Онтологические прогулки

 

 

О средообразующей роли отдельно стоящего дерева

 

 

Вообще-то, конечно, любое бытие, это – мера, фокус в отношениях множества бытий, как старый дуб, от которого пошел лес.

Но, ведь, это может быть и такой фокус, как та точка в двадцати тысячах километрах от Земли, где ничего нет. Но и Земля, и Луна вращаются вокруг нее, являясь в астрономическом смысле двойной планетой. Понимаете, Земля – есть, Луна – есть, а в этой точке ничего нет, и они – вокруг нее… Так я за то, чтобы там хоть спутник какой повесить, чтоб знать, вокруг чего всё вращается.

Я именно за то, чтоб в душе был какой-то остаток. И думаю, он имеется, но одни его взращивают и культивируют, а другим от него тошно и страшно. Это – тяжелый труд и огромный риск, чересчур перебрав с самобытностью, можно опять оказаться и никем, и даже ничем. Абсолютная независимость, как и абсолютная зависимость бытия не имеют. Получается, что иногда надо и удерживать себя от бытия, чтобы в самом деле быть.

В Евангелиях мельком проскальзывает некий Велиал. Это – гламурный дух небытия, которого нет, и он знает об этом, тоскующая маска надетая на пустоту, что-то вроде шоузвезды с толпой фанатов, или резиновой женщины. Например, Гермес Трисмегист. То обстоятельство, что его не было, не помешало ему наваять прорву толстенных трактатов, полных многозначительнейшего тумана и обзавестись толпой последователей.

А были другие, кого я ранее назвал или не называл. Гламур их облепил толстым слоем, а если эту грязь смыть – под нею все-таки остается довольно твердый орешек. Бытие мало найти, его, по-моему, надо еще и удержать.

Принято считать, что настоящие люди тихо и бесхитростно растят хлеб, пасут скот, рожают детей и не оставив следа умирают, освобождая место для новых очень настоящих людей. Только, ведь и настоящие кошки тоже, хлеб, правда, не растят, но бесхитростно ловят мышей и воробьев. Есть же какая-то разница? – Она в разуме, конечно, а разум – в поиске своего бытия, в попытке поместить что-то реальное в фокус.

Может быть, для того и придумана смерть, как явленная угроза небытия, чтобы понять, она есть при жизни, как отказ от своего бытия.

Согласно легендам, жил в Уре халдейском (или в Уруке огражденном) Гильгамеш. Ему принадлежит самое великое открытие в истории человечества: шокирующее открытие смерти. До него никто не знал, что это такое, даже Иов.

Погиб у него единственный друг Энкиду, и отправился Гильгамеш в странствие за травой бессмертия, чтобы друга воскресить и самому избежать. Был он и в Эдеме, и на островах блаженных, где царствовал Кронос, и узнал от него, что спрятана трава на дне Океана.

Взял Гильгамеш большой камень и нырнул на самое дно. Сорвал траву, вынырнул, с трудом доплыл до берега. В глазах – круги, в голове – муть, грудь чуть не разорвалась, упал без сил на отмели и забылся.

Мимо проплывала все та же вездесущая змеюка и сожрала траву.

С тех пор змеи и не умирают, они меняют кожу.

А о Гильгамеше сложили удивительную поэму.

 

Каин и Сиф

 

 

Родились у Адама с Евой сыновья, и Каин убил Авеля.

А когда Всевышний, выходивший иногда за ворота, спросил его: «Где брат твой, Авель», Каин хамовато ответил: «Разве я сторож брату своему»!

Странно, но этот случай убийства не был наказан. Мало того, Каина даже взяли под защиту. А когда он испугался и закричал: «Так, ведь, любой может и меня тоже»!!! - Ему сказали: «Ну, уж, нет. Кто тебя пальцем тронет, тому всемеро отомстится»! И поставили печать, отметив, чтоб никто не сомневался, это – Каин, и его трогать нельзя.

