Онтологические прогулки

Итак, восточный модус современной цивилизации координирует её
развитие посредством акцента на созерцательность, бессубъектность
целостности, что приводит к затруднениям предметного модуса
развития и что очень хорошо показывает восточная культура,
если смотреть на неё западными глазами.

Запад воспринимает предметную сдержанность востока как недостаток
развития, как излишнюю традиционность и пр., не замечая
специфику предметности на востоке, поскольку для запада развитие
культуры заключается прежде всего и по преимуществу – в
развитии предметности как культуры отдельного, культуры
индивидуального как самодействующего.

Но развитие цивилизации гораздо более сложный процесс, чем развитие
его модусов; то есть запад не представляет собой лидера
цивилизации, указывающего направление и характер развития. Запад
лидирует в развитии предметности, но отстаёт в развитии
бессубъектности, в которой как раз лидирует восток.

Так в чём же специфика предметности востока в отличие от запада? Без
некоторой подготовки западному человеку уловить это трудно,
если не невозможно, представителю срединного типа
цивилизации – легче, но также требует особого внимания, а именно –
внимания, удерживающего все элементы современной цивилизации –
предметность (индивидуальность) запада, бессубъектность
(созерцательность) востока и целостность (беспредметность)
русского типа.

Тогда предметность востока оказывается не объективацией
субъективного, как на западе, когда мир показывает субъекту его самого,
а, наоборот, субъективацией объективного, когда субъект
показывает миру его самого, когда субъект показывает,
манифестирует, являет собою – мир.

Восток – это намерение сохранения бытия мира.

Запад – намерение сохранения бытия человека.

Восток двигает цивилизацию в направлении устойчивого мира.

Запад двигает цивилизацию в направлении устойчивого субъекта.

Двигая цивилизацию в разном направлении, восток и запад обеспечивают
цивилизации достаточно широкий сектор развития, образуемый
вектором устойчивости мира и вектором устойчивости человека.

Но, если вспомнить «Совершенную математику», в которой показывалось,
что минимальным телом развития является трёхгранная
пирамида, то векторы востока и запада тела современной цивилизации
должны быть дополнены ещё одним вектором, а именно –
вектором срединности; к последнему я перейду позже, после чего уже
можно будет не только более целостно понимать современную
цивилизацию, но и, что и является основной целью этих
размышлений, можно будет перейти от исследования специфики отдельных
модусов современной цивилизации к исследованию её существа,
к исследованию её совершенства, которое ни из одного
модусов увидеть и, соответственно, понять невозможно, так что пока
мы с вами заняты увеселительной прогулкой по ознакомлению с
культурным совершенством, не так легко будет – выявлять или
даже формировать собственно совершенство.

Продолжим. Предметность востока (предметность – существенный элемент
цивилизации, поэтому обязательно присутствует во всех её
модусах) отличается от предметности запада прежде всего тем,
что создаётся другим (чем на западе) намерением целостности –
намерением сохранения целостности.

Поскольку же восточный модус является модусом современной, а не
магической цивилизации, то это намерение относится не к роду, а
ко всей цивилизации как единичной целостности; восток
сохраняет целостность современной цивилизации как явления мира,
как необходимого и существенного феномена вселенной!

В соответствии с этим намерением только и можно понять, какую
предметность создаёт восток. А создаёт он – «исчезающего в мире
человека», «растворяющегося во вселенной человека»,
«объединяющегося с миром человека» и т.д.

То есть восток проявляет человека как феномен мира, лишенный каких
бы то ни было «частных» привязанностей; человек востока
принципиально противоположен человеку запада как «партикулярному
естеству».

Для востока человек – принципиально не партикулярен как естество;
естество человека – это естество вселенной настолько, что при
должном внимании и действии человека в нём не остаётся
ничего, кроме естества вселенной!

При этом восток выбирает то, какое именно естество вселенной будет
проявлять собою человек!

Одно дело – слиться, точнее, стать естеством в качестве элемента
земли, другое – воды, воздуха, огня и т.д.

Соответственно, восток не просто проявляет мир как естество, а
вполне определённое естество, например, как свет. И в этом выборе
– активность востока, а не традиционность и
заторможенность, как это воспринимается западом. Восток не менее активен,
чем запад, только в другом внимании, в другом намерении, в
другой предметности.

Тем самым восток оказывает не меньшее влияние на развитие вселенной,
чем запад, но – другое, не предметное.

