Проза

 

Утром деревья потягиваются спросонок. Делая зарядку, они кланяются вправо и влево, вперед и назад, а иногда бегут на месте. Ослепительно ярким субботним утром Шмокодявка выглянул из дупла и, протирая глаза, посмотрел по сторонам. Деревья приседали, придерживая прически, чтобы не растрепал их рассветный ветерок. Зеленая трава на поляне под солнечным светом казалась почти желтой. Распушив усы, ворона сидела на мохнатом пне и командовала по автомобильному:

- К-раз, кр-раз!..

Шмокодявка спустился на землю и пошел к ручью умываться. Ему было грустно, даже ледяная родниковая вода не могла его развеселить. Он плескался, потом бегал по берегу, чтобы согреться и вытряхнуть из себя остатки сна и думал. Вчepa он долго спорил с Гаврилычем. На Гаврилыча напала тоска. Он лежал на спине возле ботинка, презрительно выпятив губу, помахивал над головой хвостом и доказывал Шмокодявке, что на свете не осталось уже ничего нового и интересного.

- Везде одно и то жe. - Говорил Гаврилыч. - Деревья, кусты, птицы, всякие сучки, дрючки, и закорючки. Выйдешь утром из ботинка - трава. Что я, травы не видал? Пойдешь к ручью - вода, что я, в воде не купался? Скучно. Дома сидишь - книжку листаешь, пойдешь погулять - только и дел, что пострелять по чайнику, - И Гаврилыч отпихнул хвостом свой любимый пистолет с присосками.

- Да ты только посмотри в ручей, там столько всякого много! - Возмущался Шмокодявка и разводил лапы, показывая, сколько в ручье всего.

- Ничего там нет. - Бубнил Гаврилыч. - Одни раки, что я, раков не ел?

- Пойдем, я тебе пещеру покажу!

- Да разве это пещера! Так, дырка в горке. Нет у нас пещер настоящих, вот в Париже пещеры!..

- Ну, поехали в Париж! - Сердился Шмокодявка. - Заяц отвезет, а Бембекс паспорт выпишет.

-Что я, Парижа не видал? - Гаврилыч поднял лапу и лениво потянул на ботинке шнурок, развязывая петельку. А потом снова стал завязывать, Нельзя же всю жизнь шнурки дергать! - Шумел Шмокодявка.

- Можно.

Некто, позднее названный Кукой, задумчиво переводил взгляд с одного спорщика на другого и грыз конфету.

- Это от безделья. - Сказал он, причмокивая. - За деревьями леса не видишь, Гаврилыч. На тебе яблоко, полегчает.

- Да ну его, - ответил Гаврилыч и отвернулся, ворча: «Безделье, безделье, это, вон, в городе дела варят, делавары, племя городское».

И начал ворчать под нос:

 

 

Так и не кончился у них спор ничем. Шмокодявка высушил промокшие уши и пошел по берегу.

На прошлой неделе он пообещал Зайцу сделать капкан для лисиц. Зайца стали беспокоить лисицы, наверное, тоже из города убегают. Каждую ночь стучат то в дверь, то в окно и поют сладкими голосами: «Выйди Заяц на лужок, дам тебе я пирожок!..» Заяц кидался шишками, стрелял из рогатки, даже брал у Гаврилыча пистолет. Лисицы уходят, а через час опять появляются, стучат и поют. Лисиц, и в самом деле, развелось много, из-за каждого куста то хвосты торчат, то уши. Надо помочь.

Шмокодявка шел и поглядывал, не попадется ли где-нибудь пипеза, подходящая для капкана. И тут услышал он странный шум за ручьем, словно рычал кто, или, скорее, хрюкал, и даже не хрюкал, а подвывал, что ли... Такого шума Шмокодявка никогда не слышал, да и не бывал здесь еще. Перейдя по камням ручей, он осторожно раздвинул кусты и увидел домик. Старый, некрашеный, кривой, жалкий какой-то. Окна без стекол, дыма из трубы нет, дверь скрипит и на одной петле болтается. Шумело оттуда, а возле завалинки под лопухом, так, что и не увидишь сразу, если не искать, росла отличная пипеза.