И действительно, за что же можно было наказать Каина, не знающего, что такое смерть! Но ужаснувшись и испугавшись, Каин оказался носителем бесценного опыта, опыта убийства и чужой смерти, опыта вины. Благодаря ему, позднее стало возможным сформулировать: «Не убий»! - И тогда уже всем стало понятно.

Каина просто прогнали с глаз долой, и начались две параллельные истории двух народов: Каина и Сифа, пред Богом ходящего, пускаемого за ворота Эдема третьего сына Адама и Евы.

Эту историю потом осмыслит св. Августин в трактате «О граде Божьем», и скажет, что все мы живем одновременно в двух царствах, и в любом своем поступке должны понимать, граждане какого города – Божьего или в человеческого – мы сейчас. Одной ногой в Эдеме, а другой – за его пределами, пограничные, ойкуменальные по своей природе существа.

Каждый народ – и Каинов, и Сифов – в свое время изобретает всё: и музыку, и торговлю, и науки, и войны. Но один – защищается, а другой – нападает. Тувалкаин изобрел железное оружие, и первый меч подарил своему папаше Ламеху. Тот так обрадовался, что сходу снес десяток голов, и похвалялся: «Если за Каина отомстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят семь раз»! - А вот, уж, дудки!

В основе одной из этих историй лежит преступление, и эта история непременно завершится. Не надо Каина наказывать, его потомки сами передерутся меж собою. Опыт Каина был ценен, а опыт Ламеха – никому не нужен, и без него все известно.

Но про Каина есть в Новом Завете притча о блудном сыне, о раскаявшемся и вернувшемся. В ней три персонажа: сам блудный сын, его Отец, и старший брат, вероятно, Сиф, ради которого и праздник не устроили, и тельца не закололи.

Не было у Сифа опыта, и он так ничего и не узнал.

 

Жил человек

Жил человек в пустыне Хуш, и звали его Иов. Всем известно, что произошло с ним.

Но, вот, что странно, Иов – бунтовал! Он клялся, ругался, чуть не в драку кидался на своих оппонентов, каковые его увещевали во вполне правоверном духе. Иов был и хотел быть. И он снова стал, пережив черную полосу небытия.

Древние легенды настойчиво проводили мысль, неосознанно выраженную Ницше: «Ученики мои, уходите от меня! пока вы не уйдете от меня, я не вернусь к вам». Пока ты не начал жить самостоятельно, ты не узнаешь, кто ты на самом деле. Эту мысль Всевышний сформулировал коротко: «Не поминай имени моего всуе». Говоря пространнее: если у тебя оторвалась пуговица, пришей ее сам, не проси Бога. - «Эти вопросы решаются в совете мудрейших».

Как рассказывается в Агаде, однажды во время оно сцепились друг с другом два раввина: ребе Йошуа и ребе Элиэзер. Они схватились по таким тонким вопросам ритуальной чистоты, что нашему современному брату лучше и не спрашивать.

Битва была не шуточная. И когда Йошуа исчерпал аргументы, он воздел руки горе и возопил: «Пусть же стены докажут мою правоту»! – И стены из уважения к Йошуа начали падать.

- Цыть! Не вам вмешиваться в спор мудрейших! – Прикрикнул на них Элиезер.

И стены из уважения к Элиезеру не упали. Из уважения к Йошуа они продолжали падать, но из уважения к Элиезеру не упали до сих пор.

Увидев, что аргумент не сработал, Йошуа опять воздел руки горе и провозгласил:

- В таком случае, пусть само Небо докажет мою правоту!

И раздался Небесный Голос. Всевышний, раздвинув облака, выглянул оттуда и спросил:

- Ну, чего ж это вы опять сцепились, сыны мои жестоковыйные! Ведь всем же известно, как у Йошуа подвешен язык. Он все равно вывернется и настоит на своем. Да и в конце концов, какая разница?

