Онтологические прогулки

Итак, магический человек трансформировался в человека современного. Произошло изменение вида, видоизменение, в результате которого каждый представитель вида, то есть каждый человек, стал способен контролировать внимание.

Древний человек этого не умел и поэтому, например, не мог врать, так как для того, чтобы врать, необходимо отделять себя от того, что ты говоришь, то есть контролировать свою речь как определённый тип внимания. Древний человек не отличал себя от других членов рода, например, от красного попугая (для бразильского аборигена), так как для того, чтобы отличить себя от попугая, надо быть способным отличить, точнее, выделить тип своего внимания. Это особое, видообразующее умение, характеризующее именно и только современного человека, или человека современной цивилизации.

Можно предположить, что и магический человек как вид отличался от древнейшего, первобытного человека. К этому ещё обязательно вернёмся, пока же сосредоточимся на особенностях современного человека в его отличие от человека магического. Магический человек накопил "массу" опыта родового внимания, достаточную для того, чтобы оно трансформировалось в более сложное индивидуальное внимание, способное отслеживать и фиксировать внимание первое, например, речь, движение, память и т.д. Написав "более сложное индивидуальное внимание", я заметил, что дал оценку, сравнение родового и индивидуального внимания в пользу сложности индивидуального априори, а не в результате их действительного сравнения. ведь вполне возможно, что родовое внимание более сложное, чем индивидуальное. То есть трансформация, видоизменение не всегда идёт от более простого к более сложному, она может идти наоборот, от сложного к простому. Усложнение не больше упрощения. Если бы я не заметил этого и продолжил бы разрабатывать матрицу усложнения внимания, то в полном соответствии с этой матрицей "увидел" бы индивидуальное внимание как более сложное по сравнению с родовым. Причём увидел бы совершенно справедливо, но, хотя и справедливо, одновременно и неполно, частично, нецелостно. То есть увидел бы только кое-что, часть целого, а не целое. Так что присмотримся внимательнее к родовому и индивидуальному вниманию без заранее заданных приоритетов.

Род – это единство многообразного, целостная единичность, индивидуум, единство непохожего: людей, реки, горы, созвездий, солнца, луны, мёртвых, ветра, животных, которые не отличают, не выделяют себя из единства. В роду нет отдельных я, а есть только я рода. Но я не в современном понимании! так как род не выделяет себя как отдельную единицу, а я как обозначение действующего индивидуума, – рода. В буквальном смысле этого слова. Я не должен вкладывать в своё понимание уже наработанные человечеством представления, а должен реконструировать представления древние.

Но тогда оказывается, что член рода это не отдельный субъект некой целостности, как это обычно сейчас понимается, а целостность субъекта! То есть не субъект несёт собой нечто родовое, не субъект представляет, выражает и т.д. собой род, а, наоборот, род выражает, представляет собой каждого. Единство рода – единство внимания: человек не может отделить некое своё внимание от внимания солнца или мёртвых. Это одно внимание. Не общее, а действительно одно. Единое, как говорили древние философы.

Это в корне меняет почти все существующие представления о наших предках как таких же как мы, но менее знающих, более зависимых и т.д. Они были не такие, как мы. Например, Левин Толстого заметил, что русские мужики косят совершенно особым образом, не так, как казалось бы они должны были бы косить, если бы были нормальными людьми. Они косили, впадая в состояние забытья, в котором было невозможно различить косца, траву, луг, косу, кочку. Где всё было одно и это одно было всё, где ровное место не отличается от косогора, а гладкое место от полного кочек, но при этом оставаясь самим собой, то есть разным. Одно многого и многое одного. Ясно, что Толстой наблюдал артефакт древности, который полностью исчезнет под колёсами трактора, косилки или веялки, но здесь это не важно. Он это сумел увидеть, и для него это стало много значить. Например, он понял, что и вера может быть другой или даже должна быть другой и уничтожается образованием, как косьба косами в забытьи уничтожается косьбой на тракторе.

