Литературная критика

 

 

 

Издательство Арт Волхонка и переводчик Наталия Озерова не только открыли читателям неизвестные страницы поэзии Эдит Седергран. Выход книги «Окно в сад» (Арт Волхонка, 2016) предоставил возможность познакомиться на презентации с Анни Констанс Кристенсен,  консультантом по переводу, автором заметки о переводе книги  и о жизни Эдит Седергран, славистом, лектором университета города Орхус, автором книг по практической грамматике русского языка, правнучкой  предпоследнего главного правителя Русской Америки.  Анни Констанс любезно поделилась захватывающими историческими фактами о Русской Америке, а также своими воспоминаниями об удивительной Нике Гольц, художнике-иллюстраторе, с которой Анни Констанс связывала многолетняя дружба.

 

 

Анни Констанс: Многое. Очень многое. Мой отец швед. Его мама финка, шведскоговорящая. Ее отец как раз и был предпоследним губернатором Аляски, главным  правителем Русской Америки.  Иоганн  Фуругельм, представитель благородного финского рода.  Мой отец, конечно, очень гордился своим дедом. Очень. Он часто сидел с нами и рассказывал о своем дедушке. Безусловно, это Россия, в этих рассказах  - Россия, поскольку тогда Финляндия входила в состав Российской империи. Кроме того, на каникулах отец всегда ездил в Финляндию, к родственникам. Они тоже делились своими воспоминаниями и рассказами о России. В дальнейшем я стала изучать русский язык, потом преподавать его,  выбрала профессию русист. Первый язык, который я изучила, был французский. Но потом захотелось взять еще какой-то язык, менее привычный.  Английский и немецкий тоже были слишком близки. Тогда я подумала, может быть – русский? И я стала изучать русский язык. Я стала изучать русский язык, и оказалось, что это счастье моей жизни.

 

 

Русский язык - счастье моей жизни. Все самое интересное и важное в моей жизни происходило благодаря русскому языку. Конечно, сначала было трудно, очень сложно. До сих пор помню первые ощущения от выученных слов «понедельник, вторник, среда» - ни на что не похоже. Для того, чтобы учить русский язык я поступила на подготовительный курс русского языка в университете. Но поехала с сестрой во Францию и Швейцарию и немного задержалась. Немного – оказалось почти половина длительности курса. Я пропустила почти три недели, а курс был шесть недель. Когда я приехала, все уже спокойно использовали слова, которые казались мне такими необычными. Слава Богу, что я не бросила курс. Я очень полюбила русский язык. Очень. И, конечно, русскую литературу, культуру и русских. После того, как я год учила русский язык, я поехала на летние языковые курсы в Советский Союз. Это было в 1963 году. Как было интересно! Мы с таким любопытством смотрели на этих русских! Мы понимали, что они такие же как и мы. И все же. Конечно, вы в чем-то другие. И это очень хорошо, что вы другие. Помните, как проводится это различие хотя бы у Гончарова в «Обломове»: Штольц аккуратный, скучный. Или в «Пиковой даме» : Герман, он немец, он расчетливый. Русский – человек с загадочной душой, а немец, европеец – сухой, рациональный. Я очень полюбила русских. Я всегда говорила моим студентам – в России я молодею на десять лет. Здесь мне встретились чудесные люди, здесь у меня происходили самые интересные беседы. Мне довелось познакомиться с необыкновенными, талантливыми людьми. Одной из моих знакомых стала Ника Гольц. С ней было удивительно легко, словно сама судьба свела нас. Я когда возвращалась домой, говорила – мы все скучные, а у русских какая-то душа особая. Есть что-то.  Русские не скучные. Совсем не скучные. Поэтому я говорила, что в России я молодею.  

