Онтологические прогулки

О диалектике бытия и существования в философии Канта в общих чертах уже было сказано в связи с вопросом о познаваемости бытия[i]. Напомню суть позиции Канта – бытие в принципе не познаваемо. Собственно, это и стало поводом обвинять Канта в агностицизме. Философу пришлось даже объясняться перед теми, кто видел в нем, как писал сам Кант, «врага науки». А между тем, философ всего лишь повторил на светский манер тезис Фомы Аквинского, которого никому в голову не приходило обвинять в агностицизме, о невозможности мыслить бытие Бога самого по себе вне форм существования сотворенного им мира[ii].

Так и для Канта – бытие как вещь-в-себе есть нечто само собой разумеющееся, но непознаваемое. Познавая мир явлений, данный нам в опыте, бытие следует просто полагать. Кант не ссылался на интуицию, как это делали другие. Он говорил о разуме, но что означает это «само собой разумеющееся»? Только то, что интеллект[iii] в принципе не может «функционировать», во-первых, не обладая бытием самим по себе; во-вторых, не полагая это бытие в каком бы то ни было (рассудочном или диалектическом) суждении обо всём, что можно помыслить.

Критика кантовского агностицизма «слева» (со стороны просвещенных материалистов) легко объяснима: для них бытие – это просто познаваемая материя. Критика Канта материалистами была обусловлена их наивной верой во всесилие науки и, если не отсутствием понимания, то отсутствием самого желания понимать, что такое бытие, поскольку ученому материалисту за этим понятием часто мерещится ненавистный ему клерикализм как воплощение обскурантизма и дремучего невежества, враждебного науке.

Труднее объяснить критику агностицизма «справа». Речь идет о Гегеле, который саркастически писал, что кантовская вещь-в-себе – это всего лишь caput mortuum (лат. мертвая голова), голая абстракция, продукт пустого «я», которое делает своим предметом пустое тождество с самим собой, и нет ничего легче, чем знать ее[iv]. Кроме того, Гегеля не устраивало отсутствие у Канта диалектичности (признания единства противоположностей) в понимании сущности и явления.

С этими замечаниями Гегеля вполне можно было бы согласиться, если бы не столь же абстрактное допущение уже со стороны самого Гегеля, когда бытие отождествляется с одной из форм его существования – идеей и даже сущностью, которая всегда есть не более, чем форма существования вещи. А между тем проблема решается достаточно просто: бытие само по себе, действительно, интуитивно самоочевидно и само собою разумеющееся, но в принципе непознаваемо (в этом прав Кант), тогда как формы его существования (и на уровне явлений, и на уровне сущности) – вполне познаваемы, хотя этот процесс познания практически бесконечен (в этом прав Гегель).

Аналогичным образом – «расселением по разным квартирам» – решается и проблема антиномий чистого разума. Напомню, что в формальной логике антиномиями называются равнодоказуемые (точнее, вполне логичные), но противоположные (взаимоисключающие) по своему содержанию суждения об одном и том же предмете. У Канта речь об антиномиях идет в связи с космологическими идеями чистого разума, т.е. его суждениями о мире.

1. Тезис: Мир имеет НАЧАЛО во времени и пространстве.

Антитезис: Нет начала во времени, мир был ВСЕГДА.

1. Тезис: Все в мире состоит из ПРОСТОГО.

Антитезис: Нет ничего простого, все есть МАТЕРИЯ.

1. Тезис: В мире существуют СВОБОДНЫЕ сущности.

Антитезис: Нет никакой свободы, все есть ПРИРОДА.

1. Тезис: В ряду причин мира есть БЕЗУСЛОВНЫЕ сущности.

Антитезис: В этом ряду нет ничего безусловного, все в нем СЛУЧАЙНО[v].

Гегель, высоко оценив диалектичность кантовского подхода, тем не менее попенял Канту за ее ограниченность, назвав кантовские антиномии «нежничанием с вещами». Мол, составил Кант таблицу-схему в соответствии с таблицей категорий рассудка и неожиданного для себя "наткнулся" (термин Гегеля) на четыре противоречия, в то время как таких противоречий не четыре, а бесконечное множество[vi]. Несправедливость гегелевской критики очевидна: тут речь идет не о бесконечном множестве вещей, а о космологических идеях, которых только четыре и может быть в точном соответствии с четырьмя категориями чистого рассудка (количество, качество, отношение, модальность).

Сформулировав эти четыре антиномии, сам Кант явно выразил свои личные симпатии к тезисам, а вот почитатель и одновременно критик Канта Артур Шопенгауэр признал за истину антитезисы и счел кантовские аргументы в пользу тезисов неубедительными[vii]. На мой взгляд, в этом споре, который можно вести бесконечно, оба одновременно и правы, и неправы. Между тем проблема решается безо всяких сложностей, если иметь в виду, что тезисы относятся к идеям разума о бытии, тогда как антитезисы безо всяких противоречий могут быть приложены к характеристике существования как суждения рассудка, сделанные на основе данных чувственного опыта. Рассмотрим каждую из четырех антиномий в этом плане.

