Онтологические прогулки

     Начну со слов самого Николая Бердяева о себе, которые я, конечно, подобрал, исходя из собственной задачи раскрыть его сначала как русского (в культурном смысле) человека, потом как философа.

     У меня же было чувство неприспособленности, отсутствие способностей, связанных с ролью в мире.

     В этих выписках из "Самопознания" Николая Бердяева хорошо прослеживается характерная черта человека русской культуры, - переживание отделенности от наличного, восприятие наличного как "слишком" конечного, "слишком" преходящего, "слишком" временного, в случае Бердяева - действительное, существующее, наличное переживается им как слишком чуждое, как такая жизнь, к которой почти невозможно приспособиться, найти в ней достойную роль и место, как такое время, с которым нельзя примириться. Всматриваясь в себя и описывая себя, Бердяев чаще всего употребляет слово - "мучительно". Мучительно переживать чуждость мира и "не настоящее" существование, конечность и бессмысленность существующего. Очень русское переживание! Достаточно вспомнить "привычное от вечности" Льва Толстого, его восприятие жизни человека как необходимости "ограничения пространства, времени и причинности", которые надо принять как долг, затем максимально, на пределе сил выполнить его, после чего сбросить с плеч, уйти из Ясной!

     Восприятие предметного (по терминологии Бердяева - "объективированного") мира как далёкого и чуждого обусловлено направленностью русской культурной матрицы на стихию творения или единство всего, восприятию жизни как стихии; описание такой внутренней направленности, обращённости к единству (но не "общему") также часто встречается в самоописании Бердяева, который настаивает на этой особенности русского человека и себя самого в том числе. Для него русское единство или соборность нельзя понимать в предметном, объектном смысле чего-то общего для всех и, тем более, общего для группы (большинства) людей, поскольку это единство духовное, метафизическое, имманентное, внутреннее; это единство достигается внутри самого человека, его углублением в свою богочеловеческую природу.

     Следующей своей особенностью как личности Бердяев выделяет крайне обострённое, несомненное, отчётливое переживание себя - человеком, персоной, личностью, я:

     "Я никогда не чувствовал себя частью объективного мира и занимающим в нем какое-то место. Я переживал ядро моего "я" вне предстоящего мне объективного мира. Лишь на периферии я соприкасался с этим миром. Неукорененность в мире есть глубочайшая основа моего мироощущения. С детства я жил в мире, непохожем на окружающий, и я лишь притворялся, что участвую в жизни этого окружающего мира. Я защищался от мира, охраняя свою свободу. Я - выразитель восстания личности против рода. Я чувствовал себя существом, не произошедшим из "мира сего" и неприспособленным к "миру сему". Я мучительно чувствовал чуждость всякой среды, всякой группировки, всякого направления, всякой партии. Я никогда не соглашался быть причисленным к какой-либо категории. Я не чувствовал себя входящим в среднеобщее состояние человеческой жизни. Это чувство чуждости, иногда причинявшее мне настоящее страдание, вызывало во мне всякое собрание людей, всякое событие жизни. Во мне самом мне многое чуждо. Я всегда чувствовал мучительную дисгармонию между "я" и "не-я", свою коренную неприспособленность. Я никогда не чувствовал себя чему-либо или кому-либо в мире принадлежащим. Я во всем участвовал как бы издалека, как посторонний, ни с чем ни сливался". И т.д.

     Конечно, это переживание современного человека, человека современной цивилизации - переживание себя даже в самой гуще событий, в толпе - отдельным, одиноким, одним во вселенной. Здесь мне вспоминается Михаил Лермонтов, который с такой же остротой, как и Николай Бердяев, чувствовал себя отдельным и с таким же острым мучением переживал это одиночество, находя успокоение, внутренний мир и даже экстаз лишь тогда, когда "выходил один на дорогу". Нет никакого противоречия в том, что Бердяев и русский человек, и человек современный: современная цивилизация прорастает сквозь сор уходящего родового мира, питаясь гумусом прошлого, но формируясь изнутри себя. Мы можем называть себя русскими до тех пор, пока в нас жива матрица единства, пока наше внимание обращено на стихию жизни и пока мы помним об этом.

     Продолжим. Николай Бердяев так описывает свой способ разрешить или скоординировать свои особенности - чуждость миру, обращённость к единству и острое переживание одиночества:

     "Однажды на пороге отрочества и юности я был потрясен мыслью: пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни, и я посвящу жизнь этому исканию смысла.

     Это был поворот к духу и обращение к духовности. Я почувствовал большую духовную устойчивость, незыблемую духовную основу жизни не потому, что я нашел определенную истину и смысл, определенную веру, а потому, что я решил посвятить свою жизнь исканию истины и смысла, служению правде. Это объясняется тем, что такого рода искание истины есть в известном смысле и нахождение истины, такого рода обращение к смыслу жизни есть проникновение смыслом".

     Бердяев осуществил рефлексивную процедуру традиционного философского типа: "я знаю, что ничего не знаю" Сократа; "я мыслю, я существую" Декарта; "я сам" Канта; в случае Бердяева - "я нашел смысл в том, что я ищу смысл" или "я осмыслен поиском смысла". Лебедь, рак и щука его чуждости миру, обращенности к единству и предельного одиночества объединились в страстном поиске или даже в страстной борьбе за свободу человека, ищущего смысл.

     Трудно скоординировать раздирающие тебя на куски страсти, ещё труднее противостоять увлекающим тебя общественным трендам, почти невозможно не потеряться в социальных катастрофах. Николаю Бердяеву это удалось именно благодаря своей страсти поиска, которую он противопоставил жизненным вихрям и которая направилась у него в нескольких направлениях.

     1. На основании переживания чуждости мира сформировалось представление об "объективации":

     2. Матрично-русская обращенность Бердяева к единству жизни стала основанием его философии религии, основными темами которой стали:

     - тема христианства как религии свободы:

     "Бог есть свобода и дает свободу. Он не Господин, а Освободитель, Освободитель от рабства миру. Бог действует через свободу и на свободу".

     - тема христианства как религии Богочеловечества:

     "...человек есть образ и подобие Божие, вершина творения, он призван к царствованию, Сын Божий стал человеком и в Нем есть предвечная человечность. Существует соизмеримость между человеком и Богом в вечной человечности Бога. Без этой соизмеримости нельзя понять самой возможности откровения. Откровение предполагает активность не только Открывающегося, но и воспринимающего откровение. Оно двучленно".

     - тема вечности:

     "Если нет вечности, то ничего нет".

     3. Третий и определяющий горизонт внимания Николая Бердяева - он сам как человек, личность, персона, я, горизонт, в котором были развернуты главные темы его жизни:

     - тема творчества:

     Очевидно, что в теме творчества сошлись, сплелись все решающие переживания Бердяева.

     - вполне русская тема бессмертия:

     - тема свободы личности от какого бы то ни было насилия:

     - тема человека, современного (для меня) человека, в которой Николай Бердяев мне больше всего созвучен: