Онтологические прогулки

    Кажется достаточно ясным, что означают бдительность, внимание и сосредоточенность. Однако, насчет природы созерцания у многих возникают вопросы, ибо точки зрения на содержание этого понятия сильно расходятся. В религиях оно есть бесстрастное наблюдение, недеяние, медитация, благоговейное видение или духовное зрение; в философии – неопосредованный мышлением акт познания, предустановленная форма знания (априори), интуитивное постижение общих свойств; в науке – сбор данных, рассмотрение без анализа; в искусстве – вдохновенное проникновение в суть вещей, выявление красоты и гармонии; а в психологии даже трактуется как сознательное осознавание, или чистое самонаблюдение. Чем больше определений, тем, как ни странно, меньше понимания, что же такое на самом деле созерцание.

     Как и в глаголе сознавать, где присутствует наблюдатель процесса познания, в созерцании приставка «со» говорит о неком свидетеле отражения («зерцания» - старинное русское слово). Действительно, воспринимаемый нами мир, всего лишь отражение, создаваемое нашими чувствами. По сути, мы всегда наблюдаем себя. Даже когда чувства направляем вовне, мы все равно видим проекцию своего понимания, и каков мир есть на самом деле знать не можем. Мы живём в  картинке принятых и отмеченных нашим организмом импульсов и сигналов. Однако привычка, формировавшаяся у живых существ миллионы лет, разделять свои чувства на внутренние и внешние помогает нам выжить и освоиться в таинственной среде, называемой бытием. По такому же принципу, незнание вида и количества наших внутренних органов, а так же всех свойственных им  процессов,  не мешает нам ладить с ними простыми средствами поддержки общего положительного самочувствия.

      Да, ныне человек вдоль и поперёк изучил строение своего тела, вплоть до клеточного уровня и обмена веществ, но он так и не знает, какая разумная сила всякий раз удерживает и объединяет это многоуровневое сложнейшее сообщество клеток. Не видя друг друга и себя, им удаётся настолько согласовывать свои действия, что этого хватает на долгие годы нашей жизни. Кто заставляет конгломераты клеток выстраивать из себя органы необходимой формы, поддерживать и обновлять их? И всё это происходит далеко не в результате элементарного взаимодействия миллионов простейших существ, иначе бы вместо нашего тела был бы некий студень. Возможно свидетель, о котором упоминалось выше, есть единство всех малых сознаний нашего организма. Но так же, как клеткам не обязательно всё знать о себе, ибо у них есть высший поводырь: голос ритмов организма, так и  человеку не обязательно знать все детали своего и мирового устройства, ибо у него тоже есть высший поводырь: ритмы Земли и Вселенной. Однако его сознание, что  гораздо важнее, созрело до момента самообнаружения, или как ещё говорят психологи – до самосознания.

    Так вот, вернёмся к нашему свидетелю отражения. Наверное, каждый пробовал и знает, как трудно удержать сознание в настоящем моменте. Если  чаще наблюдать за своими чувствами, то быть здесь и сейчас удаётся легче, но сознание основную часть времени проводит в уме, причем оно там больше спит, нежели бодрствует.  Слова, мысли, сюжеты прошлого и фантазии будущего, весь этот транспорт заполонил трассу сознания, создавая длинные пробки иллюзий. Лишь иногда, вооружившись концентрацией и вниманием, удаётся на время упорядочить движение. Но это творческое участие сводится к перестановке уже существующего, заданного и движущегося по кругу. Хорошо бы, хоть на минуту, отойти наблюдателем на обочину, и стать свидетелем проезжающих мимо привнесённых мыслей и случайных сравнений. Однако даже быть пассивным зрителем не так просто,  внимание почти всегда захвачено разнообразием  передвижений.