Итак, первая антиномия, касающаяся количественной характеристики мира. Здесь тезис «Мир имеет НАЧАЛО во времени и пространстве» означает лишь то, что пространственный мир имеет вечное начало во времени. Иначе говоря, в каждое мгновение своего существования мир вечно творится бытием. Хотя Гегель и подозревал Канта в том, что тот под вещью-в-себе подразумевал Бога, сам Кант никогда не использовал термин «Бог», как и слово «душа», ни в одной формулировке тезисов четырех антиномий. При этом Кант не просто осторожничал. Дело в том, что под этим вечным началом мира во времени с равным успехом – причем, безо всякой мистики, чисто логически – можно подразумевать не только Творца, но и каждого человека, для которого субъективно мир имеет начало во времени только с того момента, с которого он начинает воспринимать мир. Это происходит уже во чреве матери, может быть, с момента зачатия, а до того для человека не только внешний мир отсутствует, но даже некое «ничто» не существует (миру просто не для кого отсутствовать)[viii].

Что же касается антитезиса первой антиномии, то это, в сущности, математическое суждение рассудка о мире конечных вещей, который всегда полагается рассудком как бесконечный в пространстве и во времени подобно бесконечному ряду натуральных чисел. В этом, кстати, и состоит его, рассудка, диалектика – единство противоположностей (конечности и бесконечности). В целом же, в суждениях о количественной характеристике мира нет никакой антиномии, а есть суждение разума (идея) о бытии и суждение рассудка о существовании мира конечных вещей.

Вторая антиномия. Она касается качества. Напомню, что в философии понятие «качество» – это не оценка вещи с точки зрения «плохая – хорошая», а характеристика специфики, или отличия, одной вещи от другой по тем или иным признакам и свойствам. Тезис: «В мире есть ПРОСТЫЕ сущности.» Антитезис: «Нет ничего простого, всё есть МАТЕРИЯ.» Простота, о которой речь идет в тезисе, означает только то, что какие-то гипотетические сущности лишены внутреннего различения, или внутренней определенности и дифференциации, поэтому не могут быть как бы раздроблены на составные части: там просто не существует этих самых «частей», а есть тотальное единство.

Со времен средневековой схоластики словосочетанием «простые сущности» обозначались Бог и душа. Еще их часто называют «идеальными сущностями», желая подчеркнуть не только их качество, но платоновское отношение (принцип «иного») бытия к формам его существования. Как уже отмечалось, Кант, формулируя четыре антиномии, всегда избегал терминов «Бог» и «душа» именно потому, что тут речь идет о простом полагании их единого и самоочевидного, но принципиально непознаваемого бытия самого по себе, или «чистого» бытия, а не о формах существования или представлениях о них.

 В свете этого совершенно очевиден смысл и антитезиса второй антиномии: «Нет ничего простого, всё есть МАТЕРИЯ.» Во времена Канта материи приписывался такой атрибут, как бесконечная делимость, разумеется, на составные части, т.е. как свойство агрегата. Вот почему тезису о простоте здесь противопоставлен антитезис о материи. Именно она и выступает тут синонимом мира существования конечных вещей (или «частей», что в данном случае то же самое). Таким образом, в суждениях о качестве, как и о количестве, нет никакой антиномии, а есть суждение разума (идея) о бытии и суждение рассудка о существовании мира конечных вещей.

Третья антиномия касается характера отношений в мире. Тезис: «В мире существуют СВОБОДНЫЕ сущности.» Антитезис: «Нет никакой свободы, все есть ПРИРОДА.» Пожалуй, это самая «антропологичная» из четырех антиномий, напрямую выводящая к проблемам нравственной ответственности человека. Проблема, которую обсуждают уже сотни или даже тысячи лет: должен ли человек нести моральную ответственность за действия, которые совершает не по своей воле, а в силу объективных обстоятельств или природной необходимости. Сторонников как первой, так и второй точки зрения всегда было предостаточно. Но это тема отдельного разговора, сейчас мы говорим только об антиномичности суждений о том, есть ли в мире свобода или ее нет вовсе.

Как и в случаях с первыми двумя антиномиями, третья антиномия также иллюзорна. Есть идея разума о неизбывной свободе бытия, присущей как свободе Бога, так и свободе я-бытия, поскольку ни первый, ни второй субъект по определению не может быть связан или ограничен в свободе своего волеизъявления никакой природной необходимостью, хотя бы в силу ее абсолютного отсутствия в чистом бытии. И есть суждение рассудка о мире существования конечных вещей, где всё подчинено объективной природной необходимости или, по-другому, естественным законам природы.

Диалектика свободы и необходимости предельно проста: свободное бытие только тогда обретает свою действительность, когда она обретает характер объективной необходимости. Всякий раз свобода субъекта (Бога и я-бытия) именно тут, в существовании, как бы умирает, но никогда не иссякает, как не иссякает само бытие. В противном случае время бы остановилось, а бытие обратилось бы в свою противоположность – небытие, бытие которого человек, покуда он жив, не может (в отличие от «дырки» в мире вещей) ни помыслить, ни ощутить, ни вообразить, ни сформулировать без формально-логического противоречия («бытие небытия»).