На что Элиезер, задрав голову, ответил:

- А ты там давай, не вмешивайся. Ведь это же ты сказал нашим отцам на Синае, что как раз эти вопросы и решаются в совете мудрейших!

И Небесный Голос растерянно умолк.

 

Осознав себя свободными, прародители узнали уже не голос, но странное молчание Небес. И их отношение с Небесами сразу изменилось. Если греки норовили показать своим богам кукиш, и даже заключив договор, они достойно обводили их вокруг пальца, то теперь это стал договор о добросовестном сотрудничестве. И люди осознали себя соучастниками с самим Богом в общем плане творения.

Конечно, масштабы работ несоизмеримы: Всевышний воздвигает величественный храм мирозданья, но людям он дал заказ на строительство ступенек к порталу этого храма. А без ступенек, в храм тоже не попадешь. Он передал проект, оговорил параметры качества и сроки и присовокупил, что остальные вопросы решаются в совете мудрейших. «Не поминай имени моего всуе»! – Если тебе нужно рыть яму, купи экскаватор, арендуй, возьми кого-нибудь на субподряд или копай руками, это – твое дело, а ему важны качество, сроки и соответствие проекту. Можно представить себе самоуважение людей и их собственное достоинство, когда они вдруг осознали себя соучастниками с самим Всевышним в общем деле!

В Агаде об этом рассказывают так:

Однажды Он создал небо и землю, заселил, выделил из Торы ее фрагмент, касающийся дел земных, и пошел с Земной Торой по народам с предложением: «Не возьметесь ли»?

Мужики на земле внимательно прислушивались, чесали бороды и интересовались:

- А что нам за это будет?

- А что вам надо?

Скребли в затылках:

- А чё! Земля – есть, куря – есть, барашки – бродят, вроде, всего в достатке. Нет, не возьмемся.

И так ходил он, пока не наткнулся на один народ, у которого всего было вполне, кроме земли. И на его вопрос народ ответил своим вечным крестьянским вопросом:

- Землицы бы нам, Господи!

- Хорошо, будет вам земля.

И так появилась земля обетованная, обещанная, то есть.

Потом, конечно, исход, Иордан, помахали мечами и дубинами. Кого-то прогнали, кого-то не смогли, сжились. В этом романтическом порыве была надежда, и было счастье близкого обретения. Но вот, через пару веков всё утряслось и устаканилось, и неожиданно пришло понимание: земля – вот она, под ногами. А счастья как не было, так и нет.

И опять возникло подозрение, что не об этой земле-то Он говорил, и родилась мечта о Небесном Иерусалиме, прошедшая через все средневековье.

 

«Эти вопросы решаются в совете мудрейших», - А как их решить, проблему вечно падающих неподвижных стен? Например, шабат, или невероятное противоречие Троицы? Конечно, поначалу сама сложность этих проблем не воспринималась юным умом человечества, и оно смотрело на вещи просто.

Бежит запыхавшаяся толпа во главе с Моисеем, уходя от войск фараона. Кто ж наверняка знает, потонули они там или берегом прошли! Остановилась толпа только у Синая, и началось брожение: а надо ли было бежать, а чего нам дома не сиделось, а манна осточертела, мясца бы от пуза! Всевышний, правда, хорошо пошутил с перепелами. Однако бурдящая толпа – головная боль.

И стало любопытно Моисееву тестю, что там его зять натворил, что это за толпа такая? Подкочевал он поближе и пригласил зятя в гости. А там за парочкой бурдючков красного сухого винца всё подробно выспросил. А потом заключил мудрейший мужик:

- Да-а, дело ты затеял серьезное. Но ты не прав, когда пытаешься сам все урегулировать и везде нос сунуть. Надорвешься и еще больше смуты заведешь, только все испортишь. А надо тебе зять, пока ты в авторитете, поставить над десятью – десятника, над десятниками – сотника, над сотниками – тысячника, а самому сидеть во главе и решать только общие вопросы. А для этого нужны общие правила.

