольку мы находились вне руководства движением, его лидеры считали, что мы должны чувствовать себя облагодетельствованными, а не так, как мы себя ощущали – источником подлинной мощи движения. Мы, несчастные русские евреи, должны быть переплавлены в Эрец-Исраэль с их помощью, помощью свободных граждан Запада. Если же Эрец-Исраэль окажется недоступной, – что ж, придётся им подыскать для нас какую-нибудь другую территорию».

В словах Вейцмана дана причина того современного, но тщательно скрываемого, факта, что победа политического сионизма Герцля в Израиле, привела к краху идеала сионизма и его генеральной цели, проповедуемых русским еврейством. Этот крах наступил в силу того, что политический сионизм, по своей природе, чужд «традиции и еврейского народного чувства». И как следствие этого: столь широкая дискриминация русского еврейства в Израиле.

Нельзя не добавить к указанным лидерским качествам Вейцмана ещё одно редчайшее свойство истинного руководителя – свойство психологической объективности, то есть умение видеть в каждом человеке его истинную суть, вне зависимости от каких-либо привходящих обстоятельств. Благодаря этому своему качеству Вейцман смог, как никто другой, понять истинное значение и заслугу Теодора Герцля в движении сионизма, и это отношение сыграло огромную, ещё непонятую, роль в судьбе самого движения. В своей эпистолярии Вейцман писал: «Герцля мы любили и почитали, и знали, что он – великая сила в Израиле. Но в движении мы ему оппонировали, так как чувствовали, что мало двух-трёх лиц, разъезжающих по свету, дабы от нашего имени побеседовать с сильными мира сего. Это мы были рупором еврейских масс в России, искавших в сионизме выражения своей независимости, а не одного лишь спасения. Мы считали, что должны следовать по стопам билуйцев, только в значительно более широком масштабе; лишь это увлечёт молодёжь, разбудит дремлющие в нашем народе силы и создаст истинные ценности. Герцлю всё это было чуждо с самого начала. Однако…я поражаюсь величию Герцля, глубине его интуиции, позволившем ему так много постичь в нашем мире. Он был первым и единственным – и нет равного ему среди западных лидеров, но и он не был достаточно могуч, чтобы сокрушить стереотип своего мышления. В границах этого стереотипа, благодаря своим выдающимся способностям и безграничной самоотверженности, он принёс делу пользу неоценимую. Образ его в сионизме не забудется никогда» (цитируется по И.Маору, с.115-116).

Современные израильские историки, исповедующие, как правило, идеологию материалистического понимания истории и фактологию земной истории, не могут объяснить появление самостоятельного еврейского государства в условиях тогдашней международной обстановки, не привлекая, в том или ином виде, представление о чуде. В действительности никакого чуда не было, а был закономерный итог концентрированной воли выдающихся представителей русского еврейства. А чудо произошло на следующий день после провозглашения, когда новорождённое государство стало жертвой объединённой агрессии пяти арабских стран. Об этом чуде сказано на электронном портале русскоязычной диаспоры Австралии: «15 мая 1948 г. был недобрым днем для Организации Объединенных Наций. В этот день армии пяти арабских государств – Египта, Иордании, Сирии, Ирака и Ливана – вторглись в Израиль. Их целью было уничтожить новое государство, всего лишь день назад гордо провозгласившее свою независимость. Было ясно, что ООН ничем не может помочь. Она беспомощно развела руками и приготовилась к неизбежному. Несчастные евреи! В который раз их ожидает трагедия! Увы, такова, видимо, их судьба. Прошло несколько недель, и в грохоте выстрелов стали отчетливо различимы звуки еврейской победы. Обеспокоенная ООН приоткрыла глаза и увидела, что арабские армии проигрывают войну. ООН всполошилась и энергично принялась за дело – спасать арабов. Для этого у нее нашлись и средства, и желание. Тотчас была созвана Генеральная Ассамблея, и граф Бернадотт был отправлен во главе мирной миссии в Израиль, чтобы, упаси Боже, евреи не отпраздновали свою победу в Каире. Откуда-то из тайников истории евреи извлекли и щит Давида, и меч Бар-Кохбы. Они снова шли боевыми колоннами под водительством еврейских генералов, отдававших свои приказания на языке пророков. Куда девался кроткий, робкий еврей – стереотип, к которому привыкли на Западе? Что произошло? Действительно, что произошло? Со времен восстания Бар-Кохбы, с 135 г. н.э., у евреев не было армии. Откуда же взялись те еврейские армии, которые сейчас двигались на Каир? С 6 века евреи были в Палестине меньшинством. Теперь они быстро становились господствующим большинством. Еще в начале века Палестина была бесплодным, каменистым, поросшим кактусами клочком пустыни. Сейчас она превратилась в сельскохозяйственную и индустриальную страну. Плодородные поля и молодые города вклинились в самую глубь пустыни. Откуда взялись эти образованные фермеры, эти промышленные рабочие, эти менеджеры и специалисты, осуществившие такое преображение? Словно по волшебству, на краю света возникло современное демократическое государство с парламентом и Верховным судом, с независимой юрисдикцией. Как это все могло так мгновенно свершиться? Мир уже видывал революции. Но ничего подобного этой революции он не видел»

