Онтологические прогулки

Друзья, постепенно русская культура открывается нам как совершенно
самостоятельная и самодостаточная культура, принципиально
отличающаяся от родственных ей, но всё-таки типологически
других, а именно западного и восточного модусов современной
индоевропейской цивилизации.

Очень трудно развернуть своё внимание так, чтобы понимать русскую
культуру, в то же время практически ничего не надо делать,
чтобы жить в ней, как это, собственно, мы и делаем.

Чтобы культура жила, или, что то же самое, чтобы этой культурой или
в этой культуре жили люди, понимание не обязательно, однако,
раз это понимание появляется и, возможно, станет фактом
самой культуры, то оно, это понимание может помочь русской
культуре не только сохраниться в своей самостоятельности, но и
двигаться дальше.

Более того, такое понимание своих собственных основ может позволить
даже формировать направление нашего дальнейшего движения.

Если подводить первые итоги рассмотрения русской культуры, то в
самом простом и существенном виде её специфику можно
сформулировать как:

Русская культура есть культура жизни как единства всего.

Жизнь в русской культуре – одна и представляет собой всё сущее как
стихию становления, творение.

Любой элемент этой стихии – вселенная, песчинка, галактика, капля
воды, звёздная система, камень у дороги, планета, дерево у
этого камня, минералы, растительный и животный миры,
человечество, человек – открыт этой стихии как порождаемый ею.

Не порождённый, как на западе и востоке, а порождаемый, находящийся
в непосредственной связи; порождённый может быть обращён
только к порождённому и всегда находится на втором шагу
творения, всегда имеет дело только с отдельным, не имея никакой
возможности непосредственной связи с породившей его стихией.

Русский находится в позиции порождаемого, развёрнутого
непосредственно к порождающей его стихии.

Русский всегда находится на первом шаге творения, поэтому его воля
предопределяет порождаемый мир.

В русской культуре нет времени протекания события, поэтому в
предопределении отсутствует временной смысл: русский не определяет
событие, потому что оно не является результатом его
деятельности, но и не пред-определяет его до того, как оно
случается.

Предопределение, по Толстому, означает воление: человек (любое
существо – камень, паук, дерево) развёрнутый к жизни как стихии
становления, как творению необратимым образом волит
происходящее.

Каждый человек волит мир, но непосредственно – только русский (здесь
стоит отметить, что непосредственно волили мир люди
древности, только русские сохранили и продолжают сохранять это
воление).

Именно в этой непосредственной обращённости русского к стихии
становления – коренное отличие русской культуры; без понимания
этого невозможно даже малейшее понимание русской культуры.

Совершенно очевидно, что ни западный, ни восточный человек в такой
позиции не находятся, и поэтому наша культура остаётся вне
горизонта их понимания.

На востоке и западе совершенно другое направление внимания, поэтому
мы всегда были для них загадкой.

Мы сами для себя являемся загадкой по другой причине: наше внимание
развёрнуто как надо, непосредственно к жизни всего, однако
нам не было нужно понимание самих себя до тех пор, пока мы –
под влиянием вполне определённых исторических обстоятельств
где-то в конце 18 – начале 19 веков не стали говорить о
себе, о своём народе, государстве и пр.

И те, кто говорил и писал – поэты, писатели, философы, учёные,
постепенно накапливали тот опыт, который сегодня, в этих
размышлениях, открывает нам русскую культуру; два века не слишком
большой срок для такой работы, но, как оказалось, вполне
достаточный.

Ещё раз попробую сформулировать сущность русского модуса современной
цивилизации:

ГОРИЗОНТ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ ОЧЕРЧЕН ЖИЗНЬЮ КАК СТИХИЕЙ ТВОРЕНИЯ.

ЖИЗНЬ – ОДНО, ЕДИНОЕ, ТВОРЯЩЕЕ ВСЁ КАК ОТДЕЛЬНОЕ.

РУССКИЕ ОБРАЩЕНЫ НЕПОСРЕДСТВЕННО К ЖИЗНИ И В ЭТОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ
РУССКИЕ – ОДНО, НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, БУДЕТ ЛИ ЭТО ВСЕЛЕННАЯ ИЛИ
ОТДЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

В НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ ОБРАЩЁННОСТИ К ЖИЗНИ РУССКИЕ ИМЕЮТ ОДНУ ВОЛЮ НЕ
ТОЛЬКО КАК ОДИН НАРОД, НО КАК ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ.

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИЧЕГО СОТВОРЁННОГО БЕЗ ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЯ, БЕЗ РУССКОЙ
ВОЛИ, ПОЭТОМУ РУССКИЕ ОТВЕТСТВЕННЫ ЗА ВЕСЬ МИР.

ЖИЗНЬ ИММАНЕНТНА РУССКОМУ ЧЕЛОВЕКУ, ДЛЯ НЕГО НЕТ И ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕ
МОЖЕТ БЫТЬ НИЧЕГО ТРАНСЦЕНДЕНТНОГО.