Моисей призадумался, а утром полез в гору, на встречу.

Там Всевышний и начал ему Закон надиктовывать. Он диктует, а Моисей каменными орудиями на двух каменных плитах высекает. Не простое занятие, понятно, месяц понадобился. Всевышний диктует, Моисей – вырубает: «Не сотвори себе кумира». А в это время толпа под руководством Моисеева брата Аарона собирает украшения и льет золотого тельца для поклонений.

Моисей спускается с двумя тяжелыми каменными плитами в охапке и видит эдакую мерзость. Первая его естественная реакция: хвать одну плиту о землю – вдребезги. Хвать другую – вдребезги, и обратно на гору, объясняться.

Всевышний разозлился на Моисея за скрижали. Да не за то, что он их разбил, а за то, что не разбил их о голову брата своего Аарона.

 

Прошли века, и попытки совместить десять заповедей с реальностью привели к невероятно сложному и путанному законодательству, регламентирующему каждый шаг.

В Агаде рассказывают следующее.

Когда великий Моисей умер, он пришел к своему другу. И видит, сидит тот на облаке и буковки Торы венчиками унизывает.

- Что ты делаешь, Господи, они и без того хороши!

- Ничего ты не понимаешь. Через пару веков придет ребе Акива и начнет из каждой буквы Торы бездну смысла извлекать. Вот я заранее и обеспечиваю его работой!

- Интересно, а можно посмотреть?

- Вернись назад.

Вернулся Моисей через пару веков, пришел в синагогу и сел в двенадцатом ряду. Вышел вперед Акива, и как начал говорить, как на-чал говорить, как наа-аачал говорить! – Через десять минут у слушателей заплелись извилины. А когда Акива закончил, после некоторого молчания встал один из слушателей и потрясенно спросил:

- О великий ребе, скажите, на основании чего вы делаете свои умопомрачительные выводы?

- На основании Заповедей, которые великий Моисей принес нам с Синая! – Ответил Акива.

Услышав эти слова, Моисей встал на четвереньки и, стараясь быть незамеченным, тихонько вышел из синагоги.

Воистину, как сказано в более поздние времена: «Если сын у тебя в субботу провалится в колодец, ты что же, будешь ждать воскресенья, чтоб его достать»?

 

Закон, конечно, необходим. Наверное, по высшему замыслу предполагалось, что он послужит инструкцией, формирующей самосознание. Что поначалу его будут соблюдать, не понимая смысла, просто из веры. Не зря же в самом начале декалога говориться: «Верь мне, ибо я Бог твой, и не верь никому другому»! - Кстати, это великая мысль: подбросить людям неразрешимую задачку, освятив ее Божественным авторитетом, интеллект при этом, в попытках решения невероятно развивается.

Потом, когда самосознание сформируется, и люди научатся жить своим умом, можно будет и цель им показать: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный»!

Но это – между делом. Смешно звучат слова: «Бог говорил, а на самом деле он имел в виду!..», - слова, которые так любят сегодняшние священнослужители. Поневоле закрадывается подозрение, что сидели они со Всевышним в кафушке, и тот им за кружкой пива повествовал, что он имел в виду на самом деле. Правда, один из священнослужителей в ответ мне грозно сказал: «Бог пива не пьет»! – Наверное.

К нам в «совет мудрейших» однажды пришел соискатель и принес диссертацию. И на вопрос:

- Откуда ты эту идею взял? – Он ответил:

- Бог послал.

- А чего ж защищаться пришел?

- Бог велел.

Пришлось ему сказать:

- Веди автора. Мы за плагиат ученые степени не даем.

Но я отвлекся.

 

Родились у Исаака два сына: Исав и Иаков. Близнецы, не однояйцовые. Иаков припоздал с рождением минут на пять.

