Онтологические прогулки

 

 

    

Философия именно такова, какой ее представляет себе человек.

 

     Большинство и философов, и обывателей представляют себе философию как знание, объясняющее устройство мира и человека; соответственно, философия предстает результатом познания наиболее общих, универсальных законов вселенной. Казалось бы, может ли быть что-нибудь более очевидным и само собой разумеющимся, чем это представление о философии? Этому представлению нас учат в школах и университетах, оно же лежит в основании тысяч диссертаций, монографий и трактатов самих философов.

     Представление о философии как объясняющем устройство мира познании возносит философию на самый верх пирамиды человеческого знания, ставит ее в царственное положение, поскольку именно философия завершает  объединение всех наук и знаний в единое целое, обеспечивает целостность методологии, категориальный аппарат, и так далее, и так далее, и так далее. Назовем это представление о философии академическим или школьным, в зависимости от того, насколько ценным оно кому-то представляется.

     Для меня интересным является не то, что такое представление о философии существует, а то, что оно «работает», то есть с помощью такого допущения достигается именно тот результат, который в нем заложен. Дело не в том, что школьная философия реализует саму природу философии, а  в том, что определенным образом задается сама «природа философии». Если представить себе мудрость в качестве всезнания или квинтэссенции знания как такового, то школьная философия будет именно такой, какой она должна быть при таком представлении, - философией профессоров и академиков философии.

     Возьмем «Картезианские размышления» Эдмунда Гуссерля и рассмотрим, как представляют себе радикальную, современную, рефлексивную философию («я мыслю, я существую») Рене Декарт и Эдмунд Гуссерль. Гуссерль пишет: «…прежде всего мы должны освободиться от предрассудка, проистекающего из преклонения перед математическим естествознанием, будто бы в случае ego cogito речь идет об аподиктической аксиоме, которая в соединении с другими аксиомами должна создать фундамент дедуктивно-объясняющей науки о мире. В связи с этим нельзя также считать чем-то само собой разумеющимся, что в нашем аподиктическом чистом ego мы спасли некий маленький уголок мира, как нечто единственно бесспорное для философствующего Я, и что задача состоит теперь в том, чтобы посредством правильно сделанных выводов в соответствии с врожденными ego принципами раскрыть постепенно и остальной мир. К сожалению, именно так обстоит дело у Декарта, когда он совершает незаметный, но роковой поворот, превращающий ego в substantia cogitans, в отдельный человеческий mens sive animus и в исходное звено умозаключений по принципу каузальности, короче говоря, тот поворот, благодаря которому он стал отцом трансцендентального реализма. Все это минует нас, если мы останемся верны радикализму самоосмысления и, тем самым, принципу чистой интуиции или очевидности, то есть не придаем здесь значимости ничему, что не дано нам действительно и, главное, совершенно непосредственно в открытом благодаря эпохе (редукции) поле ego cogito, не высказываемся, следовательно, ни о чем, чего сами не видим. В этом Декарт ошибся, и получается, что подойдя к величайшему из всех открытий, некоторым образом уже совершив его, он все же не постиг его подлинного смысла, смысла трансцендентальной субъективности, и, таким образом, не переступил порог подлинной трансцендентальной философии».

     Как это слишком часто бывает (и среди философов тоже), Гуссерль больше говорит о себе, чем о Декарте: для него весь декартовский подвиг «я мыслю» свелся к тому, чтобы посредством него фиксировать видимости – «не высказываемся ни о чем, чего сами не видим». Оставим слишком добросовестного, но совершенно не радикального Гуссерля и обратимся к Декарту, создавшего матрицу современного мышления:

     «я мыслю, я существую»

возрождающую на новом уровне матрицу античную:

     «существует только то, что помыслено».

     Не в том, конечно, школьном смысле, что помыслить можно только существующее («истинно», «подлинно», «на самом деле» и так далее существующее), а в том и только в том смысле, что для современного, развитого, соответствующего своей, теперь рефлексивной, природе человека мысль о неком предмете будет предшествовать существованию этого предмета. Гуссерль, как это положено школьному профессору, видит назначение рефлексии человека в том, чтобы очищать его опыт, Декарт - в том, чтобы этот опыт создавать. Для многих современная мудрость заключается в том, чтобы «правильно», «истинно», «подлинно» мести пол («чистить сараи», по Булгакову) и именно этим – по матрице Декарта – они и будут заниматься!  Для меня же

    

     Философия не объясняет мир, а создает его.