Онтологические прогулки

Геракл приносит Эриманфского вепря Эврисфею

Пятый подвиг Геракла — поимка Эриманфского вепря (Ἐρυμάνθιος κάπρος). Этот миф является логическим продолжением мифа о Керинейской лани, которую — как символ девственной природной красоты — герой принес в Аркадию. Если предыдущий миф был связан с именем Артемиды, то миф об Эриманфском вепре — с ее единоутробным, родившимся одновременно с ней (точнее, вторым) братом Аполлоном — символом искусства в самом широком значении этого слова. Хотя эта связь далеко не очевидна.

Многие с детства помнят этот миф в пересказе Н.А. Куна в виде занимательной сказки:

— После охоты на медноногую лань, продолжавшейся целый год, недолго отдыхал Геракл. Эврисфей опять дал ему поручение: Геракл должен был убить Эриманфского кабана^[i]. Этот кабан, обладавший чудовищной силой, жил на горе Эриманфе и опустошал окрестности города Псофиса. Он не давал и людям пощады и убивал их своими огромными клыками. Геракл отправился к горе Эриманф. По дороге навестил он мудрого кентавра Фола. С почетом принял Фол великого сына Зевса и устроил для него пир. Во время пира кентавр открыл большой сосуд с вином, чтобы угостить получше героя. Далеко разнеслось благоухание дивного вина. Услыхали это благоухание и другие кентавры. Страшно рассердились они на Фола за то, что он открыл сосуд. Вино принадлежало не одному только Фолу, а было достоянием всех кентавров. Кентавры бросились к жилищу Фола и напали врасплох на него и Геракла, когда они вдвоем весело пировали, украсив головы венками из плюща. Геракл не испугался кентавров. Он быстро вскочил со своего ложа и стал бросать в напа­давших громадные дымящиеся головни.

Кентавры обратились в бегство, а Геракл разил их своими ядовитыми стрелами. Герой преследовал их до самой Малеи. Там укрылись кентавры у друга Геракла, Хирона, мудрейшего из кентавров. Следом за ними в пещеру Хирона ворвался Геракл. В гневе натянул он свой лук, сверкнула в воздухе стрела и вонзилась в колено одного из кентавров. Не врага поразил Геракл, а своего друга Хирона. Великая скорбь охватила героя, когда он увидал, кого ранил. Геракл спешит омыть и перевязать рану друга, но ничто не может помочь. Знал Геракл, что рана от стрелы, отравленной желчью [Лернейской] гидры, неизлечима. Знал и Хирон, что грозит ему мучительная смерть. Чтобы не страдать от раны, он впоследствии добровольно сошел в мрачное царство Аида.

В глубокой печали Геракл покинул Хирона и вскоре достиг горы Эриманф. Там в густом лесу он нашел грозного кабана и выгнал его криком из чащи. Долго преследовал кабана Геракл и, наконец, загнал его в глубокий снег на вершине горы. Кабан увяз в снегу, а Геракл, бросившись на него, связал его и отнес живым в Микены. Когда Эврисфей увидал чудовищного кабана, то от страха спрятался в боль­шой бронзовый сосуд^[ii].

***

После прочтения этой прекрасной версии мифа для детей у некоторых возникает вопрос: почему пятый подвиг Геракла назван по имени Эриманфского вепря, тогда как главное содержание мифа — битва Геракла с кентаврами, в ходе которой герой по роковой случайности убивает своего главного и любимого наставника кентавра Хирона, а также становится невольным виновником гибели другого, весьма уважаемого им кентавра Фола, чьи образы по воле Зевса были увековечены в названии двух созвездий, Центавра (Фола) и Стрельца (Хирона)? Не дает ответа на этот вопрос и самая подробная на сегодняшний день реконструкция мифа, представленная с опорой на античные источники в исследовании Р. Грейвса, который констатировал, что вепрю отводится роль второстепенного персонажа, просто обрамляющего (по принципу: приказ — его исполнение) этот рассказ о кентаврах^[iii].

То, что образ вепря в мифологии разных народов — это символ боевой мощи и оборотня, рождающего страх у людей^[iv], позволяет предположить, что основной смысл пятого подвига Геракла состоит в избавлении жителей Аркадии от этого страха, хотя пойманного вепря пугается лишь Эврисфей, спрятавшийся в бронзовом пифосе. Отчасти, так оно и есть, но не это главное.