Исав – любимец женщин из-за мохнатых грудей, лобешник узенький, кулачищи огромные, и в лобешнике несколько известных вкусных интересов. Иаков – умница, очень образованный по тогдашним временам и размышляющий человек. Кому должно быть дано благословение?

Благословение отца, это, по канонам древнего Востока, юридический акт передачи имущества по наследству, чтоб не распылять. Кто может быть вождем, тупой Исав, или умница Иаков? Животное или разумный человек? По канонам древнего Востока, только – старший сын, то есть, Исав.

И тогда ум поборол силу.

Всем известно, как поступил Иаков, как он хитростью выкрал благословение, умен ли он был, или попросту хитер? Но был он вынужден бежать, ибо кулаки отца его Исаака – знамениты. И стар Исаак, и подслеповат, но он – тот, кто во тьме ночной сошелся с Кем-то на кулаках, и никак Тот не мог его одолеть, пока в каратистском прыжке не перебил ему колено. А потом сказал, запыхавшись: «Ну, ты и силен, парень. Будет тебе имя Израиль, и размножу я тебя как песок морской».

Иаков хорошо понимал, чем окончится жизнь, если отец распознает хитрость. И бежал к двоюродному дяде, к Лавану. Бежал, и думал о справедливости. Справедливость же тогда выглядела, как и сейчас, очень странно.

А именно так: раскинул, например, бедуин шатер. И живет в этом шатре сто лет, двести, триста… Тут и дети у него народились, внуки, правнуки… И он тут похоронен. Вокруг шатра верблюды бродят с барашками вперемешку. Рядом – соседи, на которых все его дети попереженились, а дочери поперезамужествовали. Вполне родная, «историческая земля».

И вдруг ночью врываются соседи в шатер и начинают бедуина бить дубинами. С ума сошли, что ли? Беда бедуину, заплакал он, свернул шатер и подался в чужие места. А там, ведь, тоже люди живут, и все – родня, и всё – поделено, и приходится ему врываться в шатер и бить родню дубиной. Побежала родня, и так далее, до самого Китая. А потом круг замыкается и с севера приходит орда варваров. Мы сейчас можем, наконец, сказать, что вероятно, вся причина в том, что барашки травку съели. А для бедуина это выглядело, будто опустилась с неба большая ложка, и помешивает кашу, помешивает…

Бежит Иаков к Лавану и думает о причине зла. Пешком – далеко, два дня, как минимум, пешего хода для юного, тощего и легкого Иакова. Устал, завернулся в халат, упал на каменистую землю, и заснул.

И приснилось ему, что опустилась с неба большая лестница, со ступеньками. И ходят по ней вверх-вниз ангелы. А Иакова и его потомков обещается размножить как песок морской. Проснулся Иаков, и понял, что нет никакого зла. Оно только кажется, а на самом деле, это Всевышний делает из животных людей. Мыслящей глине тоже не нравится, когда ее мнут и отрывают куски. Мыслящий мрамор не любит молота и резца, а на самом деле, из него делают прекрасную статую.

Эту лестницу и зовут историей. До сих пор применяется аналогия: вниз – регресс, вверх – прогресс, так и поднимаешься «по ступеням общественного прогресса».

Правда, это только второй класс школы, если считать греков - первым. Нужно много времени, чтобы понять, что человека из себя каждый делает сам. Или не делает.

Кстати, когда Иаков разбогател, и уже со своими потомками кочевал, его путь пересекся с путем Исава. Иаков очень боялся, переживал… А Исав, без всякого духовного благословения возглавивший народ из-за отсутствия Иакова, так был рад встрече! Не понял он, почему братан сбежал, не понял, что его, оказывается, когда-то облапошили.

Иаков придумал то, что позднее стали называть «историей». И его «история» куда-то ведет. А Исав был счастлив простым земным счастьем, которое многим нравится.

