Литературная критика

\Вячеслав Овсянников "Прогулки с Соснорой". СПб. "Скифия". 2013.\

Пророк – про рок, про свет – поэт, мне – нет судьбы и нет святилищ. Мне просто в мире места нет. Не жалуюсь. Уж так случилось.

                                                                                                             Виктор Соснора

Художник для художников, говорят о мастере формы, когда она и есть самоценное содержание. Не терпящих суеты «здесь и сейчас», в искусстве и литературе не много. Владея ремеслом, они не становятся ремесленниками, виртуозами, искусниками приёма, идут дальше, находя высшее счастье – сей час – лететь в пространстве художественного языка. Таков Виктор Соснора, чьи «стихи рождаются из преодоления обыденной речи, из находок в самых недрах русского языка» (Д. С. Лихачёв). О нём написал книгу Вячеслав Овсянников, его ученик, признанный мэтром.

Говорить о «Прогулках с Соснорой» интересно и необычайно трудно. Обаяние имени героя оттеняет автора, писателя-мастера. Создаётся впечатление, будто нет автора, доминирует «Он», герой удивительного произведения, его завораживающие откровения о тайнах слова и письма, парадоксальные и бескомпромиссные суждения о явлениях в искусстве, о жизни. Овсянников «выносит за скобки» имя Сосноры, давая понять, речь в книге не столько о конкретном человеке, сколько о непостижимой связи «поэзии и правды». Прототип позволяет эти суждения, сентенции, приговоры и вопросы «о литературе вообще» соотнести со временем и местом, с Россией 1990-х, в переломный момент истории. Смутное время: гений человека парит высоко над «историческим муравейником», сам человек обречён в муравейнике уживаться, суживаясь.

В живописи важнейшую роль играют цветовые и тональные отношения – касания. Как предметы касаются друг друга, так и такое возникает пространство. И всегда в искусстве вообще интересно авторское касание темы, насколько ярко, энергично, и также важен отзыв зрителя, читателя, слушателя. Это о проникновении, ведь «интерес», означает нахождение – среди вещей, в самом бытие, в пространстве художественного слова. Прозрачная, открытая, эта сфера, к сожалению ли, нет, невидима и неощутима слишком многими: «Ведь по-настоящему читают книги – единицы», – говорит герой «Прогулок». И далее: «Единицы же учитывать абсурдно». Тем не менее, данная книга возникла именно по принципу «верую, потому что абсурдно».

Письмо Овсянникова характерно живописно, в нём также важность касаний – слов, пауз в их необычных сочетаниях. Важно, как он касается личности героя романа-монолога. Внешние признаки, облик, манера речи рисуют Виктора Соснору, однако, что это за изображение? Художественный образ всегда условен. Один только аспект художественности – освещение – даёт ассортимент возможностей. Под разным освещением человек, даже без грима, в каждом кадре разный. Не похож – относительно внутреннего видения себя и восприятия окружающих. К тому же, кто уверен, что даже себя видит вне искажений самолюбия или заниженной самооценки, что и на других смотрит без помех предвзятости – снисхождения, заинтересованности, обожествления? Условность образа определена ещё и спецификой преломления авторской призмы: что и как видит художник – человек, мастер, и способы воспроизведения увиденного его лирическим героем, ведь он может с одинаковым(?) мастерством создать взаимоисключающие картины. «Он» восклицает: «Мерзостный реализм – да! Рабски копировать, вместо того, чтобы свободно видеть». Именно! Нет никакого реализма, и пора прекратить упоминать слово, недостойное свободного художника! Действительно, реализм, реальность – да о чём говорить, когда давно знающими людьми определён единственно верный путь художника – «расширение сознания». Ничего извне, только я и мои чувства. Бесконечный мир медитаций. Камера сенсорной депривации, без звука и света, в тридцати четырёх градусной ванне, акватории идеальной теплохладности – и дрейф в непознаваемое. О!..

Но вот – открытие, для читателя или для героя, или – удар, приводящий в чувство свободного художника? «Реальности нет? Всё наоборот. Как раз только реальность и есть. И это самое прекрасное, что существует в мире. Реальность зримая, горящая, осязаемая, звучащая. Только надо её видеть. Но её не видят 99,9 % людей, то есть почти все. Рабы, они знают только свою тупую, ежедневную работу. Когда им видеть. Конечно, для них нет реальности, нет видимого мира. И это специально пропагандируется и внушается властями… (…) чтобы рабы работали и не отвлекались на видения, на богатство мира. Увидят – задумаются: а зачем им нужна эта каторга?»