ПОСКОЛЬКУ ВНЕ ЖИЗНИ НИЧЕГО НЕТ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ВНЕШНЕЙ ЖИЗНИ ЦЕЛИ; В
ЭТОМ СМЫСЛЕ ЖИЗНЬ БЕСЦЕЛЬНА.

В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ СВЯЗЬ ВОЛИ И ЖИЗНИ НЕПОСРЕДСТВЕННА, МЕЖДУ НИМИ
НЕТ ВРЕМЕННОГО ИНТЕРВАЛА.

ВРЕМЯ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ НЕ ИМЕЕТ ТРОЙСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ: ПРОШЛОГО,
НАСТОЯЩЕГО И БУДУЩЕГО («ПРОШЛОЕ СМОТРИТ В ГРЯДУЩЕЕ, НЕТ
НАСТОЯЩЕГО» Блок).

ВОЛЯ (ИЛИ НАМЕРЕНИЕ) РУССКОГО ИМЕЕТ ТОЛЬКО ДЛЕНИЕ ВОЛЕНИЯ; ТОЛЬКО
ВОЛЕНИЕ ИМЕЕТ СВОЁ ВРЕМЯ, ТО ЕСТЬ ВОЛЯ ЖИЗНИ НЕ ИМЕЕТ ВНЕШНЕГО
СЕБЕ ВРЕМЕНИ.

СКОРОСТЬ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ ЧУДОВИЩНА, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИЗМЕРЕНА НИКАКОЙ
МЕРОЙ СУЩЕСТВУЮЩЕГО, ПОСКОЛЬКУ САМО СУЩЕСТВУЮЩЕЕ МЕРЯЕТСЯ
ЧЕМ-ТО ОТДЕЛЬНЫМ, ЧЕМ-ТО СУЩЕСТВУЮЩИМ.

ПРОСТРАНСТВО РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ НЕ ОГРАНИЧЕНО НИКАКИМ СУЩЕСТВУЮЩИМ
ОГРАНИЧЕНИЕМ, НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ ОБРАЩЁННОСТЬ К ТВОРЕНИЮ СНИМАЕТ
ЛЮБЫЕ ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ГРАНИЦЫ.

РУССКАЯ КУЛЬТУРА НЕ ВИДИТ ОТДЕЛЬНОГО, НЕ ВИДИТ СУЩЕСТВУЮЩЕЕ КАК
ОТДЕЛЬНОЕ, ПРЕДМЕТНОЕ.

РУССКАЯ КУЛЬТУРА НАХОДИТСЯ ВНЕ КАКИХ БЫ ТО НИ БЫЛО ДИХОТОМИЙ:
СУЩЕСТВОВАНИЯ И НЕСУЩЕСТВОВАНИЯ, БЫТИЯ И НЕБЫТИЯ, ИСТИНЫ И ЛЖИ,
ДОБРА И ЗЛА, БОГА И ДЬЯВОЛА, ЖИВОГО И НЕЖИВОГО, ПРИРОДЫ И
ЧЕЛОВЕКА, ЧЕЛОВЕКА И ЧЕЛОВЕКА.

ДЛЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ ВСЁ ЖИВОЕ, ИЛИ, ЧТО ТО ЖЕ САМОЕ, ЖИВО ВСЁ.

ЭТОМУ ЖИВОМУ РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК ЖЕРТВУЕТ СВОЁ СУЩЕСТВОВАНИЕ, ТО ЕСТЬ
ЕСЛИ СУЩЕСТВОВАНИЕ КАКИМ-ЛИБО ОБРАЗОМ ОТВРАЩАЕТ РУССКОГО ОТ
ВНИМАНИЯ ЖИЗНИ, ОН ИЗБАВЛЯЕТСЯ ОТ ЭТОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ:
СОБСТВЕННОСТИ, МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА, ПРОФЕССИИ И ПР.

ЕСЛИ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ ЖИВО ВСЁ, ТО В НЕЙ НЕТ СМЕРТИ, НЕТ КОНЦА ЖИЗНИ.

СВОБОДА РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА В НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ ОБРАЩЁННОСТИ К ЖИЗНИ,
ТВОРЕНИЮ, ТО ЕСТЬ СВОБОДА РУССКОГО ЕСТЬ НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ
СВЯЗЬ СО СТИХИЕЙ ТВОРЕНИЯ.

ВОЛЯ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ ВОЛЯ ЖИЗНИ ИЛИ ВОЛЕНИЕ ПРОИСХОДЯЩЕГО КАК
РЕАЛИЗАЦИЯ УСТАНОВИВШЕЙСЯ СВЯЗИ ЧЕЛОВЕКА И ЖИЗНИ, КАК
СВОБОДНОЕ ДЕЙСТВИЕ.

ВЕРА РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ СВОЕГО
ВОЛЕНИЯ В ПРОИСХОДЯЩЕМ, ЧТО ПРИНЦИПИАЛЬНО ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ВЕРЫ
ЧЕЛОВЕКА ЗАПАДА.

СВОБОДА, ВОЛЯ И ВЕРА РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА ДАЮТ ЕМУ ПОКОЙ.