        А уж когда  пытаешься надолго войти наблюдателем в мир чувств, то требуются не только большие усилия, но и специальные приёмы, дабы выбраться из паутины вербальных алгоритмов и толщи памяти. Достаточно слегка отвлечь своё внимание на  общее ощущение, и обязательно сразу выплывет какой-нибудь образ и тут же отбросит тень мысли или воспоминание. Тогда  ум мгновенно перейдёт к интерпретациям смыслов и автоматическому перебору акцентов. Но раз уж он так и будет неизбежно путаться под ногами, то надо бы его самого озадачить пониманием природы созерцания, причём разделив на двух собеседников: левое и правое полушарие мозга. Возможно таким образом будет исключёна привычная договорённость  между ними, а значит хоть в какой-то степени получится избавить себя от досужих заготовок и шаблонов, и тогда   появится шанс приоткрыть тайну самосознания.

     Левое полушарие: Как можно постичь сущность какой-либо вещи или процесса, обойдя мысль?

      Правое полушарие: Я всегда так делаю, ведь мышление всего лишь дополнительный перевод чувственного восприятия в знаковую конструкцию. Именно я первоначально тку образы из нитей пяти, а может быть шести чувств. Без логического анализа и  вербального клейма мне доводится интуитивно видеть и сопоставлять косвенно проявляющиеся основы вещей и событий. А потом уже я сдаю тебе для фиксации и кодирования согласованные группы картин и образов, которым ты даёшь имена и выстраиваешь из них мысли. Но, боюсь, даже мои, якобы чистые, визуализации – шаг назад к обобщённому отражению действительности.

       Л.: Ты хочешь сказать, что мысль вторична, и состояние, похожее на сон, называемое созерцанием, ближе к действительности, чем вдумчивая собранность?

        П.:  Я тебя разочарую, мышление это не зрение в корень. Ну, разве только зрение в корень слов и смысл обретённых или самостоятельно изменённых понятий. Оно лишь делает вид, что постигает сущность явлений и открывает мир, существующий на самом деле. Протекающие в чувствах процессы и, в дальнейшем, определяющиеся в образы, хоть и довольно шатки, но единственная ближайшая нам действительность. Надеюсь, ты не будешь мне сейчас рассказывать о мистических универсалиях –  первичных общих понятиях обладающих самостоятельным бытием - и объяснять подлинный мир, как нарастающее усложнение их сочетаний?

    Л.:  Как бы ты вообще мог распознавать связь вещей и отделять один образ от другого, если бы не логический порядок мышления? Разделять и систематизировать поток смешанных восприятий и есть проявление разумности, способствующей правильной адаптации. Сны и воображение,  единственное, чем ты владеешь, а трезвое бодрствование остаётся за мной.

      П.: Разделяешь и властвуешь, как упорядочивающая инстанция? Но ты не справилось бы без колоссальной работы, проведенной до тебя, и твоя контора - лишь звено в длинной цепи, где каждый главенствует на своем месте. Мы единый организм, и его сознание - наше общее дело. Ты можешь прикрепить табличку "директор" над входом в свою картотеку и пребывать в иллюзии хозяина, однако вести и решения принимаются сообща. 

      Л.: Ага, ты хочешь сказать, что я всего лишь заведую картотекой, а за тобой – целая библиотека?

      П.: Я хочу сказать, что звенья не имеют величины и главенства. Да, организм может лишиться руки, ноги или почки, и при этом выжить, но теряя их, все звенья остаются без какой-то своей части. Никто не мешает тебе войти в библиотеку, а мне – в картотеку. Всё общее, но каждый занят своим делом, и оно не важнее другого. 

     Л.: Ха, какое мне дело до почки или руки? Скоро меня и твоей памяти будет достаточно для искусственного воссоздания личности, а остальные члены нового организма можно будет сделать более надежными и менее прихотливыми. 

     П.: Опять тебя огорчу, природа легко справляется и без нас. Для сотворения разумной субстанции ей достаточно яйцеклетки и сперматозоида. И пока более надежного организма, способного к самообслуживанию и самовосстановлению ещё никто не придумал, и уж тем более не создал. Однако, твоя работа - разделять, и ты не понимаешь, что почка и рука - фрагменты единого мозга, и что даже он - часть единого Разума. Поэтому ты цепляешься за личность, как за нечто уникальное, желая её бесконечного существования. 

