Онтологические прогулки

За сорок лет преподавания философии студенты сотни раз задавали мне вопрос: «А Вы верите в бога?» Вопрос о личной вере – почти интимный и не всегда уместен в публичном разговоре, но вполне естественный: философию и религию отделить трудно друг от друга, порой невозможно. Даже если эта философия – диалектический и исторический материализм. Так же, как и много лет назад, я и сегодня отвечаю: «Неверующих людей в природе не существует». Конечно, смысл такого ответа окрашивался в разные оттенки в зависимости от того, «какое у нас тысячелетье на дворе». Одно дело, когда такой ответ звучал в условиях государственной идеологии «научного» атеизма. Совсем другое – когда признаться в том, что ты атеист, – это почти антигосударственная крамола. Собственно, этим эссе я хочу ответить на вопрос «Почему неверующих людей в природе не существует?» и на другой вопрос, неизбежно вытекающий из первого, – «А какие бывают верующие?».

Самую первую ступень веры можно назвать естественной. Каждый человек с момента своего рождения (как минимум, с момента появления у него сознания), ни секунды не сомневаясь, верит в то, что и он сам и мир вокруг него есть на самом деле. Противоположностью такому «верящему» отношению и к себе, и к миру является банальная неадекватность. И действительно, трудно вообразить психически здорового человека, который на полном серьезе утверждал бы, что окружающий мир ему просто снится, а есть один он со своим «Я». Как писал Артур Шопенгауэр, для таких людей нужны не аргументы, а больница для душевнобольных. Естественная вера присуща не только самосознанию, но и представлениям человека о том, в каком мире и обществе он живет, какова его история, каковы правила, по которым течет жизнь, с какими людьми он имеет дело и т.д. Такая вера всегда связана не столько с доверием, сколько с наивностью.

Однако реальность таких представлений каждое мгновение нашей жизни подвергается атакам со стороны действительности. Может быть, дело не доходит до совсем грустного умозаключения «Куда ни кинь взгляд, всюду обман!», но «червь сомнения» сидит в каждом из нас с малых лет. И с годами он почему-то точит нас все настойчивее. Кроме того, утешение, надежда и радость – это, наверное, самое главное, что ищет и находит человек во всякой религии, а тем более в христианстве. Ищет от горестей, отчаяния и тоски, которыми «щедро награждает» человека жизнь. Поэтому во все времена человек нуждался в какой-то достаточно убедительной системе координат, истинность которой доказать невозможно, но в нее можно охотно поверить, чтобы жилось с ощущением твердой почвы под ногами и надеждой. Так на смену естественной вере – не важно, в результате воспитания, самостоятельных поисков или идеологической обработки – приходит вера приобретенная. Именно в рамках такой веры – широкое раздолье для всевозможных религиозных и политико-идеологических баталий, информационных войн, научных и псевдонаучных споров, клерикальных и светских институтов, СМИ, Интернета, а также идущего ему на смену аутернета. Тут «крутятся» огромные деньги, задействованы тысячи служителей культа и «воинов» идеологического фронта, от стратегов и генералов до наемных поденщиков. Именно на этой ступени творятся и разрушаются исторические и политические мифы. Именно здесь больше всего перебежчиков и гневно обвиняющих первых в предательстве и их вечные обвинения в адрес друг друга в забвении истоков. Именно здесь – все реформаторы и бунтари, все фанатики и циники (или, как говорил Н.Е. Салтыков-Щедрин, пламенеющие и приплясывающие), все Лютеры и Протопопы Аввакумы, все Ленины и Ельцины. Для этой ступени веры не так уж важно, помнит ли человек наизусть тексты «классиков», Тору, Библию или Коран, или просто наслышан о них. Изощрен ли он в тонкостях богословия или верит в «дядюшку на дождевом облаке». Идет ли он в «ленинский уголок» на собрание партячейки или стоит в церкви во время очередного богослужения. Он не идее служит. Не Богу или Сатане молится. Он таким способом избавляется от страха. Он так уверяет себя в собственной правоте, утверждает себя в этой жизни и вместе с тем примиряется с этим миром и со своей эпохой.

И все чуть-чуть лукавят. В абсолютном большинстве люди не ради идеи живут. За всем этим стоит интерес (привет Марксу). И не надо чистоплюйски называть его низменным. Он не низменный. Он реальный. Он земной. Он – от жизни. Поэтому так легко и в одночасье народ меняет веру в царя-батюшку на веру в дело Ленина-Сталина, меняет «коммунистический» идеал на бѐндеровское «Запад нам поможет», идеи пролетарского интернационализма или общечеловеческих ценностей на идею об армии и флоте, как единственных союзниках государства, и опору на собственные силы. Это касается не только России или Северной Кореи: так всегда жили и живут все без исключения народа мира, которые не «легли» под какого-нибудь «гегемона». Либо – либо. Третьего не дано.

Тут наступает момент, когда в жизни каждого поколения и, наверное, каждого человека встает гамлетовское «to be or not to be». И тогда чисто ритуальная вера, вера приобретенная уже оказывается недостаточной. Тогда в помощь ей приходит вера героическая. Героическая вера, как и наивная естественная, не знает и не должна знать сомнения. В сомнении подвиги не свершаются. Тут не до «игры в бисер» или сексуальной самоидентификации. Тут уместнее призывы: «За веру, царя и отечество!», «За Родину, за Сталина!», «Наше дело правое: мы победим!» Тут уместен подвиг: костер Жанны дʼАрк, амбразура Александра Матросова, виселица Зои Космодемьянской, последнее пике Гастелло. Но даже в годы массового героизма, все не могут быть героями, а героизм не может быть «нормой жизни», потому что он связан с готовность умереть, а не жить. Даже на мгновение взглянув в бездну смерти, люди отшатываются от нее и говорят: «Эх, помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела».

Но время неумолимо. На склоне наших дней мы всё явственнее осознаем правоту ветхозаветного «И это пройдет» и лучше понимаем новозаветное «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Идем к старцу за советом в минуты душевного смятения. Но покоя не обретаем, потому что нам «и неба мало», и рай для нас – «всё еще тюрьма». Даже соборование и погребение – это не пропуск в рай (Богу-то зачем всё это?), а наш последний благодарственный поклон этому миру и вместе с тем способ утешения близких нам людей, скорбящих по нашей смерти. Так на смену вере героической приходит вера исповедальная. Та, к которой человек, может быть, впервые и на короткий остаток жизни земной приходит на смертном одре. Это вера мистическая, связанная с таинством и просветлением, сопряженным с безумием. Вера в Бога по ту сторону существования…