Читая «Прогулки с Соснорой», замечаешь важность самоконтроля модели, раскованность портретируемого, его игру, ежеминутную коррекцию образа, позы. Не вышел ли из границ гениальной личности, ведомой двумя ангелами, светлым и тёмным? Не вышел? – так скорее! И тут же – а не далеко ли ушёл? – от образа мастера сверх всяческих художественных норм, личности авторитарной, не признающей авторитетов – со времён античности, по сию пору и до скончания века?

Искушённый в создании образов, знает, перед объективом ли, кистью, надо позировать, непринуждённость, естественность оборачивается случайностью, бытовой реалией, ничего не говорящей о внутреннем облике героя. Позировать, значит, касаться в себе героя, в крайнем случае, персонажа, вызвать это состояние – так в жизни, а в искусстве… изящно принятая поза может заменять самодостаточную форму, до известного времени, конечно. Об этих и других особенностях искусства портрета задумываешься, представляя ситуацию «художник и модель», созданную Овсянниковым. Его мастерство магического свойства, автор растворяется в письме, как воздух, незаметен, но необходим, он – ток произведения. Произошла алхимическая диссолюция, растворение, высшая форма проникновения – автора в образ героя. Это настолько мастерски сделано, что существует опасность принять художественное произведение за «хронику», «протокол» встреч ученика с учителем, добросовестное фиксирование высказываний по случаю, обо всём – «от Баха до Фейербаха». Здесь эффект хорошо сыгранной роли, когда не только дети, но и впечатлительные взрослые переносят качества персонажа на актёра, сотворившего его.

«Прогулки» оказываются лабиринтом, их цель не найти выход, куда там! есть ли выход из состояния поиска… совершенства? Важен именно поиск, тотальный – себя, своего шага, скорости, походки, необычных поворотов на неведомых дорожках… Овсянников наблюдает за героем, но это и наблюдение себя как художника слова. Удивительно лёгкое чтение – о сложных вещах! – и обаяние личности Сосноры повлияло на некоторых читателей, – прочтя главы «Прогулок», опубликованные в «Северной Авроре», они проявили интерес именно к герою, восхитились им, оставив без внимания роман Овсянникова. Внимательное же чтение, – по Сосноре кстати, не творящем кумиров, – даёт возможность увидеть: роман не менее интереснее героя.

«Прогулки с Соснорой» – не учебник писательского мастерства, это книга о судьбе человека, открывающего истинную суть слова, языка, чем и должен заниматься каждый пишущий, невзирая на усвоенные им законы древних и новых великих тайнозрителей слова. «Не соблазняться ничем тебе чуждым», – быть собой – самое трудное. Об этом книга. Так и должно быть в «простой настоящей книге». Говоря об Учителе, Овсянников не пускается в долгий путь объяснений, трактовок, сопоставлений и предположений, и в этом как писатель остаётся самим собой. Он показывает: сцену, ситуацию, кадр, планы, панораму, – вершит пространство героя. Насколько оно органично и безгранично, говорит герой.

Мы испытываем притяжение авторитетов: классики, удачливые, сверхталантливые современники… и «солнце русской поэзии», закатившись, продолжает ослеплять. Что говорить об «атомном реакторе», живом поэте-легенде, посвященном в тайны языка легендарными – Асеевым, Кручёных, Лилей Брик, увидевшей на своём веку двух гениальных поэтов – Маяковского и Соснору. Есть ли силы противостоять его «проникающей радиации»? Вячеслав Овсянников имеет такую силу, научился верить и определять свои интересы. Ему удалось заметить: большой мастер целен даже в смятении, в нём – искушаемый Фауст, и искуситель Мефистофель, но также некий третий – обладающий художественной волей, кто делает картину смятения живой. А живое… несовершенно. Не рассуждение, образ – вот что живёт и по-настоящему воздействует на жизнь.

Книга Овсянникова о художнике, живом противопоставлении жизни как таковой и жизни искусства. Автор написал об этом искренне, как может показаться, но это иллюзия – перед нами мастерски созданный образ Противоречия. Художник оказывается сам себе моделью. На всём протяжении «Прогулок» герой взирает на себя, самыми невероятными способами, сравнимыми с состоянием, когда «друг единственный в моём стакане отражён», до изображения на рентгентовском снимке. Образ всегда разный. Или – многогранный?