Здесь следует учитывать одно существенное обстоятельство, которое игнорируется в абсолютном большинстве антропологических, археологических и культурологических исследованиях древности. А именно: современная цивилизация имела дело и имеет дело не с высшими формами древнего мира, а с его упадочными формами. Например, в Египте: пирамиды, письменность, мумификация и пр. - явно упадочные формы гораздо более сложной и развитой цивилизации. Что я имею в виду? Я имею в виду, что оставшиеся нам видимые руины древности – это попытки наших предков восстановить или удержать разрушающееся единство рода. А это единство стало разрушаться, как только род прожил своё единство так интенсивно, что трансформировался, видоизменился. А вместе с родом – и человек. И вот этот видоизменившийся человек пытается сохранить единство рода, но уже как отдельный индивидуум. Отсюда мифология, религия, вообще – культ, то есть некие специальные действия, направленные на то, чтобы произошло нечто другое, прямо к этим действиям не относящееся, например, принесение жертв, молебны, паломничества, мумификация, построение мавзолеев, пирамид, капищ и т.д., и т.д.

Специальные действия, направленные на нечто другое, - это общепринятое понимание о магии. Для меня же – это очень узкое понимание, относящееся к умирающей цивилизации, но никак не к развитой форме цивилизации. магия в моём, точнее, в разворачивающемся здесь понимании, - это магия единства рода, когда род живёт как единичность, целостность, как индивидуум без всяких специальных действий, живёт  естественно, по своей природе, сам собой!

То есть роду в его зрелой, совершенной форме не надо было делать ничего специального, чтобы жить как целостная единичность. Содержание магии заключалось в её естественности. Род жил одним субъектом, единицей и это непредставимо, а только мыслимо, так как представить нечто можно только как отдельное, но не как целое. Род мыслим, но не представим. Ни для внутреннего наблюдателя, ни для внешнего. Попробуйте представить себе род, в котором одно внимание у живых и мёртвых людей, реки, солнца, горы, созвездий, деревьев и т.д.

Наука не смогла подобраться к магической цивилизации, поскольку не имела и не имеет до сих пор методологии исследования целостных феноменов-индивидуумов, в которых невозможно выделить первичные элементы, которые составляли бы основу феномена и поэтому могли бы стать фундаментом их формирования и, соответственно, исследования. Например, марксиситы и многие учёные-прагматики выделяли и выделяют трудовую (производственную) деятельность человека как основу его развития. Другие отдают предпочтение влиянию внешней для человека среды как основы его развития, то есть представляют видоизменение по существу как реактивный процесс и т.д. Эти существующие ныне методологии больше всего подходят для латания дыр непонимания, но никак для реконструкции действительной истории человечества как вида.

Для исследования таких сложных феноменов-индивидуумов требуется новая методология. В предыдущем эссе был пройден первый этап в построении новой методологии, феноменологии творения. Настраивающееся внимание преодолело барьер предметности и теперь может начать формировать свою направленность. Не преодолев этот барьер, настроить феноменологическое внимание невозможно, так как движение предметного внимания всегда разворачивается в направлении уже существующего. Конечно, это движение имеет некоторый горизонт развития, ограниченный векторами возможного, но само направление уже жестко задано и может лишь корректироваться только в пределах этого горизонта.

Направленность созерцательного внимания востока обратна предметной, она разворачивается в сторону пред- или не-существования, пред- или не-возможного, аннигиляции некоторых факторов, которые формируют наличное существующее. То есть восточное внимание также, как и западное, отправляется от так случившегося наличного, но не в сторону его разворачивания, а в обратную сторону, сторону свёртывания, рас-фиксации сцепившегося. Или хотя бы ослабления негативных последствий такой фиксации.

Таким образом, западное мировосприятие исходит из наличного как метафизического апостериори, как теперь-онтологии-бытия, которое может быть предметом спекуляции, мышления. В то время как восточное воспринимает наличное как спекулятивное апостериори, как теперь-спекуляцию-бытия, которое может стать предметом априорной расфиксации, аннигиляции.

И запад, и восток сходны в точке опоры, в наличном, но разнятся в том, как они её оценивают и что с неё делают: запад максимально расширяет наличное, превращая его в наличное человеческое. Восток его максимально сужает, аннигилируя человеческую составляющую сцепившегося.

Этот своего рода цивилизационный двуликий янус наличного, каждое из лиц которого направлено в противоположную сторону. Связывающим звеном запада и востока является так установившееся наличное, при-сутствие, данность, действительность. Разъединяет оба модуса современной цивилизации противоположная направленность внимания. Современная цивилизация имела бы совершенно другой характер, чем тот, который она имеет, если бы не существовало третьего модуса, русского, направленность внимания которого обеспечивает цивилизации возможность быть свободной от наличного. Вот этим займёмся в следующем эссе.