Шмокодявка заглянул в окно и увидел двух Пузанчиков, он сразу понял, что это - спящие красавцы. Один лежал на спине, другой на боку и оба храпели. Ералаш в доме царил неописуемый, неприглядное жилье: пыль толщиной с ковер, поломанный стул, треснутое зеркало, на полу две пустые тарелки и больше ничего. «Бедновато живут.» - Подумал было Шмокодявка, но тут в дверь тихонько вошла лисица, ухмыльнулась и одну тарелку унесла.

От долгого сна Пузанчики уже приклеились к полу. Шмокодявка вошел и пощекотал их за пятки, удивился: «Здорово спят!» Те не пошевелились, лишь захрапели иначе. «Надо будить, - Решил Шмокодявка, - а то они так и состарятся во сне!» Он подергал Пузанчиков за уши, потряс их, попробовал перевернуть, затем долго кричал и стучал стулом по полу, потом призадумался. Пузанчики спали, и стало ясно, что так просто их не разбудить.

- Бембекс что-то говорил про городских Пузанчиков, еще когда он не был таким жуком и с ним можно было разговаривать. Трудно ему было с ними. «И прыгают, - рассказывал, - и жуют. Мы их развлекаем, машин нагнали, музычки, ярмарку организовали, скачкодром, опять же, а они прыгают кучками, жуют что-то и орут, да глазами не мигая пялятся…» Да, Пузанчики, это проблема. Ходят слухи, что сами проснутся, когда срок придет, даже теория такая есть, и поговорка: «Пузанчик проснется - дом перевернется». Слухи, - Шмокодявка хмыкнул сердито, - теории, поговорки, а дом у них и так рушится...

Шмокодявка вышел на порог. Светило солнце, шумели деревья, между ветвями трудился паук, плел что-то своё. В ручье на камешке, лениво обмахиваясь плавником, загорал карась. И вообще, вокруг гудела, мельтешила и топала разная мелкая и крупная жизнь, из-за каждого дерева торчали оранжевые лисьи хвосты, как цветы на клумбе. А сзади спали и спали себе опухшие Пузанчики. «Вот кому скучно! - Пробормотал Шмокодявка, - Им, наверное, и сны уже не снятся. «К дому подбежала еще одна лисица, Шмокодявка посторонился, и она шмыгнула в дверь, а вскоре вернулась с другой тарелкой.

- Давно они так? - Поинтересовался у нее Шмокодявка.

- Всегда! - Тявкнула лисица и умчалась в кусты. Давненько... Шмокодявка посмотрел ей вслед, нарвал пипезы, - много, все-таки, лисиц развелось, и пузанчиков много, - и пошел в другую сторону. Пипеза в кармане угрюмо шипела, хотела добраться до лисьего меха. «Ничего, - подумал Шмокодявка, - до дома дотерпит, а там пристрою к капкану и пусть дерет себе, сколько хочет, к Зайцу разные лисицы пробраться пытаются.

Неожиданно глянула на него из кустов морда круглая с пушистым чубом, забавная, весело улыбнулась, показав два зуба во рту. И хохолок на голове нахальный! Были у морды еще две маленькие ножки и ручки, а что касается туловища, то и признаков никаких. На месте она не стояла, а всё подпрыгивала довольно высоко.

- Здравствуй, - Шмокодявка приветливо помахал лапой, - Ты кто, сухопутный четвероног?

- Приветик! - Морда осклабилась и подпрыгнула, покачиваясь, опустилась на землю и снова подпрыгнула.

- Тренируешься? - Спросил Шмокодявка, - Здорово получается, я бы не смог.

- Тренируюсь, - Ответила морда. - Не каждому дано, у меня способности от рождения, я - пузырь.

Пузырь подскакал к Шмокодявке, протянул ручку и представился:

- Чубрик меня зовут, Зубрик по фамилии.

- Шмокодявка. - Ответил Шмокодявка, осторожно пожимая ручку, и вежливо поклонился, - Куда, прыгаем?

- Мы, пузыри, прыгаем для порядку, так нам полагается. И, как правило, никуда.

- Помогите пузанчиков разбудить. - Попросил Шмокодявка, показывая пальцем через плечо, хотя дом пузанчиков был в другом месте. Там, куда он показал, на дереве темнело воронье гнездо из сухих веток, а из него свешивался лисий хвост.

