Русская философия. Феноменология творения 19. Настройка внимания
Видоизменение магического человека в человека современного произошло в результате накопления им опыта бытия родом (как субъектом, единичностью). То есть человек магической цивилизации на полную катушку, максимально интенсивно и экстенсивно пережил опыт бытия коллективным субъектом, единством многообразного (родом). Полнота, максимальная степень насыщения этого опыта трансформировали человека, сформировав новую способность, - второе, или индивидуальное внимание, действующее наряду с родовым. Это видоизменение положило начало разрушению "естественного" родового единства и, вместе с этим, самого рода.Первым делом нового человека стало, разумеется, удержание и даже восстановление исчезающего рода и родового единства. Единственным в такой ситуации методом стало избавление от индивидуальности и восстановление естественного единства, посредством того, что мы сегодня знаем в качестве магии. А мы довольно хорошо знаем эту – ритуальную – магию, или технологию сдвигов точки сборки, или изменённых состояний сознания. Но мы не знаем только одного и в то же время самого главного, - магии естественной, в которой единство рода достигалось без усилий, само собой, естественно. Естественно, но культурно, то есть в соответствии с матрицами форм жизни. Единство рода было для магического человека так же естественно, как естественно единство индивидуальности для человека современного. Принимая ритуальную магию за собственно магию, мы тем самым ограничиваем свою возможность реконструировать магическую цивилизацию в её совершенной форме. Вместо этого мы прекрасно представляем себе, как мы, то есть современные люди, занимались бы магией, если бы мы вынуждены или нам захотелось бы делать это; на место человека других цивилизаций, то есть других видов, мы всегда подставляем самих себя и полагаем эту хитрую-нехитрую процедуру исследованием научным и объективным.
Приведу характерный пример: одним из формообразующих принципов родового общества является принцип единства, в соответствии с которым ни одна из субличностей (в роде нет отдельного, поэтому нет личностей, субъектов, поэтому нельзя говорить, а тем более думать, - "субъект рода"): гора, солнце, умершие, ветер, люди, животные, озеро, растения, составляющих субъект данного рода, не может иметь своего отдельного, частного. Не потому, что не может вообще, не способна, а потому, что своё, отдельное разрушает единство рода.
Маленькая серая кошечка, соблазнённая существами другого рода – дикими котами и приобретшая в силу этого другие, "романические" правила, разрушила сферу единства имения Товстогубов ("Старосветские помещики" Гоголя).
Поэтому в родовом обществе не могло быть частной собственности ни в каких её формах; и не могло быть особой, например, человеческой, технологии; и т.д. по всей тотальности рода – отсутствие, запрет на частное. Не было ничего частного в смысле своего: дело каждого касалось каждого, точнее, не было частного, отдельного, своего-моего дела.
Например, выживание человека не могло быть и не было приоритетом по сравнению с выживанием красного попугая или озера. Из этого простого и принципиального положения само собой выводится следствие о том, что методология современной антропологии построена для того, чтобы исследовать поведениесовременного человека, попавшего в другие исторические условия, например, в условия родового общества. Бесполезность такого исследования для реконструкции магической цивилизации и магического человека как особого вида очевидна.
Дальше: происходящее в условиях рода развитие (накопление опыта) человека: появление у него и реализация им определённых умений – в общении, языке, охоте, строительстве и т.д., вступало в противоречие с единством рода, отягощало род, привязывало его к слишком ограниченному ареалу проживания, или, наоборот, слишком род динамизировало, заставляло часто менять этот ареал. В этих условиях человеку приходилось отказываться от того, что ломало жизнь рода как единства; например, отказываться от собственности. Так пра-русские, пожив несколько поколений на одном месте, уходили, уничтожая нажитое: найденное не так давно древнее поселение на Аркаиме было оставлено без видимых причин; то, что по каким-то причинам нельзя было уничтожать или уничтожить, закапывалось, отправлялось вплавь по реке или сбрасывалось с горы. Поэтому сегодня мы имеем так мало материальных свидетельств магического времени, что, конечно, не означает его примитивности или неразвитости. Тем более, что основные практики древности вообще были не-материальны. Как это ни кажется странным современному человеку (современный исследователь вообще этого даже не допускает, поскольку выживание для него – основа основ), но выживание рода вообще не было его специальной задачей! Не потому, конечно, что род себе такой задачи не ставил, а потому, что род вообще себе никаких задач не ставил, так как принципиально не был субъектом. Единичность рода – особая целостность; например, у этой целостности нет внешних ей целей, задач и даже действий. Это, по точному определению Гоголя, "сфера", или - атом, вокруг которого пустота.