     Л.: Разве не прекрасно, забыться своей личностью и подарить себе вечную индивидуальность?

     П.: Это уже происходит, и, кстати, именно ты называешь сей процесс собственной жизнью. Но личность - всего лишь вариант, суть которого в его конечности. Или ты хочешь лишить великий Разум радости перемен? Двух вечностей не может быть, разве что - кольцо, одетое на палец Вечности. Ты хочешь замкнуться на самом себе, сесть в неизбежно ограниченную личность на бесконечный срок? Да ты просто боишься того, что тебе неизвестно, что ты подписало словом смерть, без соответствующего опыта! Доверие интуиции – не твоя работа, ты веришь только  написанному, да и то, лишь  прошедшему экзамен твоей логики.

     Л.:  Хорошо, пусть причина моего поиска бессмертия в страхе собственного исчезновения, но откуда тебе известно существование великого Разума и то, к чему Он стремится?

     П.:  А разве наличие бытия – и своего, и общего – не есть свидетельство бессмертия, причём кого-то большего, чем мы, но чьей неизбежной частью мы и являемся? Так же, как в нашем организме, гибнут и рождаются клетки, продлевая его жизнь, мы продлеваем жизнь кого-то больше нас. Из абсолютного ничто не появилось бы нечто, а раз так, это нечто, которое я прозреваю, как великий Разум, способно вечно перерождаться, иначе ничего не появилось бы, а если есть, значит было  всегда. Меняется вид, но не суть. Время - движение вокруг оси вечности, они – колесо бытия. Нужно ли мне теперь отвечать на вопрос, откуда я знаю то, к чему стремится великий Разум?

     Л.:  И такая нелепица пришла  из твоего созерцания? От заявленной тобой вечности попахивает дурной бесконечностью.

     П.:   То, что не соответствует принятой   логике, не обязательно компрометирует себя, иногда и самого цензора. Разве говорилось о бесконечном делении и умножении? Даже созерцание, как ненаправленное сосредоточение, кажется тебе противоречием. Внимание, по всей логике, не соберёшь на чём-то  расплывчатом. Однако, если вникнуть в природу самосознания, то именно в моменты самонаблюдения мы концентрируемся не на отражаемом, а на процессе отражения, который не обнаруживает себя, но имеет место.

     Л.:   Ты говоришь о залипании сознания в незримой точке? Напомни ещё о портрете китайского мудреца со скошенным взглядом.

     П.:    Да, о залипании. Редко случается остановка  ассоциативной карусели с развивающимися на ней разноцветными лентами алгоритмов мышления. И  тогда она не сбивает пристальный взгляд на факты и суть происходящего, на глубокое чувство обширных связей между воспринимаемыми вещами, даруя свободу от  шаблонных ограничений. Наш ближайший хозяин – человек, доверился твоей вербальной конторе и построенной на её ресурсах логике. Поначалу это дало ему массу преимуществ, но потом он увяз в привычке механически перебирать мысли. Нить, на которую они нанизаны, имеет, благодаря долгому словесному общению с другими людьми и самим собой,  достаточную длину, чтобы не замечать, что она завязана в круг, в длинное и кое-где спутанное  ожерелье из паззлов уже написанных картин. Конечно же, могут быть вариации, но только на  заданные там темы.

     Л.:   В залипании сознания нет ничего естественного. Человек дышит мыслями, как воздухом.

     П.:    Скажи, что без мысли он даже не обнаружил бы своего существования. Вот и приходится иногда задерживать дыхание, чтобы осознать своё я не рождением первой мысли, а, собственно, сознанием, для которого даже полная темнота может быть зеркалом его присутствия. Иначе откуда бы оно узнало о темноте?