- Мы, пузыри, никогда никому не помогаем. Мы - веселые. - Чубрик посмотрел на гнездо и скривился, увидев там лисицу в шляпке с пером и с кокетливой брошкой на животике. Проворчал что-то полуразборчивое про пташек рыжих...

- Нy, так посоветуйте, что-нибудь...

- А мы и не советуем, - Ответил Чубрик, как показалось Шмокодявке - сердито. - Все - разные, одному - такой совет нужен, другому - что-нибудь еще, как угадать?

- И не надоела такая пустая жизнь?

- Надоела. Да что поделаешь, мы - такие. Уж извольте пустыми и принимать. Не нравимся - скатертью дорожка. Никому не навязываемся, потому и на месте скачем, мы - с характером.

- Ого! - Восхитился Шмокодявка, - Здорово, я бы не смог.

- И не советую. - Сказал Чубрик. - Для этого надо, чтобы один пшик внутри был, как у нас.

- Ну, уж ты-то не так пуст, как притворяешься!

- За это меня из разноцветных воздушных шариков и прогнали. Поставили здесь на тропинке и сказали: выбирай, кто не с нами, не с пузырями, тот против нас.

- Сердитый вы народ, пузыри!

- Пустой! - Махнул рукой Чубрик. - Каждый сам по себе. Не разберешься как быть с ними, а как против. Но живучий невероятно: их сапогом дави - или выскользнут, или сапог облепят, дескать, мы всегда такие были, а сапогу без нас никуда не годится. Ты думаешь, почему сапоги блестят? На каждом - пузырь.

- И что же ты решил?

- Не знаю. Назад не хочу, злюсь. Лисицы заели, а у пузырей всех дел - одни скачки на месте.

- Ну, ты даешь! - Сказал Шмокодявка, - Пойдем пузанчиков будить.

- Зачем? Пусть спят, сны смотрят. Может быть, что-нибудь интересное увидят!

- Чудак, ты знаешь, чем кормятся лисицы?

- Зайцами.

- Ну, уж нет, - Шмокодявка даже расхохотался, вспомнив своего Зайца и представив, как им попробует позавтракать какая-нибудь глупая лиса. - Пузанчиками. Пока те спят, лисы их дома разворовывают.

- Да ну!

-Точно тебе говорю. Идем, или своих боишься?

- А пусть их! - Ответил разжалованный воздушный шарик, а ныне пузырь, - Идем. - И так сильно хлопнул себя по животу, что отлетел в сторону.

Бежали быстро, и вскоре полуразграбленный домик Пузанчиков оказался перед ними. Лисицы уже вытащили стул и теперь, кряхтя, выносили зеркало, стараясь не зацепить его за дверь.

- А пыль вы тоже заберете? - Спросил Шмокодявка.

- Заберем! - Задорно ответила самая молодая из лисиц.

Чубрик посмотрел на Пузанчиков и присвистнул, словно знакомых окликнул. Пузанчики похрапывали, пуская носами пузыри. Одна из лисиц начала отламывать дверь. Шмокодявка украдкой показал ей кончик пипезы из кармана, и лиса, от страха став чернобурой, бросилась удирать, шурша хвостом по траве.

Приятели уселись на пороге и погрузились в раздумья.

- Их надо хорошенько испугать. - Предложил Чубрик.

- Чем?

- Иголкой, это - самая страшная вещь на свете.

- Нет. - Ответил, подумав, Шмокодявка. - Самая страшная вещь на свете, это - тяжелое детство без ушей...

- Да-а... - Протянул Чубрик, пораженный такой глубокой мыслью. - Этого мы им устроить не можем.

- Эй, подруга! - Крикнул он, вдруг оживившись, пухленькой лисице, опасливо выглядывающей из кустов. - Ты не знаешь, отчего они дрыхнут?

- От скуки. - Ответила лисица, но ближе подходить не стала. - А еще из оригинальности.

- Это что за слово такое? - Удивился Чубрик, поднимаясь с порога на коротенькие ножки.

- Это когда хочешь быть не как все, а быть самим собой ума не хватает. - Промолвила лисица и отошла подальше.

