Проза

 

 

 

Сверху упала первая капля. Она была большая, с ведро, и очень мокрая. Она звонко шмякнулась о землю, и рядом с ботинком Гаврилыча появилось целое озеро. Затем упала вторая капля, потом третья, и пошел дождь. Дождь лился с серого неба весь день и всю ночь. А утром, когда Гаврилыч решил выйти наружу, он увидел, что его ботинок стоит на небольшом острове.

Заяц еще позавчера приглашал Гаврилыча и Шмокодявку в гости, а как прийти?! Гаврилыч шагнул в воду, и сразу провалился по пояс. Вода оказалась холодной и совсем не ласковой, и вообще, этот дождь ничем не напоминал теплые и веселые летние дождики. Гаврилыч выскочил обратно на берег, отряхнулся, обхватил себя руками за плечи и, зябко дрожа, уселся на пороге.

Мимо него кролем проплыл медведь, он фыркал, и ему было так хорошо, что Гаврилыч даже позавидовал.

- Привет, Гаврилыч! Прекрасная погодка! – Проревел медведь, перевернулся на спину, заложил лапы за голову, и, закинув ногу на ногу, закачался на волнах.

- М-да… – Неуверенно подтвердил Гаврилыч. – А ты, что же, проснулся, значит?

- Как же спать в такую погоду? – Удивился медведь. – Вот выпадет снег, в снежки сыграем, с горки покатаемся, опять же, на лыжах, на коньках! Хорошо! А спать потом будем, когда зима кончится. Тогда сварганим из листьев берлогу, и – на-боковую! До следующей осени.

- М-да! – Откликнулся Гаврилыч. – А вот мы любим наоборот, когда тепло и зелено, когда небо синее, солнце желтое, а облака белые.

- Я ж и говорю, чудаки вы все, ничего не понимаете в жизни. Зимой жизнь острее, а летом сны слаще. Я еще в проруби искупаюсь! – Заявил медведь, перевернулся на пузо, и фыркая, быстро поплыл дальше, оставляя за собою пенный след и высокую двойную волну.

К противоположному берегу подошли Чубрик, Заяц и Шмокодявка. К ним подсеменил Кука. Заяц забарабанил по толстому ветвистому дубу, и из шляпки, висевшей на его вершине, высунулись сначала когтистые лапы, а потом усатый вороний нос. Все были в сборе и глядели на противоположный берег и на продрогшего Гаврилыча. Только медведь, кружащий по озеру с ревом и скоростью моторной лодки, был доволен.

- Ну, и погодка! – Сказал Заяц. – Гаврилыч, иди к нам!

- Не могу. – Уныло ответил Гаврилыч. – Глубоко и холодно, а я плавать не умею. – Лучше уж вы ко мне.

- Надо строить мост. – Сказал Заяц.

- Нет, плот. – Откликнулся Шмокодявка.

- Мост! По мосту можно всю жизнь ходить!

- То-то и оно, что всю жизнь! Озеро высохнет и будет у Гаврилыча посреди сухой поляны мост ни через что. Вот, смеху!..

Друзья опять задумались.

- А может на медведе переправимся? – Робко спросил Кука.

- Медведь! – Оживился Заяц. – Перевези нас к Гаврилычу!

Медведь перевернулся на спину и в два размашистых гребка подчалил к берегу.

- Один рейс – одна банка меду! – Категорично заявил он.

- Стаканчик! – Пискнул Кука.

- Банка! – Гордо заявил медведь. – Я вам не какой-нибудь надувной матрас!

- Ну, хорошо, ма-аленькая баночка. – Согласился Чубрик.

- Средняя. – Согласился медведь. – Трехлитровая.

- Ого – Возмутился Чубрик. – А где ты банку громаднее видел?

- Я о ней мечтал!.. – С грустью сказал медведь.

Когда они уже сидели на пушистом животе медведя, по горло погрузившись в его мягкую шерсть, Шмокодявка спросил Чубрика:

- Ты-то зачем торговался? Ведь, и сам мог перелететь, ты же – шарик!

- С прошлым счеты свожу. – Буркнул Чубрик. – И о друзьях думаю, куда вы без меня, непрактичные!

 

Усатая Ворона втянула лапы в шляпку и мечтательно погладила свой обросший нос, предвидя будущее.  Задуманная история великих народов приобретала очертания. И не без помощи подушки прадеда с загадочными записками. Оказывается, с тех времен ничего не изменилось, только читать прадедову «Подушку» надо не на листках, а глядя по сторонам. Тогда и листки становятся понятными.