Род – это первичная тотальность, далее неразложимая целостность, феномен, состоящий из разнообразных элементов, но при этом не имеющий частей. К природе таких тотальностей ещё вернёмся.
У индейских племён Британской Колумбии был распространён обычай потлатч, - большой, торжественный праздник, на котором одна из двух групп с чрезвычайной пышностью и всевозможными церемониями раздаривает самые щедрые дары другой группе. Единственное, но при этом необходимое ответное действие заключается в том, что и другая сторона обязана в течение какого-то времени также устроить праздник и, насколько это возможно, превзойти первую. Эта форма праздника раздаривания определяет всю общественную жизнь племён: культовые обряды, правовые обычаи, искусство. Рождение, брак, инициация юношей, смерть, татуирование, установка намогильного знака – всё служит поводом для потлатча.
Дарить - значит отказываться от чего-то для сохранения единства; всё наросшее на это древнее и определяющее намерение – второстепенно и служит адаптацией этой формирующей матрицы к наличным условиям. В случае потлатча – иметь не имея, как в рассказе О‘Генри о рождественнских дарах.
Человек магической цивилизации жил и развивался родом – это сущность и единственное определение магии.
Принципиально: в магии (естественной, аутентичной) – никаких обрядов, ритуалов, таинств, мистерий и оккультизма. Никаких специальных действий для того чтобы. Никаких фокусов-покусов (сие есть тело), технологий превращений, наваждений, трансформаций, наведений и снятий порч, кликушества, предсказаний, пророчества, чревовещания и т.д., и т.д.
Собственно магия – жизнь рода как целого, как единичности, единства многообразного.
Как только развитие человека стало выделять его из рода, род прекратил своё существование, что бы человек ни пытался предпринять для сохранения существующего положения вещей. В неразличении этих двух положений – естественного развития рода и искусственного его сохранения, – главная беда антропологов, поскольку они судят о древности только по второму положению, не зная первого и решающего.
Нам ещё предстоит реконструировать технологии древности, но несомненно следующее – технологии того времени были на высочайшем уровне, и они были другие.
Так одной из самых развитых в магическое время была технология смерти как специального действия.
Смерть как намеренный уход.
Смерть как культура, то есть как форма жизни!
Человек древности не умирал абы как, не тянул до последнего, поскольку в культуре каждого рода действовали чёткие правила ухода, – когда, как и куда. В древности не было того, что нам представляется самым обычным делом и что мы называем "естественной смертью". Человек не ждал умирания естества, поскольку для ухода требовались определённые умения (действия), которые, в свою очередь, предполагали наличие у этого "естества" достаточного количества сил.
Предполагать, что умирали те члены рода, которые становились обузой, иждивенцами, так как становились неспособны к труду, значит ничего не понимать в древнем человеке. Помните женщину из "Легенды о Нарайями", которая выбивала себе зубы и требовала от сына, чтобы он по обычаю унёс её на гору, хотя она вполне могла дойти сама, и оставил там умирать; или работника Никиту Толстого, которому было стыдно, что он живёт так долго.
Культура, а не культ смерти.
Смертью как формой жизни русской культуры мы до сих пор совершенно не занимались. Это легко можно понять, но вряд ли стоит оправдывать.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