Что же касается дипломатической комбинации, в которую оказалось втянутым объявление независимости Израиля, и в которой решающую роль сыграла советская дипломатия, санкционировавшая акт провозглашения государства, то и здесь своё, хотя и опосредованное, значение имело русское еврейство. И.Б.Шехтман отмечает: «Советская линия в Объединённых Нациях, несомненно, вытекала в первую очередь из желания вытеснить Англию из Палестины, ослабить Британские позиции на Среднем и Ближнем Востоке и создать возможность советского проникновения в этот стратегически важный район. В расчёт входила также перспектива воспользоваться для этой цели русскими евреями в Палестине, как возможными носителями советского влияния» (2002,кн.1,с.342).

Закономерно отвечая сущности свершившегося события, первое правительство Израиля отражало дух выходцев из России, и оно на 98% состояло из представителей русского еврейства. Гершон Свет приводит неполный список имён: «Хаим Вейцман – первый президент Израиля; Ицхак Бен-Цви – второй президент Израиля; Мошэ Шарет – бывший премьер и министр иностранных дел; Давид Бен-Гурион – премьер Израиля. Ряд членов его кабинета: Леви Эшколь – министр финансов, Голда Меир – министр иностранных дел, Бар-Иегуда – министр внутренних дел, Мордехай Намир-Немировский – министр труда, Залман Аран-Аранович – министр просвещения, И.Барзилай – министр здравоохранения, Мордехай Кармон – министр транспорта, Кадиш Луз – министр земледелия и Пинхас Сафир – министр торговли и промышленности. Все они вышли из среды еврейства Украины, Волыни и Подолии. Был русским евреем, уроженец Москвы, покойный президент парламента И.Шпринцак. Во главе Керен-Гаессода стоял Лев Яффе из Гродно, поэт и писатель. Керен-Каемет (Еврейский национальный Фонд) был создан по инициативе Германа Шапиро, литовского еврея, и до последних дней своей жизни во главе стоял М.-М.Усышкин, на протяжении почти 45 лет игравший видную роль в сионистском движении и в самой Палестине» (2002,кн.1,с.271)

Таким образом, с момента образования Демократической фракции (1901 год) до образования государства Израиль (1948 год) русский сионизм пережил весьма своеобразный этап своей истории и биографии. Его особенность состоит в том, что, несмотря на колоссальные мировые катаклизмы, вместившиеся в этот интервал времени, а европейское еврейство перенесло свою наибольшую трагедию – Холокост, кривая сионистской деятельности русского еврейства шла по восходящей, и достигла своей генеральной цели: провозглашения самостоятельного еврейского государства. Эта дата является переломной по всем параметрам еврейского существования, и наступившая последующая эпопея качественно отличается от предшествующей жизни. Для русского еврейства это отличие, однако, было ознаменовано отнюдь не благодетельным способом. Наступившая в том же году «холодная война» между Советским Союзом и Западом вряд ли кому принесла урон больший, чем русскому еврейству, оставшемуся в СССР: прекратилась связь с Израилем. Ещё до войны, отмечая застопорившееся строительство еврейского национального очага в Палестине, Вейцман на 17-м конгрессе (Базель, 1931г.) назвал в числе главных причин ту, что в силу карательных действий советской власти, русское еврейство оказалось недоступным для сионизма, а «холодная война» многократно усилила этот фактор. Юлий Марголин написал в разгар «холодной войны»: «Когда будет восстановлен естественный нормальный контакт миллионов евреев Советского Союза с Израилем, – надо надеяться, что русское еврейство снова выйдет на первое место во всех местах культурного строительства в Израиле и восстановит свою роль основного творческого фактора в развитии еврейской страны» (2002,кн.2,с.435). Но эти слова не стали пророческими. Невзирая на то, что Советский Союз влил в Израиль в 90-тых годах прошлого столетия такое количество великолепного еврейского вещества, – до 20% населения страны, – какого Земля Обетованная не получала ранее никогда, русское еврейство не только не «восстановило свою роль основного творческого фактора», но подверглось со стороны еврейского правительства массированной дискриминации.

(Продолжение следует)