     Л.:  Так не честно, ты смешиваешь свои аргументы с законными доводами моей логики.

     П.:   Не хочешь беседы на твоём языке? Я каждую ночь приглашаю тебя в театр  сновидений, а ты, если что-то и запоминаешь, то, прежде всего, роешься в деталях, в надежде сложить именно из них смысл сказанного, как будто они фрагменты слов из недослышанного послания. Ты мыслишь складываниями, а не сопоставлениями. Язык соответствий и несочетаемости тех или иных сцен и героев сна стремителен и чрезмерно многоголосен для тебя.

     Л.:  Ну да, ты еще предложи мне посмотреть на цветок через его сущность. Но как раз понимание,  чьей бы  ни было, сущности складывается из сотен анализов и тысяч наблюдений. Мы вместе активно формируем идею той или иной вещи.

     П.:  Слава Богу, ты хоть признаёшь законность моего участия. Однако было бы ещё лучше, если бы ты признавало необходимость нашего равноправного сотрудничества. У меня нет желания спорить с тобой, доказывая, что дети чувствуют мир лучше, чем взрослые, хотя бы из-за того, что ещё не научились отделять себя от него. Я предлагаю вернуть то целостное восприятие, благодаря которому интуитивно понятна сущность любой вещи, и добавить твой опыт логического исследования, без того, чтобы он подменял богатство чувств и  кажущиеся незначительными эпизоды жизни.

   Л.:  Да я вообще считаю, что спор между нами –  уже шизофрения.

   П.:   Нет, не спор, а желание обойтись друг без друга, или стремление надавить на другого так, чтобы он превратился в беспрекословного слугу. Ты пытаешься заместить собой всю сущность нашего непосредственного хозяина – человека. Точнее, не собой, а сшитой в твоей конторе блеклой куклой, называемой личностью. Ты встроило в неё механизм с определённым алгоритмом, и теперь она может не только говорить, но и указывать. Ты – голос её разума, хоть и пытаешься, как профессор, делать вид, что ты не при чём и тебя волнует только истина. Но где твоя истина, неужели в правилах писания и методике познания? А ведь достаточно многократного повторения одной и той же фразы, чтобы приостановить навязчивое течение дум, которые, как головы гидры, вместо решенной одной,  вырастают две или три. И тогда мир сбрасывает с себя перед ясным взором все надетые тобой маски, одежды и бирки.

    Л.:   Ну, правильно, тебе бы всё остановить меня и выдать своё царствование за высшее благо, за полное просветление разума. Но ты же говорило о равноправном сотрудничестве!

    П.:   Я только стараюсь ослабить твою удушающую хватку. Ты пытаешься удерживать сознание лишь на своих сентенциях, допуская короткие необходимые отвлечения на действительность. А так же всё сильнее сужаешь фокус восприятий, сводя их до автоматических реакций на внешние раздражения. Конечно, зачем отвлекаться от полезных и обширных дум, тем более, когда процесс приятных воспоминаний и ассоциаций уже приносит удовольствие?

    Л.:  О, нет! Я лишь стремлюсь, чтобы внимание хозяина не распространялось, на что попало. Моя задача – уберечь сознание от хаоса.

    П.:   А кто дал тебе такие полномочия? Или ты само, пользуясь благосклонностью и привычкой хозяина, взяло на себя такую роль и связанные с ней преимущества? Разве в чувствах возможен хаос, когда каждое гармонично связано с другими и всем организмом? Скорее опасны фантастические наваждения и блуждания в лабиринте мыслей.

    Л.:   Постой, фантазии – не по твоей ли части!

    П.:   Да, я творю и сплетаю образы. Предоставленная им свобода смешения – благодатная возможность интуитивно найти быстрое и оригинальное решение. Другое дело, когда фантазии ты пытаешься навсегда привязать к своей целеполагающей функции, и тогда образы превращаются в самоцель с  навязчивой идеей их воплощения. В самой фантазии уже заключено богатство переживаний, ибо в любом случае она строится из впечатлений, полученных от действительности. Ты пытаешься  ограничить фантазию не из-за неё самой, а из-за выдумок, толкающих на беспутные и вредоносные поступки. Я уже молчу за бесплодные блуждания  рассудка в лабиринте выхолощенных идей.