 

 

Анни Констанс: Вы знаете, я 14 лет назад вышла на пенсию. Тогда у меня было много таких студентов. Теперь их меньше, гораздо меньше, вообще стало меньше студентов, изучающих иностранные языки. Но раньше у меня таких студентов было много. С тех пор, как я начала преподавать – с 1964 года. Они тоже ездили в Россию, особенно после перестройки, когда можно было жить в семьях, и рассказывали, как их это путешествие  захватило.  Они приезжали и рассказывали: «О-о-о, как нам было хорошо!». Я говорила, пишите, пишите об этом в газетах. Потому что в газетах пишут только плохое о России, что-то ужасное, как будто там так страшно. А тут их собственные впечатления. Они все были в восторге, но не писали, была какая-то инерция. Для меня богатство впечатлений от России было очень важно, я хотела передать это в моей грамматике. Грамматику не все любят, все эти падежи, это сложно. Мне хотелось, чтобы грамматика была красивой. Поэтому и обложку для своей книги я выбирала не случайную. На ней изображена часовня в Кижах, и мне кажется, это передает  особое настроение чего-то русского, очень красивого. А на уровне общения таким источником вдохновения была, конечно, среди других моих русских коллег и знакомых, Ника Гольц.

 

 

Мы очень дружили много-много лет, можно сказать, она была лучшая подруга. Она даже сделала серию небольших рисунков для моей грамматики. Я спросила, Вы могли бы сделать рисунки к учебнику, чтобы было интересно или просто приятно рассматривать. Когда студенты устанут или что-то не поймут, чтобы они могли увидеть такие рисунки. И она согласилась. Я приблизительно описала, что мне бы хотелось увидеть: русская тема, церкви, девушки, которые водят хоровод. Представляете, ученик изучает, к примеру, причастия, и вдруг среди этих причастий – девушки танцуют,  водят хоровод. И кошки, обязательно кошки. Потому что я очень люблю животных, и Ника тоже обожала кошек. И вот, таким образом, она создала серию рисунков к  изданию моей «Грамматики русского языка».

 

 

 

 

Анни Констанс: Да, конечно, разумеется! Мы видели этого прекрасного кота, потому что, когда мы с мужем приезжали в Москву, мы останавливались у Ники, также как и они у нас. Когда они впервые приехали к нам, у нас были кот и кошка, Себастьяша и его мама Карма. И вот, когда мы только получили подготовленную серию рисунков к учебнику грамматики, мы – все домочадцы – буквально вскрикнули. Кот оказался хорошо нам знаком: Себастьяша –  был изображен как «кот ученый»,  тот самый знаменитый кот в русской литературе был вылитый Себастьяша! Карма тоже была изображена. С котами у Ники происходили необыкновенные истории. Они всегда подбирали бездомных котов. Однажды я звоню Нике, чтобы поздравить ее с днем рождения – 10 марта – и она рассказывает, какой подарок сделала ей Таня Лившиц. 8 марта они шли по улице, а навстречу -  бездомный кот. Он подошел к Тане, сказал «мяу» и поставил лапу ей на ботинок. Можно сказать, что с этого момента начался еще один этап в области сказочной иллюстрации. Они взяли его домой, и он стал как бы подарком на день рождения Нике. Его назвали Бенвенуто, «Добро пожаловать» в переводе с итальянского. Такое имя возникло прежде всего потому, что на тот момент Ника и Таня недавно вернулись из Италии. Они приезжали к нам в Данию на два месяца,  и  нам удалось сделать им приглашение в Италию. Об Италии они обе очень мечтали, особенно Таня, которая там не была. Они очень хотели увидеть все, что изучали по истории мировой живописи. А история с Нутиком – так впоследствии они стали называть кота – получила продолжение в Никином творчестве. Нутик стал прообразом многих сказочных героев, начиная от Кота в сапогах. А у меня хранится чудесное письмо, где Ника рассказывает, как он выглядит, говорит, что в первую ночь заперли его на кухне, так как боялись и не знали, как он будет себя вести, но когда он вышел, вел себя вполне пристойно. Так у Ники появился этот кот, который потом стал легендарным.