И так! – записала Ворона в итоге очередной главы. – Торговые отношения начинаются с мёда, потому что все любят сладости. И поэтому даже сегодня на лесной базар все приходят с карманами, набитыми маленькими золотыми баночками с разными цифирками на них, а уходят без баночек. И направляются в Большую Центральную Банку, где с давних времен командуют медведи. Ну, иногда быки.

 

 

- «И сказали мне: Чубрик! Убирайся вон из воздушных шариков!»

Чубрик аж надулся от возмущения. Он шел от болота, и даже не шел, а скакал. Подпрыгнет, метра три пролетит, опустится и опять подпрыгнет.

«Чем же я им так не понравился? – Думал он сердито. – Ну, пирог испек, ну, мэру болотному дулю показал. Ну, не стал вместе со всеми цапель гонять, нравятся мне эти птицы, ну, так и все»!

А теперь у него положение как у богатыря в старой сказке: направо пойдешь – в лоб получишь, налево пойдешь – в лоб получишь, прямо пойдешь – тоже в лоб получишь. А стоит только задуматься, как сверху голос раздается: «Ты, давай, думай быстрее, а то прямо здесь в лоб получишь»!

Скромный комар хотел было сесть ему на нос, но Чубрик так грозно глянул, что у комара пропало всякое желание приближаться. Комар запищал жалобно и заложил вираж на крыло, уходя к своим.

Чубрик был на болоте фигурой известной с самого первого дня, как туда попал. Не то, чтоб ему болото нравилось, он просто не знал, куда идти. Уходя из города, он за корягой повернул не направо, а налево, и – вот результат.

А как хорошо все начиналось!

Свернув налево, Чубрик сразу попал в густую тень. Он шел, и становилось все мрачнее, все сырее, пока под ногами не захлюпало, и комары не зазвенели полным скрипичным оркестром.

Чубрик остановился, хмуро посмотрел по сторонам, и презрительно плюнул в болото. Громкий чмок от его плевка прогудел эхом и затих в белесом тумане.

- Ты что это здесь расплевался? – Поинтересовался голос сзади.

Чубрик обернулся:

- А тебе-то что?

Сзади, опираясь на кривой дрючок стояла большая лягушка в котелке и с черным бантиком на том месте, где ожидалась шея.

- Есть мне дело! – Откликнулась она. – Я … - Догоню – удавлю! – Вдруг завопила лягушка, и, размахивая дрючком, умчалась в туман.

«Что за местность такая? – Удивился Чубрик. – Что за население»?

- Так, на чем я остановился? – Запыхавшись, сказала лягушка. – Она сняла котелок и села на кочку, напротив Чубрика. – Ах, да, дело мне есть! Не смей плевать в мое болото, потому, что я… - Удавлю! – Заорала лягушка, и выставив перед собою дрючок как кривое копье, исчезла в тумане. Только голос доносился с перерывами: «Я!.. тебя!.. вон отсюда!..»

- Так, тебе-то что?

- Цапли заели. То взрослое население губят, а то даже головастиков! Ну, никакого стыда! - Заявила лягуха, опять оказавшись за спиною Чубрика. Мне до всего есть дело, я – здешний мэр, можешь называть меня «Мэр Болотный». - Удавлю! Завопил мэр, и опять сгинул в тумане.

- Ты откуда, тоже из города? – Поинтересовался он, вновь появляясь сзади.

- А что?

- А то! Ходят тут всякие, лягушек пугают, головастиков ловят!

- Нужны мне твои головастики!

- Сам признаёшься! Знаешь, какие они у нас жирные да вкусные! Хочешь, угощу?

- Тьфу, какая гадость! – Чубрика аж передернуло. – А что же ты своими-то угощаешь?

- Потому и угощаю, что мои. – Мэр присел рядом. – А скажи, что, там в городе думают про цапель?

- Ничего не думают. У них там своих забот хватает. – Пожал плечами Чубрик. – Он припомнил: «И прыгают, и жуют. Их развлекают, машин нагнали, музычки, скачкодромы организовали, а они скачут кучками, жуют что-то и орут, да глазами не мигая пялятся… Такая сейчас у Бембекса в городе забота».