- Уважает. - Проворчал Чубрик. - Пятится. Врет она всё, нельзя лисам доверять.

Шмокодявка с интересом прислушивался к их разговору.

- Верь, не верь, но в этом что-то есть. - Сказал он, помолчав. - Значит, они не всегда были пузанчиками?

- Нет. - Сказала лисица. - Они были людьми. - И исчезла в глухой чащобе.

- Надо позвать Гаврилыча. - Решил Шмокодявка. - Он в этом больше разбирается, он всё видал!

Когда все втроем: Чубрик, Шмокодявка и Гаврилыч подходили к домику Пузанчиков, двери там уже не было, порога и печной трубы тоже. - «Какие хитрые! - Говорил Шмокодявка сердито. - Всё про Пузанчиков знают, все понимают, а разбудить не хотят, себе дороже!»

Гаврилыч плелся сзади и ворчал, что все ему надоело, что он подчиняется насилию. Однако пистолет с присосками взял, и уши торчали весело.

И пугать был готов, и под нос бормотал:

 

 

Над крышей гордо летали разноцветные пузыри, каждый сам по себе. Нахохлившаяся ворона, сидевшая на крыше вместо трубы, клевала их носом. Может быть потому, что дверь исчезла, храп и урчание Пузанчиков казались такими грозными, что у Гаврилыча задрожал кончик хвоста, a Шмокодявка крепче ухватился за уши, боясь, как бы их не унесло ветром. Домик опустел совершенно, ни двери, ни печки, только ворона смотрела через дыру от трубы в потолке. Даже пыли не было, полы блестели, отражая удивленное воронье лицо и кусочек голубого неба.

- В уборке помещений лисы непревзойденные мастерицы. - Практично высказался Шмокодявка. -  Надо подсказать Зайцу, пусть заведет себе одну для уюта.

- Ну что, начнем пугать? - Спросил Гаврилыч.

 

*   *   *

Через три часа взъерошенные Пузанчики уже стояли у стены и тряслись. Они впервые видели свой дом таким, даже штукатурка со стен пропала, остались, какие-то белые пятна вперемешку с черными. Расстроенных хозяев забрали с собой, Гаврилыч решил приютить их в башмаке.

- Там и стелька есть, и каблук, и носок, на всех места хватит! - Убеждал он. - Потом, глядишь, новый дом построим!

Но вечером, усадив постояльцев чистить картошку, он пошел к Шмокодявке за солью и сказал ему:

- Не понимаю, как можно проспать свой собственный дом! Совершенно не понимаю.

- Бывает. - Задумчиво откликнулся Шмокодявка, заряжая пипезой новенький капкан. - Я вот не понимаю, как их теперь усыпить. Ведь ночь приближается!..

 

*…*…*

Ворона угрюмо сидела в своей шляпке и перебирала разрозненные прадедовы листки, стараясь что-нибудь понять.

«Дурьодхана, тогда строй Пандавов увидев, приблизясь к наставнику, слово промолвил раджа. – Читал чуть-чуть обалдевший правнук. - Сыну мои и чадо, - писал прадед, - приклони ухо свое, послушая отця своего, съветующтааго ти спасьная». – Ворона послушно приклонила ухо, но листки молчали по-прежнему, и только слегка шуршали на ветерке. –И рядом какой-то график, да подсчет частоты буквы «ъ» в древнем предковом языке. А потом сразу: «Год за годом росла слава двора Артура, и самые благородные и храбрые рыцари стремились завоевать место за Круглым Столом. Боян бо вещий. О, Нии и Ниди, Нордри и Судри, Аустри и Вестри и все остальные!».

Ворона тихонько взвыла. Она же не собиралась строить никаких теорий, она просто хотела честно повторить рассказ предка на понятном нынче языке. Но получалось что-то вроде: «Не начать ли нам ребята нашу сказку про славян!  Кроме сала и булата Русь баянами богата. Что ни шаг, у нас – баян…» - Нет, не годится! Нужно искать новый подход, - решила Ворона. Надо больше смотреть по сторонам, и меньше в прадедовы писульки. Если где-нибудь и бывает история, так только в живых людях.

(Продолжение следует)