 

Почему же

Почему же все это называется мифом. Ясно, не из-за мифологического материала, не из-за опоры на доисторические анекдоты и не из-за воображения автора, это было бы неинтересно. Скорее всего, из-за того, что сама история, это – миф, скрывающий за собою каждую человеческую жизнь. Личный поиск самого себя, это, по-моему, как раз и есть то, что превращает миф в реальность и придает истории смысл и действительное содержание. Без такого поиска она не более чем россказни, писанные на камнях или бумаге, и понимаемые каждым на его собственный манер. Это – роман, не дописанный и не дочитанный до конца.

В стародавние времена была сформулирована огромная проблема антропогенеза: что такое человек и откуда он на свет появился. Уже два века разыгрываются целые сражения между эволюционистами и креационистами, а в последние годы суды завалили исками: от Бога или от обезьяны!

Креационисты считают, что от Бога, но никак не могут объяснить – зачем Ему понадобилось такое своенравное существо, чтоб с ним столько тысячелетий нянькаться. Библию почитать – одни жалобы: ну, жестоковыйны, ну, упрямы, ну, своерылы, им – стрижено, они – брито!

Эволюционисты же уверены, что человек, это сошедшая с ума обезьяна. И в самом деле, что надо обезьяне, чтоб добыть банан? – Поднять ногу, сорвать и засунуть в рот. А человеку? – Получить образование, найти работу, заработать денег, и только после всего этого – купить. Да если б она только знала, какая хозяйственно-экономическая, а то и политическая цепочка отдалит от нее банан, ни за что бы не стала превращаться.

Эту многовековую загадку антропогенеза решил только Сартр в XX веке, сделав неожиданное открытие: человек произошел от папы с мамой. А что до метафизических причин, то это – вопрос личных амбиций. Ну, хочется кому, считать себя сыном Божьим – пожалуйста. Ну, захотелось быть потомком обезьяны – на здоровье. Ну, пожелал быть продуктом инопланетных технологий – флаг тебе в руки, трусы – парусами, и – бодрым шагом вдоль забора. Кем захотел – тем и будешь.

Проблема, ведь, совсем не в том, откуда и по какой причине мы на свет появились, а в том, что мы уже есть, и именно такие, какие есть. И, вот, с этим надо что-то делать, и как-то дальше жить.

А как жить, если мы на плотике посреди безбрежного океана, в котором нет ориентиров? Плывем, и не знаем, есть ли у океана дно и берега, что за рыбы в нем, какие теченья, куда грести? Плывем себе не зная звездного неба, без карт морских течений. Но вот, что любопытно: плотиком мы управлять можем, хотим, повернем направо, хотим, налево, или кружимся на месте. А временами этот плотик под ногами рассыпается, и мы скачем с бревнышка на бревнышко и пытаемся распадающийся мир новыми узлами связать.

Гребем в разные стороны, и плывет плот зигзагами, разрываемый на части ссорящимися гребцами. Почему была не достроена Вавилонская башня? – Потому, что каждый строитель бежал к ней со своим краеугольным камнем, норовя выбить камень, только что заложенный соседом.

С чего, вдруг, кто-то решил, что человек от природы потенциально совершенное существо? – Да, скорее всего, гад он, мерзавец и сволочь! Что ему ни скажешь, по-своему переврет. Но он таков, каков есть, и именно ему определять свою жизнь, безо всяких ориентиров, веря лишь в одно: все, что ни делается, делается к лучшему. Впрочем, иные считают, что к худшему.

С чего вдруг решили, что история, это – то, что было? - Это – то, что, что было для меня и будет из-за меня. Это – то, что люди переживают в течение своей жизни от сотворения мира до апокалипсиса и суда, в котором смерть приобретает значение меры, взвешивающей действительное, а не мнимое бытие человека, созданное им в течение жизни. Это – будущее, а не прошлое.

Лишь бы хватило собственного достоинства.