- А хочешь цапельку! – Вдруг оживился мэр. – Ты знаешь, они … – Ммм! – Он прищелкнул пальцами и провел рукой в воздухе, как-то людоедски.

Чубрика опять передернуло.

- Нужны мне твои цапли, как и головастики! – Опрометчиво заявил он.

- Вот, сам признаёшься! Лови! – Рявкнул мэр, и опять помчался куда-то с воплем: «Удавлю!». У-у-у – донеслось из тумана, куда канул мэр со своим котелком и бантиком. И гукнуло, и плюхнуло, и застонало!..

И вот здесь-то Чубрик и показал мэру болотному кукиш, да не один, а сразу семь одновременно, как умел только он. Сел на задик, и: два – левой рукой, два – правой, пятый получился из особого сплетения двух рук с кукишами, еще один – левой ногой и один – правой. Можно было бы и восьмой с девятым спроворить, переплетя сначала ноги, а потом еще и их с руками. И десятый получился бы, если посредине голову просунуть, но тогда фигура выходила уж совсем неприличная.

 

Удивленная ворона только клюв разинула, увидев эдакое, и вытянула шею, чтобы получше разглядеть.

Ошарашенный мэр выронил дрючок и с хлюпаньем опустился чуть ниже корточек.

А возмущенный Чубрик поскакал дальше, стараясь, конечно, чтобы побыстрее…

Ну, и встретил Шмокодявку.

 

 

- Однако непорядок! – пробормотал Гаврилыч, выбравшись поутру из ботинка на берег своего нового озера.

Шел мелкий дождик. Он запел журчащую песню еще неделю назад. Озеро было покрыто мелкой рябью от множества дождевых струек, тонких, как паутинки. Оно звенело, а лопухи под тем же дождем глухо бубнили, как барабаны, листья деревьев шуршали. Озеро росло и росло, хотя гаврилычев островок пока уменьшился не на много, ботинок стоял на холмике. Гаврилыч послушал эту осеннюю музыку, потянулся, зевнул и пошел к берегу умываться.

- Непорядок… - Буркнул он себе под нос, потом согнулся, высоко задрав в небо хвост, окунул лицо в озеро и поболтал им, чтобы окончательно прогнать сон.

– Умываться неудобно, в гости ходить неудобно, гостей принимать – тоже неудобно.

Гаврилыч хихикнул и застыдился, вспомнив, как Медведь, словно баржа, ложился на грунт, не доплыв до берега какой-то метр, а его пассажиры сгружались прямо в воду, брели по пояс, и потом долго сушили штаны возле печки. А сами в красивых рубашонках, кофточках и жилетиках, Кука так даже с галстуком-бабочкой, - не ходить же в гости в домашнем тряпье, - но без штанов сидели вокруг стола. Лучше всех смотрелась ворона, ей штаны по жизни не полагались. Но она и за столом не сидела, предпочитала веревку, на которой сохли штаны.

Гаврилыч прислушался. В глубине леса раздавался странный гул, но мало ли в лесу шумов! Он пожал плечами и опять задумался.

- Нужно строить причал. – Решил Гаврилыч и завертел головой, стараясь сообразить, из чего бы?

А Заяц на другом берегу в норе смотрел, как его лисица быстро сметала хвостом пыль, пил чай из блюдечка и тоже думал.

Медведь за каждую поездку к Гаврилычу требовал меду. И, хотя Чубрик быстро уменьшил плату с трехлитровой банки до литровой, но – каждый день туда и обратно! Заяц с Чубриком уже всех пчел в лесу обобрали, и так больше продолжаться не могло.

Он допил чай, погладил лису по голове, вышел из норы и пошел к Чубрику, чтобы вместе обсудить вопрос.

Сорвав по дороге лопух, и прикрывшись им, как зонтиком, Заяц быстро шел по тропинке к домику пузанчиков, где поселился и Чубрик. Мимо него с грохотом пронесся Медведь, он всегда бегал по утрам для здоровья, а за его спиной оставалась целая просека. Заяц пошел по просеке, только в обратную сторону.

Медведь добежал до озера, развернулся и помчался назад. Заяц посторонился и крикнул вслед:

- Медведь, у тебя, хоть, совесть-то есть?!

- У меня есть интересы! – Прогудел Медведь, и эхо повторило за ним: ы-ы-ы…

Заяц хмыкнул и заторопился дальше.