 

 

Анни Констанс: Вы знаете, на первый взгляд, это цепь случайностей. Это было в начале 80х годов. К нам в Данию, в Орхус, приезжала группа советских туристов. Это было по линии «Общества дружбы»  Дании и Советского Союза. Раз в год приезжала группа советских туристов. Как правило, это были деятели из разных сфер, в том числе, работники искусства. И вот из нашего города эта группа с экскурсией должна была отправиться в другой датский город. А у меня   как раз гостил профессор из Минска, мне хотелось показать ему Данию. На эту экскурсию были места, и нас тоже взяли. В автобусе у окна сидела хрупкая женщина, одна, с немного надутым выражением лица. Мне стало интересно, что за человек, захотелось познакомиться. Оказалось, что у нее разболелись зубы. Я была рада ей помочь и пригласила к своему зубному врачу, но она отказалась.  Потом мы, конечно, разговорились и нашли общий язык. Выяснилось, что у нас даже есть  важная общая тема – любовь к сказкам. Даже сидя в автобусе, она делала зарисовки к сказкам, выяснилось, что ей очень нравится «Карлсон, который живет на крыше» Астрид Линдгрен и многое другое, так что мы сразу нашли общий язык.  Когда после экскурсии у них осталось свободное время, около часа, мы гуляли по старому центру города, я ей все показывала. Она тоже мне сказала, когда вы приедете в Москву, я покажу вам то, что вы, возможно, не знаете. Она, действительно, очень хорошо знала Москву, ее отец, Георгий Гольц, был очень крупный архитектор, и, когда мы приехали, она показала нам много интересного. Так что познакомились мы вот таким странным образом: в автобусе, в Дании, по пути в один совсем маленький городок. Позже, когда я пригласила ее к нам вместе с Таней Лившиц, в 1988 году, на два месяца, меня спрашивали – ты разве ее так хорошо знаешь? Но мы словно были давно знакомы, такое было ощущение.  И потом мы к ним поехали в 1990 году.

 

 

Анни Констанс: О, да! Она была маленького роста, довольно худая и очень энергичная! Очень! Я всегда это отмечала. И каждый раз, когда они приезжали к нам, мы очень много ходили. Они изучали наш город, он древнее Копенгагена, есть старинные постройки и кафедральный собор. Они переходили на наш режим дня, вставали рано, в 8 часов, ложились около 11и, как мы всегда, тогда как в Москве они ложились поздно. Завтракали мы вместе, потом они с Таней работали. Работали приблизительно до двух. Потом Ника садилась на велосипед и обязательно ехала купаться. Наш город расположен на берегу моря. И вот она ехала на велосипеде купаться, не все русские умели тогда ездить на велосипеде, а она ездила. И она ничего не боялась. Часто они самостоятельно гуляли по городу и тоже рисовали. Они находили такие уголки, которые им было интересно рисовать.

 

 

 

Анни Констанс:  Да, она очень много работала и в поездках. Но ее энергичность проявлялась не только в способности много и подолгу работать. Еще и в ее своеобразном бесстрашии. Однажды она рассказала историю, которая приключилась с ней еще до нашего знакомства. Как-то вечером к ней пристали два человека, они или сказали что-то грубое, или хотели украсть сумку. Но когда она от них отбилась, она настолько разозлилась, что сама погналась за ними, вместо того, чтобы убежать. А в другой раз, когда она заметила, что какой-то человек издевается над кошкой, она повалила его в сугроб.