Разгадка мифа кроется уже в имени вепря — Эриманфский. Казалось бы, это просто указание на гору, на которой Гераклу удалось настигнуть увязшего в снегу зверя, связать его и принести в Микены. Всё дело, однако, в том, что гора получила название по имени Эриманфа (Ερύμανθος, свободная гора) — сына Аполлона, ослеплённого Афродитой за то, что он случайно увидел купающуюся богиню обнаженной^[v].

Его имя символизирует свободу, возносящуюся к вер­шинам духа, которая часто оказывается ослепленной из-за сугубо земных чувств и страстей. В отместку разгневанный Аполлон — обернувшись вепрем, — убил Адониса, в кото­рого были влюблены Афродита, богиня любви, и Дио­нис — бог растительности, виноделия, безумного веселья и низменных страстей. С тех пор — по решению Зевса — Адонис часть года живет в Аиде, часть на земле, прорастая в виде винограда^[vi]. Именно покровитель Адониса, Дионис^[vii], завещает кентавру Фолу распечатать пифос подаренного им вина спустя четыре поколения, когда к нему явится в гости Геракл.

Но еще до встречи с Фолом Геракл, выслеживая в Ар­кадии вепря, живет с какой-то женщиной, от которой (как когда-то во время охоты на Киферонского льва он зачал от 50 дочерей царя Феспия 50 сыновей, Алкидов) имел несколько детей, хотя и не женился на ней; но, видимо, для того, чтобы обезопасить будущее своих детей от орудовавшего в тех местах разбойника, некоего Савра, Геракл убил его^[viii].

Только расправившись с разбойником, Геракл, желая узнать своё будущее, отправился к кентавру Фолу, который славился своими гаданиями по внутренностям. Во время трапезы Геракл, человек-полубог, ел жареное мясо, а кен­тавр — еще животное — сырое. Они пили вино, запах которого привлек внимание сородичей Фола, необузданных кентавров. Вино, как и во множестве мифов самых разных народов мира^[ix], символизирует кровь богов и их присутствие. В данном случае (в истории с Гераклом и кентав­рами) вино — это присутствие Диониса, своего рода alter ego Аполлона.

Солцеподобный Аполлон, сын Зевса и богини звёздного неба Лето, самый могущественный после Зевса (закона) и Геры (страсти). Олим­пий­ский бог^[x], как радуга^[xi], объединяет небо, землю и подземное царство, символизирует собою искусственный (сверхприродный) характер бытия человека. Аполлон являет себя Гераклу не только как напоми­нание о вепре, убившем Адониса, но и в виде нео­бузданных кентавров, всегда сопровождавших Диониса в его веселье и пьяных оргиях:

Ведь кентавры (полуживотные, полулюди), а среди них и Фол (Φόλος, букв. блохастый), сын Селена, воспитателя и наставника Диониса — это прямые потомки всё того же Аполлона^[xiii].

Большинство этих потомков, спасаясь от стрел Геракла, разбежались (буквально) по четырем сторонам света, где с тех пор всегда хватает и варваров, и вандалов. А вот мудрый и благожелательно настроенный к людям кентавр Хирон (Χείρων, от слова «рука», по которой гадают о про­шлом и будущем), не был потомком Аполлона, а вел свой род от самого Кроноса (бога времени, отца Зевса) и смерт­ной женщины Филиры (липы). Но именно Хирон и Фол, не похожие на своих сородичей, погибают от желчи Лернейской гидры (желчь — это символ людской зависти и злобы), в которой были смочены наконечники стрел Геракла.

Одна из стрел Геракла, пройдя сквозь плечо «дикого» кентавра Элата (Ἔλατος, податливый, эластичный) ранила колено Хирона. Когда Фол хоронил своих мертвых сородичей, он извлек одну из стрел Геракла и стал ее рассматривать. «Надо же, такое большое существо погибло от какой-то царапины», — удивился он. Но тут стрела выпала из его рук, пронзила ногу, и он упал замертво^[xiv]. Уже возвращаясь с пойманным вепрем, Геракл застал Фола мёртвым и со всеми почестями похоронил его.