Гаврилыч задумчиво обошел островок по кругу, присматриваясь, из чего бы сделать причал. Можно из досок, можно из грибов. Из досок надежнее, но очень жалко деревья. Грибы не прочные, но они растут вместе с озером, и всегда будут высовываться из воды. Еще можно сгрести в кучу все опавшие разноцветные листья, толстым слоем завалившие остров. Из-за этих листьев он был похож на лоскутное одеяло. Но жалко ворону, она так любит смотреть на это одеяло из своей шляпки.

Гаврилыч потянулся, зевнул и здраво подумал: доски, грибы, листья! Эх, рубить, пилить, сажать, сгребать!..

Заяц постучал и вошел, тщательно вытерев лапы о половичок за дверью. Домик пузанчиков уже не выглядел таким разграбленным, как раньше. Стараниями Зайца и Чубрика кое-что удалось вернуть. Уже были стол и табуретки, диванчики, а главное, половичок. Трудно было уговорить лисиц вернуть половичок, если б не капкан с пипезой, ничего бы не получилось. Не известно почему, но лисицы уважали пипезу, как медведь мед, только наоборот. Стоит лишь упомянуть про нее, они становятся такими вежливыми и покладистыми!

Чубрик стоял перед зеркалом, размахивал руками и что-то бормотал.

- Здравствуй, Чубрик, ты не волнуйся, ты красивый! Видел, как на тебя наша ворона смотрит? Глаза вытаращит и смотрит, смотрит, оторваться не может!

- А как же! – Чубрик отвернулся от зеркала. – Я в лесу самый красивый, хоть мэра болотного спроси, а ворона просто завидует. Только я не любуюсь, я проблему решаю. Ты садись и не мешай.

- Что за проблема?

- С медом. Медведь, он - вон какой прожорливый!

- Ты что-то придумал?

- А как же! Речь репетирую. – И Чубрик опять повернулся к зеркалу.

- Какую речь? – Заяц удивленно посмотрел ему в спину.

Гаврилыч бродил по берегу, задумчиво почесывая в затылке. Пилить-строгать-сажать-сгребать не хотелось.

Вот, странно, что причалы сами собой не растут. Все в лесу растет, а причалы – нет. Они штучная работа, почти ювелирная. А как было бы хорошо, если б где-нибудь рядышком было причальное дерево. Сорвал – и приспособил, сорвал – и приспособил. Можно было бы каждому зверю по причалу выдать, чтоб и в гости шли со своими причалами.

К берегу величаво подплыл Медведь с Кукой.

- Причалил. – Подумал Гаврилыч.

Кука слез с Медведя в воду, вручил ему баночку с медом и побрел снимать и сушить штаны. А Медведь развернулся и важно поплыл назад. Еще и погудел на полдороге.

- Отчалил. – Подумал Гаврилыч. - Почему же эта штука причалом называется? К ней, ведь, то причалят, то отчалят, сколько причалят, столько и отчалят. Может быть, ее лучше отчалом называть?

Чубрик с Зайцем направлялись к дубу, где в дупле жили пчелы. Заяц волновался, а Чубрик спокойно и решительно шел вперед и бормотал под нос речь.

Он встал перед дуплом, протянул руку и провозгласил:

- Пчелы!

Пчелы зажужжали и высунулись из дупла.

- Опять за медом? – Сердито пискнула одна из них.

- Нет! – Сказал Чубрик.

- Пчелы, нам стыдно, но мы не виноваты!

Он говорил, пчелы молчали, а Заяц сидел на корточках, прижав уши лапами, и думал: «Что-то сейчас будет»!

К берегу торжественно подплыл Медведь со Шмокодявкой.

- Причалил. – Подумал Гаврилыч.

Шмокодявка перебрался на берег, поздоровался с Гаврилычем и пошел в башмак, снимая на ходу штаны и подпрыгивая то на одной ножке, то на другой. Медведь развернулся к противоположному берегу.

- Отчалил. – Подумал Гаврилыч. - Вот, так всегда, где причал, там и отчал.

- Кррак! – Раздалось сверху. Гаврилыч задрал голову. Усатая ворона призывно махала из шляпки крылом, словно предлагая подойти поближе.

Гаврилыч подошел. Ворона что-то достала из-под себя бросила Гаврилычу. Тот стоял и смотрел, как, описывая в воздухе круги, на него опускалась большая и красивая черная шляпа.

- Кррак!

- Ишь ты, как ловко! – Обрадовался Гаврилыч. – Вот и причал летит, или, все-таки, лучше отчал?