Йога как раз и является технологией сохранения естества вселенной
как истинное выражение великой любви и великой жертвенности
человека по отношению к родившему его миру.

Кто знает, что было бы с современной цивилизацией, если бы не эта
постоянная жертва востока – любовь и сострадание ко всему
живому (а для востока – это всё сущее).

В поднятии и опускании планки размышления нет предела: можно
рассматривать культуру как тексты, как памятники, как искусство,
технологию и т.д., и т.д., и каждое такое рассмотрение даст
свои результаты; я рассматриваю современную цивилизацию как
феномен вселенной, что позволяет увидеть не только то, как она
(цивилизация) формируется, но и позволит увидеть то, как
она формирует вселенную (при рассмотрении совершенства).

Итак, без востока, то есть без созерцания (как бессубъектности)
невозможно развитие современной цивилизации, становление
совершенного человека; например, это хорошо читается на факте
потери современной западной философией своих позиций в авангарде
западного общества, которые были крепки до тех пор, пока
западная философия не игнорировала необходимость созерцания.

Как только усиление предметности в новое время перешло определённый
критический, допустимый предел игнорирования созерцания,
западная философия мутировала в языковое мышление.

Если для античных и средневековых мыслителей медитативный опыт был
существенной составляющей их размышлений, то в новое и
особенно в новейшее время опыт размышлений превращается в опыт
говорения, в языковую практику; так постепенно в западной
философии мир субъекта превращается в текст.

В отличие от запада восток акцентировал созерцательность, оставляя
языку второстепенную, подчинённую роль. Сами по себе языковые
определения, терминология и пр. большого значения для
востока никогда не имели.

Слова приобретают силу и смысл только в том случае, если их
произносит тот, кто имеет право их произносить, то есть только тот,
кто получил их созерцанием, а ещё точнее, слова приобретают
силу и смысл только как результат достижения некоего
сочетания элементов как факта, как факта истории вселенной, или
истории культуры.

Таким фактом культуры является, например, пробуждение Будды, то есть
достижение, или точнее, случание, факт такого сочетания
элементов вселенной, который на востоке стали называть
«нирвана».

То, что на западе достигается с помощью предметной технологии,
например, столкновение частиц в коллайдере, или получение плазмы,
на востоке достигается с помощью технологии йоги, например,
состояние (не человека, а элементов) «бодхи», или
«нирвана».

Побочным, но неизбежным результатом йоги является великолепное
знание природы человека в восточной культуре; однако запад
понимает это знание востока только как знание предметного
человека, стремящегося «распредметиться», стать более динамичным,
гибким и пр., так сказать, менее субъективным, но ни в коем
случае – не бессубъектным, в соответствии с чем любые
состояния востока воспринимаются западом как состояния субъекта,
например, Будды.

Соответственно, слова – это способ выразить невыразимое, некое
состояние как созерцание, особую координацию элементов; без этого
созерцания слова – пусты и мертвы; так что восток развивает
множество всевозможных техник передачи способов
актуализации, достижения этих состояний.

Когда Будда говорит: «Я бью в барабан бессмертия» для запада это
означает, что некий человек достиг определённого состояния,
которое он называет «бессмертие, или нирвана», то есть этот
человек смог перепрыгнуть забор, который до него никто не смог
перепрыгнуть, для чего ему потребовались особые талант,
упорство и техника.

Что даёт такое понимание востока, кроме некоторой стимуляции к
саморазвитию? Ведь неминуемо западный человек будет воспринимать
нирвану как что-то подобное раю, как некоторое невозмутимое
состояние непонятной природы, где светло и пр.

Этим ли занимается восток? Интересуют ли восток состояния человека
как отдельного самодействующего субъекта? Разве рай востока
не временен и, следовательно, никак не может быть нирваной?

Эти размышления показывают нам совсем другой восток и совсем другое
его положение в современной цивилизации; постоянное
сравнение востока и запада лучше проявляет специфику каждого из
модусов современной цивилизации и помогает более чётко закрепить
во внимании эту специфику.

Ничто не более другого: пока полагаешь доминирующим запад, видишь
только глазами запада, если полагаешь доминирующим восток,
видишь всё глазами востока; если будешь смотреть только как
русский, увидишь только русское.