СУЩЕСТВОВАНИЕ КАК УСТАНОВИВШЕЕСЯ, КАК СОТВОРЁННОЕ ЯВЛЯЕТСЯ ДЛЯ
РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ – МЁРТВОЙ МАТЕРИЕЙ; САМА НАПРАВЛЕННОСТЬ ВНИМАНИЯ
НА СУЩЕСТВОВАНИЕ УЖЕ ОЗНАЧАЕТ ВЫХОД ИЗ РУССКОГО ТИПА
ВНИМАНИЯ.

РУССКАЯ КУЛЬТУРА РАЗРАБОТАЛА СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ ТЕХНОС, ОТЛИЧНЫЙ ОТ
ТЕХНОЛОГИИ ПРЕДМЕТНОСТИ ЗАПАДА И ТЕХНОЛОГИИ БЕССУБЪЕКТНОСТИ
(СОЗЕРЦАНИЯ) ВОСТОКА, А ИМЕННО: ТЕХНОЛОГИЮ ЖИВОГО СНА, ДРЁМЫ,
СУЩНОСТЬ КОТОРОЙ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ОТВРАЩЕНИИ ВНИМАНИЯ НЕ ТОЛЬКО
ОТ ПРЕДМЕТНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ (ВНИМАНИЕ ЗАПАДА), НО И ОТ ЕГО
УСЛОВИЙ (ВНИМАНИЕ ВОСТОКА), И НАПРАВЛЕННОСТИ ВНИМАНИЯ НА
СТИХИЮ ТВОРЕНИЯ, СОБСТВЕННО ЖИЗНЬ.

ЖИЗНЬ КАК СТИХИЮ СТАНОВЛЕНИЯ ВСЕГО СУЩЕГО НЕВОЗМОЖНО РАССМАТРИВАТЬ
НИ ПРЕДМЕТНО, НИ БЕССУБЪЕКТНО, ПОЭТОМУ ОБРАЩЁННОСТЬ К ЖИЗНИ
ТРЕБУЕТ СОВЕРШЕННО ОСОБОЙ ТЕХНОЛОГИИ.

Это только первые, но уже вполне определённые результаты
исследования специфики русской культуры; впервые в известной мне
истории изучения матричных основ нашей культуры удалось
действительно показать её полную самостоятельность и особенность.

Такого восприятия и понимания жизни нет ни на западе, ни на востоке:
на западе жизнь – это атрибут, свойство, качество,
принадлежность и пр. отдельных, отделённых существ, на востоке жизнь
– это неизбежный результат фиксирующей природы существ,
искажение всеобщего закона.

Только русские воспринимают, а теперь и понимают жизнь как творение,
как единство сущего, как одно; только русские не отделяют
живое как предмет и не аннигилируют его как результат
фиксаций.

Только для русской культуры характерно воление жизни, или воля
жизни, то есть удерживание от отделённости, удерживание от
сформированности, жертвенность собой как отдельным ещё до
отделения.

Русский человек не только и даже не столько жертвует своим
предметным существованием, но и собой предметным; в отличие от
западного человека, спецификой которого является его
до-определение себя и мира, русский удерживается не только от
до-определения себя и мира, но даже и от определения.

Это практически недоступно человеку другого модуса культуры; более
того, человека запада и даже человека востока эта особенность
русских приводит в состояние ужаса, того ужаса, который,
например, испытали французы сначала на бородинском поле, а
потом в оставленной Москве, когда они столкнулись лицом к лицу
с жизнью самой по себе, льющейся из неопределившегося
человека, с самой жизнью, исходящей от того, кто лишен
человеческой формы.

Можно это же выразить и по-другому: французы оказались – в их
восприятии – в покинутом, мёртвом существовании, дело совсем не в
том, что русские покинули город, совсем нет, дело в том, что
сам город для французов был мёртв, потому что русское
существование не имеет жизни, не содержит в себе внимания.

Представьте себе армию французов или немцев, которая достаточно
глубоко продвинулась в страну, где всё живое не существует! где
существование не имеет никакого значения! где живут дрёмой
несуществующего! а существующее оставляют врагу без боя!

Что можно сделать с этой страной?!

Что можно сделать с этими людьми такого, что с ними уже не сделала
своя же власть?!

Достаточно превысить некоторую меру покоя этого, как говорил
Толстой, «одного и единого народа», как он, этот народ,
«ожесточится», на самом деле – начнёт волить жизнь, то есть войдёт в
состояние отвращения от существования, когда для него
прекращают иметь значение – время, температура, питание и пр., а
приобретает значение – стояние и пр.

Именно поэтому лучшие военные армии Европы, эти идеальные военные
машины вязнут и глохнут внутри нашей страны, потому что наша
страна – несуществующая, в ней нет существования, в ней
существующее не имеет своей меры.

Москва – это не столица огромной страны, это не богатый город, это
обман, пустыня, мираж, точно такой же город-призрак, как и
северная столица, хотя построен и не на болоте.

Друзья, теперь мы можем себя знать и понимать, если, конечно, захотим этого.