Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 2

Дело шло к запрограммированной развязке. В понедельник
предполагалось рассечение ее пуза методом римских коновалов. Не дотаскала
она всего лишь полторы недели. Могли бы подождать. Жена
считала доводы врачей убедительными, я не ввязывался.

Индейское бабье лето продолжалось, рассыпаясь желтым и красным,
гниющим и ликующим, несколько отличным от мурманской тьмы,
царящей в наших душах. В субботу мы поехали по любимым местам. Мы
понимали, что это последние моменты, чтобы побыть вдвоем.
Чернавка Мо тоже это чувствовала: злорадствовала, жаждала
всепрощения, искала в себе широту души и благородство.

Она позвонила, когда мы выходили из дома. Наш разговор получился
комическим. На главную тему ни я, ни она говорить не
отважились, лишь петляли вокруг да около. Она откуда-то знала, когда
мою девочку повезут в Порт Джефф, намекнула на это, но я
сделал вид, что не заметил. Девушка была вынуждена переменить
тему и рассказать о своих новых геройствах.

– Ты знаешь «Meat farms»* на 112-й? Сицилийский магазин?

Конечно, этот супермаркет я знал: только там Елка могла купить
телячьи или свиные языки, сердца, потроха, куропаток, турецкие
сладости или вишневый компот. Магазин пользовался
популярностью у этнического населения, не потерявшего еще вкуса к жизни.
Я удивился, что Моник бывает в таких местах.

– Ну и что?

– Меня там чуть не арестовали за разжигание межнациональной розни. Здорово, да?

– Лучше бы арестовали. Ты вступила в «Черные бригады»?

– Ха-ха-ха! Я подсунула раввину свиные уши.

– Что? – я посматривал на пингвинообразную супругу, топчущуюся в
дверях. – Дорогая, что вы сказали?

Моник захлебывалась от восторга.

– Там ходил хасид с бородой. Все время за нее дергал и названивал
своей жене за советом. Они приценивались, выбирали продукты.
Он набрал много

жратвы, целую тележку. Я надеялась, что ушей не заметит, привезет домой.

Я начал понимать, в чем дело, и улыбнулся. Чувство юмора, пусть
диковатое, но самое непосредственное, у моей подруги было.

– Заметил, что ли? – пожалел я старичка. – Бедняга.

– На кассе... – негритянка продолжала хохотать. – Уставился на них,
как баран на новые ворота, не шелохнется. А кассирша-дура их
уже отбила и положила в пакет. А он молчит, будто язык
проглотил. Он – парень, моложе тебя. Только борода плохо растет.
Похуже, чем у Усамы бен Ладена. Ха-ха-ха! Боже, как
смешно...

– По-моему, совершенно хамская выходка, – сказал я. – Его жена была рада?

– Он даже не стал к ним прикасаться, – сказала Моник со вздохом. –
Поднял на эти свиные уши всю администрацию и сказал, что в их
магазине издеваются над его религиозными чувствами. Я не
могла удержаться от смеха, вот они меня и разоблачили.

– Как так?

– Ну, я сказала, что магазин тут ни при чем, а это я решила угостить
человека экзотическим блюдом. От чистого сердца.

Я удивился ее неосторожности или, наоборот, слишком
последовательному нахальству.

– Он тебе самой уши не оторвал?

– Нет. Вызвал полицейского. Мы поговорили. Откуда я могу знать про
их религию? Мы в школе не проходили. В общем, все обошлось...

Я вспомнил ее выкрутасы в аквариуме, в Порте Джеффе: Моник сохраняла
чистоту жанра. Я даже подумал, что немного по ней
соскучился. Мы поболтали еще чуть-чуть. Потом я увидел укоризненный
взгляд Елочки и поспешил попрощаться.

– Пускай выводят войска с оккупированных территорий, – огорошила
меня Моник напоследок, но я не стал спрашивать, откуда у нее
такая неожиданная для ее возраста и пристрастий информация.
Наташа предложила поехать к «Соленому домику», маленькому
рыбацкому лабазу на Мастик ривер. «Домик» сослужил мне службу,
по его образу и подобию я сделал примитивистский набор
посуды: потешный чайник на деревянной основе, набор чашек,
держащихся на каркасах местного тальника. Мы сделали штучную
работу, которую подарили нашим будущим соседям по кладбищу. Когда
я заметил, что Сингатики люди другого стиля, быстро сделал
вторую, чтобы подарить ее Джуди и Майклу. Господа Бергеры,
где вы теперь? Что с вами сделали деньги и сексуальная
неразборчивость?

– Ну их на хер! – вдруг сказала жена без особой враждебности. – Я
так убивалась от человеческой бесчестности. Я понимаю, что
быть хорошей пошло и тяжело, но быть говном... Как люди вообще
позволяют себе быть говном? Как? Их убеждают жены или
любовницы, что они соль мира, мстящая за чужую бездарность? Их
уговаривают правительства? Усыпляют деньги? – Наташа была
совершенно спокойна, православно спокойна, если я имею право
судить о таких состояниях души. – Твоя Моник – смешная девочка.
Ее бы на них натравить. А то совсем зажрались и обнаглели.
Как можно разводиться, если у тебя трое детей?