Если смерть Хирона символизировала смерть прошлого, которое человечество смертельно ранит, когда борется с его «пережитками» (злыми кентаврами), то смерть Фола-гадателя — невозможность природному существу узнать своё будущее по земным приметам (для этого ну­жна весть богов), поскольку в любую закономерность всегда вмешивается либо никем не предсказуемая случайность, либо людская ненависть и злоба.

Но далеко не случайно, что вепрь, спасаясь от погони (хотя Гераклу было достаточно просто напугать его громким криком), бежит на гору Эриманф к снежным вершинам, символизирующим высокое искусство, и там, увязнув в снегу, в сущности сдается герою без боя после того, как Геракл ослепил его отражением солнца^[xv] (один из эпонимов Аполлона) в своем щите. После того, как Геракл связал вепря и принес его, как и было велено, живым в Ми­кены, герой узнает о сборах Ясона и его товарищей в поход за Золотым руном, и, не докладываясь спрятавшемуся в бронзовом пифосе Эврисфею, бросает вепря на городской площади и уходит к будущим аргонавтам^[xvi].

Впрочем, Гераклу не суждено было стать аргонавтом. У героя к тому времени появился новый возлюбленный — Гилас (Ὕλας, лесное эхо), символизирующий утонченное искусство, который накануне отплытия аргонавтов исчез: Гиласа похитили и унесли на дно реки нимфы, привлеченные его красотой. Пока Геракл искал Гиласа, аргонавты отправились в Колхиду. Так Геракл, бросивший Эриманфского вепря посреди городской площади, остался и без возлюбленного, не оставившего герою даже эха^[xvii], и без похода за Золотым руном (символ успеха). На смену Гераклу шли новые герои, в сущности, еще дети, которым, как и всякому новому поколению людей, не нужен был опыт умудренного в битвах с хтоническими чудовищами Геракла. Юные аргонавты предпочли обретать свой собственный опыт^[xviii].

Если Керинейскую лань Эврисфей просто отдал Гераклу, поскольку пустому пространству, которое символизирует Эврисфей, красота попросту не нужна, то Эриманфского вепря он испугался, усмотрев в нем своего конкурента — пространство искусственной природы, т.е. пространство культуры, которое грозит заменить людям пространство физическое.

Брошеность вепря на городской площади был символом свободного доступа к искусству вообще: каждый волен воспринимать и «терзать» художественные произведения, представленные (брошенные) на обозрение публике именно так, как ему заблагорассудится. Ведь людей, не склонных к высокому (аполлоническому) искусству, всегда было и будет большинство, как и на городской площади. Правда, впоследствии кто-то из жителей Арголиды принес клыки вепря в виде жертвоприношения в храм Аполлона, покровителя искусств.

Как мы видим, на всех героях и событиях, описанных в мифе о Эриманфском вепре, лежит отблеск и одновре­менно тень Аполлона и его антипода (alter ego) Диониса, хотя напрямую о них в мифе речь вроде бы и не идет. Таким образом, скрытый и притом основной смысл четвертого подвига Геракла — это привнесение в жизнь людей искусства в дополнение к красоте девственной природы (Керинейской лани). Притом, искусства в его противоречивом единстве аполлонического (трагического) и дионисий­ского (комического) начал, на которые обратил внимание Фридрих Ницше^[xix].

Пойманный Гераклом и брошенный посреди городской площади Эриманфский вепрь символизирует то, что в мире людей — в отличие от царства животных — отныне непосредственно правят не Зевс и Гера, а боги второй, искусственной природы — возвышенно-серьезный Аполлон и его вечно пьяно-веселый и непристойный alter ego Дионис. Здесь уже нет четкой границы между мужским и жен­ским, а есть противостояние серьезного и шутовского, трагического и комического, божественного и низменного. И этот Аполлон-Дионис по своей власти над людьми не на много уступает Немейскому льву, олицетворяющего мощь и силу природных стихий. И каждое новое поколение людей сталкивает с проблемами, которые когда-то решал для всего рода человеческого Геракл. Что же касается победы над страхом, то эту (часто ритуально-религиозную) функцию — среди множества других — всегда выполняло и вы­полняет всё то же искусство^[xx], а также вино.

Адонис