«Я интерпретирую реальность, орнаменты на основе реальности» – откровение героя «Прогулок». Орнамент – повторение определённых элементов, последовательность, чередование. Орнамент – конвертация реальности в художественную реальность, перевод объёма в плоскость, события – в знак. Классический пример орнамента в стихотворении Бальмонта:

Художник понимает: отобразить реальность такой, какова она есть, невозможно. Часто реализмом в искусстве называют необработанный материал, как правило, скучно поданный. Но реальность не отражается – преображается. Деревья зеркальны в озере – вниз головой, уже «неправда» в глазах наблюдателя. Событие, явление должно преобразиться в знак, будь то слово, звук, краска. Так и Виктор Соснора, опрокинутый в воды книги прогулок, видится условным знаком гения в преломлении толщи затронутых тем.

Почему книга Овсянникова роман-монолог? Не надо персонажей, и нет нужды наделять их мировоззрениями, характерами, создавая почву для конфликта, двигателя и нерва искусства, для сюжета, желанного массовому читателю. Всё делает один герой, сам-друг – целен и противоречив, сам-конфликт. Так или иначе, Овсянникову удалось показать подлинно живого героя; не пресловутое становление или перерождение – такое с героем происходит с каждым абзацем, он становится лицом к лицу с необъяснимым (в искусстве, жизни), он не приспосабливается, перерождается – и это его кредо: новая книга должна быть абсолютно не похожа на предыдущую. Для этого надо… если надо – то и научиться дышать по-другому, и температуру тела поднять или понизить. У Робертсона Дэвиса – роман «Что в костях заложено», где речь идёт о естественном проявлении вопреки обстоятельствам неких качеств, заложенных человеку природой. У Овсянникова герой словно избывает неизбывное в себе, одержимость литературой укрощает безжалостным её анализом и самоанализом. И когда он, по видимости, способен поверить гармонию, овладев её ключевыми формулами, неожиданно объявляет: с этим надо родиться – с необыкновенной способностью звукописью объять мир, всосать из него все смыслы и бессмыслицы, чудеса и чудовищность. И тогда? «Нет на самом деле никаких романов, повестей, рассказов, прозы или стихов. Только ритмика, которая обязательна во всём». Вывод? Всё время быть начеку, ибо то, что абсолютно в данное время и в данном месте, абсолютно не годится через пять минут – проехали! – ищи новый образ переложить свежее впечатление на язык искусства.

Вячеслав Овсянников написал книгу для художников в широком значении. Её можно читать с любого места, в ней блуждающий центр, как в жизни: где я – там центр. Разве нет? Где-то что-то происходит, кто-то совершает… – подумать так и рассыпался образ художника. И тут, начинается главное: что для тебя в помощь – воля, интуиция, молитва?

В «Прогулках с Соснорой» несколько центров, это эксцентрическая книга о субъективности художника, возведённой в абсолют. В ней не раз заходит речь о гениальности, о гении – летящем. Герой предстаёт летящим – снарядом со смещённым сердечником, встреченное на пути – строки, штрихи, звуки, неважно их происхождение, авторы с их судьбами – делает траекторию полёта непредсказуемой. Книга независимо от автора, героя, прототипа, живёт эксцентричной жизнью.

Стояла ли перед Овсянниковым цель дать максимально приближенный к оригиналу образ Виктора Сосноры насколько это возможно средствами литературы? Похоже, цели менялись, что естественно при долгом общении с учителем, художником, другом, и при работе над материалом. За время письма, вероятно, многое передумано, автор учёл невозможность переложить течение жизни – речь бытового диалекта – на язык искусства, а потому прибегнул к языку искусства непосредственно. Возник «химически чистый» образ мастера, художника, в состоянии, наверно, самом сложном, когда его не только «не требует к священной жертве Аполлон», но и им самим выявлено ощущение излёта активного общения. Глухота героя, болезни делают его затворником помимо некогда совершённого им самовольного движения – отрешения от какофонии мира сего, ради чистоты исконного слова.

Какова может быть реакция на эту книгу? Это отдельная тема, хотя бы потому, что в ней бескомпромиссные характеристики – реплики или развёрнутые суждения – творчества многих, в том числе, ныне здравствующих известных деятелей литературы и искусства. Но не только это смутит часть читателей. Поясню для краткости на примере отзыва советской критики о романе Сомерсета Моэма «Луна и грош», о свободном художнике, так похожем в своей свободе на героя «Прогулок с Соснорой». «Книга была принята совершенно всерьёз, хотя ничем, кроме невменяемости героя, не выделялась: ни он не понимает, что с ним такое, ни мы не вправе этого спросить, если не хотим попасть в разряд тупиц» (Палиевский П. В. Литература и теория. – М.: Современник, 1978. – С. 171) Действительно, в книге Овсянникова идёт речь о чём-то непонятном, красивом и недоступном, неподвластном приземлённому ощущению жизни, о чём-то недостижимом… – о чём? Не о луне ли… которая обыкновенно делается в Гамбурге?