 

 

Анни Констанс: Безусловно, очень влияло. До сих пор все это для меня очень живо и важно. Последний раз они были у нас в 2005 году. Они дарили мне картины. И я смотрю на их картины каждый день, Никины и Танины картины. Для меня возможность видеть их – это самое драгоценное. Есть иллюстрации к сказкам Андерсена, есть цветы, прекрасные букеты цветов, есть портреты, выполненные Никой и Таней. Никин портрет просто шедевр. Они рисовали меня и мою дочь. Я живу с этими картинами и не могу насмотреться. Любуюсь ими каждый день. Они восхищают и тех гостей, которые ко мне приезжают. И еще, что для меня очень важно, в картинах переданы интерьеры нашего дома, и, когда меня не будет, мои дети и внуки смогут видеть дом таким, какой он был раньше. Они были для меня самыми близкими друзьями, но и нам с мужем они говорили, что мы у них самые близкие друзья. Это так и было.  У нас были общие интересы. Они изучали мировую художественную культуру, архитектуру, живопись. Мы с мужем, особенно муж, тоже это любили. Когда они приезжали, мы вместе устраивали экскурсии  по средневековым церквям и замкам,  подробно все рассматривали, - фрески, купели, сохранившиеся с 12 века. Они прекрасно знали библейскую историю, культуру античности и скандинавскую мифологию, такие были образованные женщины. Мы вместе любовались природой, ездили на западное побережье, юг Дании, на остров, где родился Андерсен и в Копенгаген. 

 

 

Анни Констанс: Да, они принимали участие в двух выставках – и Таня Лившиц, и Ника Гольц.  Конечно, их картины для меня большая радость. Я особенно люблю смотреть на них по утрам, когда есть солнце, или вечером, когда светит фонарь. Но особенно утром, когда я пью чай, я постоянно любуюсь картинами. Цвета на них играют и словно меняются, проявляются всеми своими оттенками. Так что это радость по-прежнему, до сих пор, и очень печально, что моих подруг нет уже.

 

 

 

Анни Констанс: Да, она говорила, что было очень тяжело переживать  внезапную смерть отца, смерть была слишком неожиданной, конечно, это переживание осталось навсегда. Он умер сразу после войны, в 1946, пережил войну и погиб. Она обожала своего отца. Конечно, об этой тяжести она говорила. Но больше ни о чем, ни о каких трудностях советского времени или личных подозрениях она не говорила. Она не жаловалась на жизнь, к тому же,  она была полностью  поглощена своим творчеством.

 

 

 

Анни Констанс: Нет, об этом она не говорила. Может, даже не знала. Она не говорила о каких-то трудностях, никогда не жаловалась. Вплоть до самого последнего раза, когда она приезжала к нам в 2005 году.

 

 

Анни Констанс: Да, действительно, почему-то не брали. Но я  не вижу какого-то несовпадения. Могу только сказать, что меня это очень огорчало. Мне очень нравились ее иллюстрации к  сказкам Андерена. Они совершенно прекрасны. У меня есть ее чудесная  картина по сказке «Снежная королева». Она работала две недели, очень тщательно, иногда использовала очень тонкие кисти, не толще волоса. Ее иллюстрации – это целый мир, и он как раз такой, как создавал Андерсен. Или иллюстрации к сказке «Стойкий оловянный солдатик». Это все шедевры. Внучка у меня тоже любит рассматривать ее иллюстрации. Она просто не может оторвать взгляд от «Снежной королевы» Ники Гольц.  Однажды  я даже сказала, давай снимем картину и сразу напишем, что она принадлежит тебе, чтобы,  когда меня не будет, картина осталась с тобой. 

 

 

 

 

