Онтологические прогулки

Отвлечемся от различий трех модусов современной индоевропейской цивилизации и сосредоточимся на том, что их объединяет в одно целое, а именно - на способности к индивидуальному контролю внимания. Если в предыдущей – магической – цивилизации индивидуумом, субъектом был род, то в современной субъектом стал индивидуум, отдельный человек, человек автономный, то есть живущий по своим, собственным законам. Соответственно, законы рода перестали быть доминирующими, не в том, конечно, смысле, что они перестали действовать, - они действуют как освоенный и усвоенный опыт, - а в том и только в том смысле, что в наше время каждый, и это принципиально, каждый человек имеет возможность прорыва за пределы наложенных на него его личной историей ограничений.

Сей век каждый может поверх, вопреки, несмотря на – национальность, здоровье, пол, социальную принадлежность, место, время и обстоятельства рождения, семью, общество, государство и т.д., сойти с установленного этими факторами пути, уйти в сторону, стать другим, преобразиться, пробудиться, просветиться.

Собственно, в этом и состоит вызов каждого современного человека, - найти свою особенность, собственный клинамен – отклонение.

Как родовые существа мы легко, само собой, естественно и непринужденно распознаем родовой клинамен каждого – тембр голоса, выражение лица, смех, походку и пр., тогда как распознать индивидуальный клинамен, превращающий родового человека в современного, в личность, у нас не получается даже апостериори, постфактум, проще говоря, посмертно. Взять, например, биографов: так Юрий Манн и Игорь Золотусский знают о Н. В. Гоголе все, что только можно знать, однако эти знания совершенно не помогли им увидеть, угадать, воспринять лицо Николая Васильевича. Почему? Потому что эти биографы не накопили в достаточной мере личного опыта индивидуального контроля внимания, позволяющего отделить родовое от современного, или опыта различения ограничений и свободы. Результатом такой неопытности стала полнота информации о жизни Гоголя и - какая ирония! - слепота, закрывшая то, что было для писателя решающим жизненным обстоятельством, а именно: опыт визионерства, опыт видения ангела смерти. Тогда как Илья Репин, знавший о Н. В. совсем немного, увидеть это смог.

Здесь можно заметить, что профессиональной деформацией биографов является именно давление полноты информации, приводящее к фрагментарности восприятия, к отсутствию целостного взгляда и, в конце концов, к мифологизации и даже мистификации графируемой ими био. В книгах биографов, как правило, жизнь человека превращается в набор расхожих стереотипов, слухов, сплетен и наветов, склеивающих россыпь реальных фактов в некую фантасмагорию. Так Игорь Волгин полагает, что после "Бедных людей" в творчестве Федора Достоевского наступил кризис, толкнувший писателя в безумный заговор ради "перемены судьбы" и к написанию «идеологических романов», а Павел Басинский склеивает жизнь Льва Толстого его малодушием и порожденным им "бегством от трудностей". Теперь попробуйте представить Волгина на каторге, а Басинского осаживающим сторожевого пса зыком?!

Без клинамена нет и личности, а из жизни человека можно сделать все что угодно биографу.

Совсем другое дело, если существует другой, новый, особый мир, в котором родовые законы уже не действуют. Например, методологически прав Милан Кундера, полагающий в основание европейской литературы – создание особого пространства, пространства свободы, в котором действуют только законы данного топоса жизни – романа, и не действуют законы повседневности. Соответственно, увидев свободу романистов, Милан Кундера и сам смог и сохранить, и продолжить их наследие.

Матрица, формирующая современную цивилизацию, - матрица личности и по мере развития и взросления современной цивилизации на первый план будет выходить именно личность, тогда как любые социальные феномены – церковь, общественные институты, государства и их союзы, будут терять свое доминирующее до сих пор положение. Например, именно эта мысль четко прослеживается в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского, для которого «всечеловечность» русской культуры, которой она уже стала неотъемлемой частью культуры мировой, заключается в том, что русский человек несет собой образ Христа как личности, что позволяет ему выйти из-под давления какой бы то ни было идеологии. Заметьте, для Игоря Волгина наоборот – Достоевский по преимуществу идеологичен.

Собственно, личностный мотив – решающий мотив всей русской литературы 19-го века, от Пушкина и Гоголя до Толстого и Достоевского, задающих и даже создающих пространство личного, а не общественно-родового действия. Мотив не «маленького человека», а человека вне какой бы то ни было зависимости от социального положения, свободного, например, гоголевского Акакия Акакиевича Башмачкина, создавшего совершенно особый личный мир словотворящих букв, или Алеши Карамазова Ф. М. Достоевского, формирующего новое пространство своей жизни посредством намеренного удерживания в памяти особых – «хороших» - впечатлений.

Современный человек может быть свободен только лично.