Он поймал шляпу и привязал ее к пеньку у самого берега.

Ворона радостно захлопала крыльями, как в ладоши.

- Спасибо, ворона! – Крикнул Шмокодявка. – Какая ты у нас умная птица!

Ворона отрицательно замотала головой.

- Ну, красивая, самая красивая!

И ворона согласно кивнула.

К шляпе снова подплыл медведь, посмотрел на нее сначала скептически, а потом, все-таки, причалил. С медведя сошел Заяц с каким-то свертком под мышкой. Медведь отчалил.

- Славно придумано! – Заяц одобрительно кивнул на шляпу и вручил сверток Гаврилычу.

- Что это?

- Да, вот, под кроватью нашел. Медведя, пожалуй, придется увольнять, не будет он нас больше возить.

- Почему? – Спросил Гаврилыч. – Но Заяц уже не слышал его, он быстро скакал к башмаку, по привычке снимая штаны. Уже почти снял, но вспомнил и, подпрыгивая, со смехом натянул их обратно.

Гаврилыч развернул сверток, это оказался надувной матрац.

- Наверное… - Подумал Гаврилыч и начал его надувать.

К шляпе неторопливо причалил Медведь с Чубриком.

Чубрик сошел на шляпу, похвалил ее и, повернувшись к Медведю, вручил ему пятилитровую банку с медом.

- Твоя мечта! Напоследок.

- Вот, так бы всегда! – Обрадовано взревел медведь, схватил банку, не обратив внимания на последние слова, и заторопился к противоположному берегу.

- Почему напоследок? – Спросил Гаврилыч.

- Ты не спрашивай, ты, давай, надувай матрац. Скоро пригодится.

При надувании матрац все больше становился похожим на улыбчивого медведя.

- Ишь ты! – Думал Гаврилыч. – Почти, как наш.

Чубрик прыгал к башмаку, Гаврилыч надувал матрац, ворона любовалась причалом и разноцветным ковром на острове, Кука со Шмокодявкой сушили штаны, Заяц с Чубриком накрывали на стол. Дождь журчал, озеро звенело, лопухи барабанили, листья шуршали, все было спокойно и уютно. Лишь странный гул раздавался в глубине леса, но стоит ли обращать внимания на всякий необязательный лесной шум!

Гаврилыч уже почти закончил надувать резинового медведя, когда увидел, как настоящий медведь, бешено размахивая лапами, мчится к его берегу. А за ним несется пчелиный рой, на лету сворачиваясь в огромный кулак. Медведь прямо воткнулся головой в шляпу. Не будь та привязана, так и унес бы с собой.

- Причалил. – Подумал Гаврилыч.

А пчелиный кулак уже был на его берегу и грозил Медведю. Медведь стремительно понесся назад, сжимая в лапах пятилитровую банку, а кулак за ним.

- Отчалил. Подумал Гаврилыч.

Кулак летел за Медведем, обгоняя его. И когда тот доплыл до берега, кулак уже был там, понемногу превращаясь в кукиш. Кукиш оказался ничуть не хуже, чем у Чубрика, но гораздо, гораздо больше.

Медведь опять устремился к Гаврилычу, а кукиш, снова становясь кулаком, за ним.

- Причалил.

Медведь ринулся назад.

- Отчалил.

А кулак уже ждал его на другом берегу.

Медведь банку, конечно, не отдал, не на того нарвались. Кто же расстанется с обретенной мечтой. Но гостям Гаврилыча отныне пришлось переправляться на надутом резиновом медведе, зато бесплатно.

И на берегу их ждал большой и красивый причал.

Или, все-таки, отчал?

 

Интересный вопрос! – Подумалось Вороне. – To be, or not to be… А если to be, то в штанах или без штанов, с банкой или без банки. В древние времена, вот, ни штанов, ни банок не было, а – to be. Сейчас они есть, а выходит, not to be. Есть многое на свете, друг мой, предок, что недоступно нашему уму. - Рассуждал он меланхолически. – Я, вот, наконец, понял, что ничего в твоих записках не понимаю. А ты, наверное, ничего не понимал ни в штанах, ни в банках. И то сказать, зачем они воронам! Однако современность такая навязчивая штука, что и мне скоро штаны напялить придется… А то как сограждане разберутся, что я не «она», а «он», для них все вороны одного пола.

А если перепутают, как тогда to be?