Анни Констанс: У нас в семье очень гордятся прадедом. И мой отец, и я, и мои дети. Для нас это очень важно. К тому же это очень интересно. Вы знаете, сохранились письма жены Ивана Фуругельма, моей прабабушки, к своей матери, написанные во время пребывания на Аляске. Прадед был адмиралом русского флота, как и многие финны, он служил Российской империи. В колонии можно было сделать, как сейчас бы сказали, хорошую карьеру, поэтому он сам попросил, чтобы его направили в колонию. Сначала он был капитаном порта Ново-Архангельска. В дальнейшем он много плавал. Он участвовал в заключении договора о торговых отношениях с Японией, которая долгое время была очень закрытой страной, первым удалось заключить с ней договор американцам. Так что приходилось буквально заставлять их торговать с собой. Потом приехала эскадра адмирала Путятина, также для переговоров. Там прадедушка, он еще не был правителем, командовал барком «Князь Меньшиков». Адмирал Путятин прибыл на фрегате «Паллада», и его секретарем был Иван Гончаров. Эскадра стояла на рейде, на берег сходить не разрешалось, и вот Иван Гончаров и мой прадед Иван Фуругельм вели переговоры, а также ездили в Шанхай узнавать последние новости. В произведении «Фрегат Паллада» мой прадедушка упоминается несколько раз. Когда книга «Фрегат Паллада» была издана, Иван Гончаров послал прадедушке экземпляр с дарственной надписью. Но, к сожалению, когда имение сгорело, эта книга сгорела тоже. Так что, можно сказать, это была почти дружба. Когда  потом экспедиция направилась на  север,  они приплыли к небольшому необитаемому острову. Мой прадед предложил, чтобы его назвали именем Путятина, а Путятин сказал, что хорошо бы острову носить имя Фуругельма. Так появился остров Фуругельма, он и сейчас существует с этим названием, недалеко от Владивостока.

 

 

Анни Констанс: На самом острове – нет. Но мы плавали с сыном от Берингова пролива до Японии. Мы начали свое путешествие с американского берега, переплыли Берингов пролив, сразу оказались в России, и там путешествовали вдоль берега Дальнего Востока до Камчатки. Мы посетили остров Беринга – Витус Беринг был датчанин, побывали на его могиле и дальше, минуя Сахалин, мы добрались до острова Хоккайдо. Так что мы сошли на берег в Японии. Таким образом,  мы были недалеко от этого острова. И еще есть гора Фуругельма, это недалеко от Ново-Архангельска, где он был правителем. Нам в путешествии повстречались женщины из Владивостока, которые работают переводчиками на корабле, они рассказали, что есть экскурсии на остров Фуругельма. Это заповедник, там произрастают редкие растения.

 

 

 

Анни Констанс: Я начинала работу с этим материалом скорее для себя, для своей семьи. Мне хотелось переписать этот текст, сделать его более доступным для чтения, поскольку иногда в них было трудно разбирать почерк, бумага слишком тонкая, просвечивают буквы. Но когда я переписала письма и дала прочесть моему коллеге, он сказал, что это потрясающе интересный материал, и его надо издавать. Каждая деталь, каждый нюанс, зафиксированный в  этих письмах, представляют интерес для историков, для исследователей Русской Америки. Таким образом, книга была издана.

 

 

 

 

Анни Констанс: Да, я перевела на русский язык несколько фрагментов книги, которые  опубликованы в сборнике документов «Российско-Американская Компания и Изучение Тихоокеанского Севера 1841-1867», Наука, 2010. Конечно, в письмах отражены самые разные аспекты жизни в колонии. Но в большей степени речь идет о женском существовании, о женском мире. Анна Фуругельм пишет как жена, мать и хозяйка. Это основные, существенные моменты ее мировосприятия. Конечно, с этой позиции затрагиваются и политические, и хозяйственные, и религиозные моменты. Но очень важными являются ее женские заботы и переживания. Много внимания в письмах уделяется размышлениям о своем муже, поддержке и заботе о нем. На ней лежала огромная ответственность за оформление светских мероприятий, подготовку представительских обедов, соблюдение всех необходимых условностей по приему высокопоставленных лиц. Анне было всего 23 года, на обеды каждый день приглашались от пяти до восьми человек – минимум. Конечно, она не стояла на кухне, но полностью отвечала за качество обеда – и, прежде всего как мероприятия. За столом говорили по-французски,    по-русски,  по-немецки. Она касается самых разных традиций культуры и быта. Велась и довольно бурная социальная жизнь: балы, театральные спектакли. В книге в качестве иллюстрации я поместила одну из афиш бала, в которой указан список исполняемых танцев.