Несколько иначе обстоит дело с четвертой антиномией, хотя она также, как три предыдущие, является ложной антиномией. Тезис: «В ряду причин мира есть БЕЗУСЛОВНЫЕ сущности». Антитезис: «В этом ряду нет ничего безусловного, все в нем СЛУЧАЙНО». «Безусловное» вообще не может быть «в ряду причин»: понятие причины, предполагает вовсе не свободу, а как раз объективную необходимость, обусловленность, соподчинение (субординацию), а потому имеет смысл только применительно к миру существования конечных вещей (см. третью «антиномию»). О безусловности же возможно говорить только в отношении чистого бытия, каким бы символом мы его ни обозначали (Бог или Я).

Что касается случайного, то оно противостоит вовсе не безусловному, а закономерно обусловленному, которое, как и случайное, является характеристикой мира существования, мира природы, в которой случайность (это, как говорится, хрестоматийно!) «способ его проявления», то есть одна из форм (или сторона) всё того же закономерного. Уже поэтому два суждения четвертой «антиномии» не могут быть названы антиномиями, поскольку не являются суждениями обо одном и том же: тезис о бытии, антитезис о существовании.

Но главное даже не в этом, а в том, что четвертая космологическая идея (и, соответственно, четвертая антиномия) чистого разума была выведена Кантом на основе четвертой категории чистого рассудка – модальности. Сам Кант подчеркивал специфику ее функции. Эту специфику он усматривал в том, что категория модальности (т.е. возможности, действительности и необходимости) ничего не прибавляет к суждениям рассудка о предмете, а касается «лишь значения связки (данных чувственного опыта – А.Ч.) по отношению к мышлению» (Т.3. С.171). Ключевое слово тут – «значение». Значение, которое рассудок придает данной «связке». То, что на уровне рассудка ограничивается значением, в космологической идее чистого разума предстает как значимость, ценность, смысл всякой возможности, действительности и необходимости в бытии.

Тезис четвертой антиномии – это суждение разума о смысле бытия, его безусловной возможности, действительности и необходимости (неслучайно Гегель выразил суть и смысл всей системы своего абсолютного идеализма короткой фразой: «Идея понята в ее необходимости»). Но параллельно этому тезису всегда возможно суждение рассудка о мире существования, в котором всё обусловлено, т.е. необходимо, несвободно, при этом еще и случайно и «в этом смысле бессмысленно». Однако смысл – это не потерянная вещь, валяющаяся на дороге, которую можно искать. По вопросу о смысле (либо бессмысленности) существования никакой рассудок ничего судить в принципе не может. Это привилегия диалектического разума, воображения и желания: то чего хочет человек найти в этом мире, то он и находит. Иначе говоря, смысл чего-либо не обнаруживается, а придается самим человеком. Смысл – это то, что возможно благодаря онтологической свободе субъекта.

Таким образом, с точки зрения диалектики бытия и существования кантовское учение об антиномиях чистого разума – это учение не о выборе между взаимоисключающими суждения. Это не «диалог глухих», в котором каждый категорично заявляет: «А я считаю, что дело обстоит вот так и никак иначе!», – и высказывает своё мнение, т.е. то, что ему мнится. Смысл антиномий совсем в другом – кем человеку осознавать себя: вещью среди вещей или свободной личностью, в своем бытии (не в существовании!) тождественной Богу. Отсюда – и кантовские симпатии именно к тезисам, хотя философ в связи с космологическими идеями не говорит слово «Бог».

Нет этого слова и в названии предпоследней части трансцендентальной диалектики «Идеал чистого разума». Если и можно заподозрить Канта, якобы опровергшего пять доказательств Фомы Аквинского бытия Бога, в том, что на месте поверженных доказательств он соорудил «шестое», то это отнюдь не морально-нравственное доказательство, а учение об идеале чистого разума. Но на самом деле Кант никогда не доказывал и не опровергал бытие Бога, он просто показал, что человеческий разум, раздираемый между своими представлениями о бытии и тем, что рассудок находит в чувственном опыте, – дабы сохранить своё единство и целостность – неизбежно приходит к идее единства своего Я и мира, в котором живет. Эта идея и была названа Кантом идеалом чистого разума. Этот идеал нельзя назвать Богом, но его можно выразить через образ Бога. Ничего лучшего за всю свою историю человечество еще не придумало, и вряд ли придумает.

Какими бы наивными и нелепыми, противоречащими здравому смыслу, а тем более науке не казались одним людям представления о Боге других людей, всё же будем помнить, что человек всегда в кого-то верит. Не только потому, что он чего-то боится и на что-то надеется, не потому, что его кто-то обманул, преследуя какие-то корыстные цели, не потому, что жизнь человека полна страданий и несправедливости, а потому что человек – пока он имеет силы оставаться человеком – стремится к тому, чтобы сохранять онтологическое единство своего Я и мира, в котором живет.