Только через удерживание во внимании матрицы современной цивилизации
– матрицы целостности как единичности и специфики каждого
из трёх её модусов без доминирования какого-либо из них
возможно адекватное исследование как каждого из этих модусов в
отдельности, так и всей цивилизации как целого.

Именно на таком методологическом основании и строятся данные
размышления; только так возможно разобраться не только в истории
современной цивилизации, но и в её будущем. Малейшее упущение
из внимания какого-либо из упомянутых элементов немедленно
приводит к фрагментации рассмотрения и искажению понимания.

Поэтому появляющаяся в этих размышлениях критика имеет одну
единственную причину – не допустить упущение всех оснований
исследования, что достаточно просто для меня, но очень непросто для
тех, кто накопил опыт в рамках какого-либо одного
культурного модуса, например, западной философии.

Удерживать во внимании не одну, а, как минимум, три матрицы
одновременно, при этом координируя их в рамках единичной целостности
– задача достаточно сложная даже для опытного мыслителя,
так что некоторая растянутость рассмотрения проявленного в
культуре совершенства должна быть полезна читателю, торопиться
в размышлениях – верная дорога проскочить нужное направление
и уехать по привычному, даже не заметив этого.

Если внимание востока направлено на поддержание, сохранение мира, то
возникает следующий вопрос: какие именно элементы мира и
какие их сочетания намерен сохранить восток?

Здесь были бы очень полезны исследования, направленные на изучение
того, что представлял собой род магической цивилизации.

На основании уже имеющегося материала понятно, что практически во
все рода магической цивилизации входили – солнце, земля (или
её некая часть как земля), созвездия, вода (в виде ручья,
реки, озера, моря, океана), воздух (ветер), растения и животные
(некое их сочетание), человек.

И снова я отсылаю читателя к «Совершенной математике», где
рассматривался род как единичная целостность, как многообразие
разнородного, как единство многообразного, для того, чтобы
подробно не останавливаться на этом, а обратить внимание именно на
то, какие элементы рода – после его разрушения – стали
ориентирами каждого из модусов современной цивилизации.

На западе в пра-античности и ранней античности, похоже, сочетание
элементов, на которое было направлено внимание запада, было
ещё достаточно тождественным с восточным, то есть в него
входили элементы земли, воды, воздуха, огня и света и некоторые
другие.

К сожалению, я пока не нашёл исследований, раскрывающих этот аспект
перехода от магической к современной цивилизации, так что
приходится обходиться общеизвестным; пока здесь достаточно
будет указать, что на западе к концу античности и началу
средневековья на остриё внимания вышел элемент света как
альтернатива остальным элементам, прежде всего – земли.

Свет – божественный, просвещающий и пр., земля – глина, грязь,
костная материя и пр.; каждый может легко продолжить.

На востоке отношение к элементам совсем другое, так как эти элементы
не рассматриваются как имеющие отношение к субъекту и
определяющие его, а полагаются как элементы вселенной, которыми
человек может стать, может быть, которые он собой, исчезая,
может умножить!

То есть восточный человек расширяет вселенную, превращая себя в её
элементы, этим он подвигает её в направлении своего внимания.

Так появляются различные йоги: земли (горы, долины, камня), воды
(ручья, реки и пр.), воздуха (ветра, неба и пр.), огня
(вулкана, костра и пр.), растений (деревьев, цветов и пр.), животных
(оленей, змей, слонов или тигров).

В том числе и йоги человека – земледельцев, военачальников, князей и
брахманов, то есть тех, кто поддерживает элемент человека;
и йоги тех, кто посвящает себя поддержки других элементов –
собственно йогов.

В соответствии с этим свет занимает в иерархии йоги, вообще востока
высокое значение не потому, что человек полагает свет
божественным, а потому, что свет составляет природу человека как
наиболее всеобщий элемент вселенной, его труднодоступность
для человека не означает его выделенности по предпочтению
человека.

Выделенность света на востоке имеет онтологическое основание
всёпроникающего элемента, квинтэссенции вселенной, поэтому
наивысшим стремлением любого живого существа на востоке является
стремление его к свету, стремление быть светом, раствориться,
исчезнуть в свете.

В этом отношении интересно бы рассмотреть буддизм как учение,
которое подняло планку востока на новый уровень стремления, когда
намерение человека отвлекается от света и направляется на
новое, неизвестное до сих пор сочетание элементов – нирвану,
полагающее человечеству особое место во вселенной.