  Л.:  Но разве хозяин не потеряет самого себя, когда я лишу его сознание осмысленного содержания и дам ему заполняться голыми впечатлениями?

  П.:  Сознание – не сосуд, который должен чем-то наполняться или оставаться пустым. Оно – не хранилище,  скорее блюдце с водой, где на её поверхности мы можем увидеть себя, какие мы есть сейчас. А вода – всегда свежесобранные капли нашего участия в общем деле живого государства - нашего организма. Если ты переживаешь за качество памяти хозяина, так это зря. В её толщах не успевает тонуть необходимое и часто используемое. Ну а то, что кажется забытым, незримо собрано в доступных на каждый день образах и тобой найденных  в них  связях. В любом случае, они являются ключами ко всем ларцам памяти. Поэтому, я ратую за созерцание, а не за усиленную концентрацию, в которой излишнее напряжение лишь стопорит естественное  формирование образа из данных чувств и перевод его в сообщение, то есть мысль.

    Л.:  Ха-ха, так я и говорю, что без моих  раскладов и знаковой фиксации, не было бы ни библиотеки образов, ни порядка в памяти хозяина. А для этого необходима долгая и, в основном, отвлечённая сосредоточенность на логике причинно-следственных связей и отводимом месте постигаемых вещей на полках усвоенных понятий.

    П.:   Ты хочешь сказать, что  без твоего доминирующего участия наш хозяин перестал бы узнавать самого себя? Не обольщайся, течение времени - наилучший хронолог памяти, события в ней фиксируются так же последовательно, как и происходят. Каждый новый день  животные   узнают себя, хоть  их осознание и не находится на столь почтительной глубине, как у человека. И не твоя в этом заслуга. Ты лишь помогаешь человеку  адаптироваться в социуме, который выстроен по твоим же искусственным догмам. Не буду отбирать твой хлеб, рассуждая хороши они или плохи, но раз уж так сложилось, значит так было надо.

    Л.:   Вот именно, благодаря моей способности концентрироваться на отслеживании цепи событий и распознавать логику взаимодействия их элементов, цивилизация, построенная человеком, будет и дальше развиваться семимильными шагами, улучшая его жизнь.

    П.:  Не знаю, чью жизнь, но твою точно, так как то, что ты именуешь нынешней цивилизацией - материальное продолжение твоего доминирования в разуме человека. Для многих современных людей прогресс стал самоцелью, а исполнение растущих, как грибы, желаний – счастьем. Однако хочешь ты этого или нет, наступил кризис твоей власти, ибо ты не слышишь других. Хозяин вознёс тебя до небес, и голос содружества всего организма превратился для тебя в глупый лепет. Хотя, на самом деле, твоё мнимое единовластье и, так называемый, рационализм – обыкновенное самодурство.

       Согласись, удержание внимания на предмете изучения и предположение его возможных связей,  вперемешку с лихорадочным поиском  подобий  уже известных отношений, а так же идентификация пространства, в котором он расположен или действует, и многие другие составляющие аналитического исследования, более спутывают, чем проясняют  суть и роль объекта или стихии. Но великие идеи приходят именно тогда, когда ты ослабляешь свою хватку; как говорится, утро вечера мудренее. Смени привычки завоевателя на забытую способность к созерцанию – сну наяву, в котором ты  лишь частично дремлешь, расслабившись для всего и собравшись без усилия на чём-то одном. И, вдруг, это одно становится источником всего.

    Л.: То есть, благодаря такой настроенности  я вновь буду слышать голос содружества?

    П.: И не только. Смотри глубже, вселенная не где-то там. Мириады звёзд, кружащих над тобой – лишь первый шаг в познании Себя.