 

 

Анни Констанс: Конечно, этот вопрос решался и до него, но предыдущий правитель, как считалось, боялся и не умел общаться с индейцами. Это приводило к столкновениям. Иван Фуругельм решил изменить эту ситуацию, к тому же, установление мирных отношений с индейцами было государственной задачей. Уже буквально через неделю после своего приезда, Фуругельм созвал тридцать вождей индейцев из разных племен. В письме прабабушки есть место, где она пишет, что они уже вот-вот придут, эти страшные люди с татуировками, слышно, как для них ставят столы, чтобы накрыть ужин. Но главное, Фуругельм решил не ставить охрану. Он не боялся их и сам сумел внушить им уважение. Из других источников известно, что была такая история: во время очередного празднества, проведения потлача, приносились в жертву рабы. Иван Фуругельм знал об этом и предупредил в деревне, что если они принесут рабов в жертву, он будет стрелять по деревне. Самое главное, что индейцы понимали – он сделает так, как говорит, и не стали убивать рабов. Были и другие эпизоды. Из Петербурга прислали двух  ревизоров. Они располагались прямо в доме правителя, наблюдали за всем и могли выслушивать мнение любого человека о его деятельности. Анна Фуругельм в своих письмах жалуется матери, что это неприятно. Но тут же, в соседней комнате, сидит ревизор и пишет письмо  своей сестре, в котором говорит, что лучшего правителя просто не найти. Примечательно, что Иван Фуругельм разговаривал со всеми одинаково – и с нищим, и с ревизором, и с индейцем. И вел себя со всеми одинаково. Не заискивал и не злоупотреблял положением. Российско-Американская компания была заинтересована в торговле, в хороших отношениях с индейцами, потому что покупала у них пушнину. Но, конечно, индейцы и   Российско-Американская компания – это были два совершенно разных мира. Вот есть картина – на горе стоит дом правителя, ниже находится православный собор и лютеранская  церковь, которую император дал разрешение построить, другие строения, и все это пространство обнесено стеной. А за стеной жили индейцы. Их пускали в город по четыре-пять человек, поскольку все-таки боялись. Так что представьте себе картину: тут сидит прабабушка в кринолинах, играет на пианино, которое купили и привезли из Лондона,  играет Моцарта и Бетховена, а вокруг, за стеной - индейцы, которые ходят босые, с кольцами в носу и убивают рабов.

 

 

Анни Констанс: О, это для меня очень приятная новость! Я знаю, что прадедушка был градоначальником Таганрога, но подробных сведений о его деятельности там у меня не было. Это прекрасная информация!

 

 

 

Анни Констанс: Конечно! Это именно то, к чему необходимо стремиться. Именно это должно быть определяющим для культурного человека. По происхождению я баронесса. Мой отец был барон. Он работал главным врачом. У меня сохранились детские впечатления, связанные с этой темой. Когда мы купили дачу под Стокгольмом в 1947 году, после войны, я окунулась в совершенно новый для меня мир. Я родилась в Стокгольме, там ходила в школу. Когда мы приехали на лето на дачу, вокруг оказались бедные люди, крестьяне, даже их язык, выговор, произношение отличались от привычного для меня. И кто дружил с ними? Только мои родители. Другие как-то отворачивались, закрывались. Они приходили, общались, и мой отец, как когда-то Иван Фуругельм, говорил одинаково просто со всеми. При этом он относился к людям с уважением и заботился о них. Это важно. Конечно, когда нувориши, вдруг получившие много денег, зазнаются и возносят себя над другими, это никуда не годится, это не аристократизм. Уважение к личности и забота о других – вот главное. И, конечно, родители всегда являются примером для своих детей.

 

 

 

Анни Констанс:  К сожалению, в настоящее время таких связей меньше. Настороженность заменяет интерес друг к другу. Но надо стремиться к общению и пониманию.

 

- Безусловно, необходимо правильное  восприятие друг друга, и в этом  огромную роль играют люди, сумевшие понять и полюбить культуру другой страны. Большое спасибо за беседу и за то прекрасное, высокое отношение к России и людям, которым Вы поделились.