В ней брезжили инстинкты будущей матери. Я свернул направо с
Нейборхуд роад и двинул по одной из узеньких дорожек Мастик Бич к
заливу. Дождей не было давно, но в этих местах сохранялась
нездоровая рыхлая сырость, из-за которой мне пришлось
переключить внедорожник на оба привода.

На рыбацком пирсе стояла лишь одна машина, ее хозяин пытался ловить
рыбу в нерыбных местах. Удочки были закинуты и торчали,
выделяясь на фоне излишне голубого, чуть подмороженного неба.
Лужи, вытянувшиеся вдоль грунтовки неравномерными ступенями,
самонадеянно сохраняли с заливом одинаковый цвет. Их
очертания напоминали о землях и озерах, увиденных с самолета. Мы
почувствовали прощальную радость одиночества, я почавкал
колесами в песке для обретения уверенности хода и повернул в
камыши, желтые, как крашеные заборы.

Здесь было много таких вот «бумажных» дорог, обозначенных на карте,
но еще незаасфальтированных. Любая из них могла привести в
тупик: к мусорной куче или водной глади, – но заблудиться при
всем желании было трудно. Отличным ориентиром служил тот же
залив, то исчезающий, то неожиданно попадающий прямо под
колеса.

Мост на остров Пожаров был виден отсюда из любой точки. Так что и со
сторонами света все было в порядке. Сейчас мост раздвинули,
чтобы пропустить под его створками несколько креветочных
судов с излишне длинными мачтами. Жена недолго полюбовалась
зрелищем, пробормотав что-то о милой, бедной старушке Европе.
Я вспомнил, как недавно поехал на пляж узнать, что из себя
представляет фестиваль «Синей Клешни». Когда я ехал туда,
мост развели. Я простоял полчаса, пропуская крошечные
кораблики; интерес к «Синей Клешне» полностью утратил и, въехав на
пляж, сразу развернулся. По закону подлости мост оказался
разведен вновь, я опять простоял полчаса и теперь потерял
интерес не только к фестивалю, но и к океану вообще.

Все необходимое для госпиталя и скорых родов лежало у меня в
багажнике, телефон работал. Мы сохраняли спокойствие. Резкие крики
чаек слились в монотонный гул, шум шоссе напоминал о
близости привычного мира. Мы покатались по песчаным дорожкам;
Наташа пыталась срывать верхушки камышей через открытое окно, из
травы тут же вертикально вылетали какие-то маленькие серые
птицы. Кулики на пластмассовых ножках часто пересекали
дорогу, гигантского размера бабочки бросались под колеса, и я
решил ехать помедленнее. В одной из наиболее глубоководных луж
мы остановились, увидев стайки мальков, разлетевшихся в
разные стороны от нашего вторжения. Мы свесились из окон над
очередным миниатюрным океаном, наблюдая, как рыбки собираются в
небольшие группы, с любопытством уходят под тень автомобиля,
не теряя коллективистского духа, огибают глыбы тяжелых
полузатонувших колес. Эти места летом затапливало, но я не мог
припомнить ни серьезных дождей, ни штормов.

– Надо отпустить их на волю, – сказала Наташа машинально, тут же
забыла смысл сказанного и переспросила:

– О чем я говорю?

– Ты говоришь, что на уху здесь не хватит.

– Красиво здесь, да? Почему я иногда так ненавижу эту страну? Вроде
бы есть все, что надо для счастья, – она вновь опустила
глаза в рыбье царство. – Здесь есть все, кроме свободы, –
подытожила она свою фразу загадочным образом.

Мы продвинулись немного вперед и вновь выехали к заливу. Что-то
напомнило мне о близости «соленого домика». Странный веревочный
заборчик вдоль воды, держащийся на голубых колышках;
бессмысленные постройки; перекошенные столбы электропередач,
удерживающие на себе не только несколько рядов тяжелых кабелей, но
и городские фонари, абсолютно нелепые в окружающей нас
обстановке.

Я помнил, что всегда ориентировался здесь по маленькому бутафорскому
маяку, стоящему на кончике недоступного автомобилю мыса.
Существовала какая-то хитрость: сначала проезжаешь довольно
бедную обшарпанную марину, заворачиваешь на невидимую
грунтовку, поросшую травой, стараясь держаться левой ее стороны, и
потом... Потом оказываешься на острове, обратная дорога с
которого поначалу мне была неизвестна. Признаки жизни
присутствовали. Я даже остановился возле какого-то жилого
одноэтажного здания с телевизионной тарелкой на крыше. Два откормленных
гуся разного цвета (белый и серый) прошли мимо – горделивые
обитатели рыбачьего захолустья. У другого полуразбитого
дома ребенок в резиновых сапогах играл разноцветными
пластмассовыми грузовиками, но спросить его о нахождении какого-то
сарая со смешной табличкой на боку я не решился. Далее по пути
следования попались еще два дома, побогаче, с хорошими
новыми автомобилями, стоящими у ворот. Около одного из них росла
немолодая уже сосна, явно посаженная лет тридцать назад
одним из владельцев.

– Мы куда-то не туда заехали, – сказал я Елке с сомнением.

– Какая разница. Здесь тоже хорошо. Может, даже лучше.

_________________________________________________________________________________

* «Meat farms» – «мясные фермы», название продовольственного магазина.