Онтологические прогулки

 

 

 

     Напомню, что философом я называю не того, кто разговаривает/пишет на философские темы или философствует, а того, кто осуществляет метафизический опыт, создающий/раскрывающий/развивающий культурные матрицы. При этом те, кого я называю здесь философом, могут, конечно, и разговаривать, и писать на философские темы. Иногда это совпадает: например, Рене Декарт - философ, потому что реализовал опыт индивидуальности мышления, который ещё и описал в своих книгах, Мераб Мамардашвили - философ, потому что реализовал опыт живого непосредственного мышления, результаты которого частично описал. Для меня важно, что опыт становится метафизическим при одном существенном условии, - он имеет в своём основании некое живое состояние-мысль-впечатление-событие, которое человек не только испытал, не только выделил его как особенное, но  удержал его во внимании и протянул это внимание в течение такого времени, которое оказалось необходимым для формирования намерения, действие которого является мыслью, мышлением.

     Мышление, как движение или речь, должно быть освоено человеком через определённую работу, стать живым опытом, как становится живым опытом движение и речь ребёнка, что происходит только в том случае, если у ребёнка сформировалось намерение движения и речи, так что чтобы он ни намеревался сделать или сказать, это делалось и говорилось само собой, теперь уже "естественно". По этой универсальной для всего живого матрице происходит и формирование мышления: направление внимания - удержание достигнутого внимания - работа в удержанном горизонте - формирование намерения. Другого пути нет: начинается с любопытства и интереса, продолжается  игрой и работой, заканчивается умением или ничем.

      Так что мало быть впечатлённым и осуществить рефлексивную процедуру - кто не впечатлялся и её не осуществлял?!, - необходимо извлечь из этого смысл, что возможно только превратив впечатление-событие в отправную точку твоего личного пути, клинамена-отклонения, содержательного жизненного опыта, который может стать матрицей не только для тебя но и для других. Здесь мне вспоминается наставление Алёши Карамазова, которое он дал "хорошим мальчикам" и которое заключалось в том, чтобы они обратили специальное внимание на только что испытанное ими вместе особенное, светлое, радостно-печальное состояние и запомнили его, с тем, чтобы, сохраненное в памяти, оно стало основанием светлого, радостного, "хорошего" горизонта их жизни. Мы знаем, что не сохранившие это состояние мальчики очень скоро пошли убивать своих братьев и продолжают убивать до сих пор.

     Почему Николай Бердяев или Лев Шестов не стали философами (для меня, конечно), хотя оснований для этого, похоже, у них было вполне достаточно? Потому что они не провели работу по превращению этих оснований в жизненный опыт, по извлечению из них смысла, который включает в себя в качестве обязательного элемента, - освобождение от  связанности этими основаниями и смыслами! Мало быть чем-то впечатлённым, удивлённым, озарённым или подавленным; многие герои Достоевского, например, Настасья Филипповна была подавлена событием совращения, как Бердяев - впечатлён переживанием своей отделённости, а Шестов - озарён преодолением некой традиции. Мало помнить об этом, испытывать сформированный этим событием драйв, потому что неизбежно будешь находиться в плену, в зависимости от него, будешь не только вовлечённым в поднятый этим событием жизненный вихрь, но и увлечённым им.

     Итак, чтобы стать философом, необходимо не только 1) испытать ряд состояний, связывающих все нити твоей жизни в одно мгновение, не только 2) помнить об этом и быть этим подвигнутым, но и 3) быть от этого свободным, то есть уметь остановить, закончить этот подвиг в его полноте или, наоборот, когда он исполнен. Последнее, третье условие становления философом - решающее. Так уход Толстого из Ясной был осуществлён им тогда, когда он полностью выполнил свой подвиг мужа; при этом не имеют значения конкретные обстоятельства твоего действия, будет ли это первое мгновение принятия решения следовать чему-то, как в случае Эзопа, исполнившего закон свободного человека (броситься в пропасть за кражу) в первый час своей свободы, или в случае Толстого, исполнившего закон свободного человека (уход из Ясной) в последние дни своей жизни.

     Здесь я начинаю догадываться, куда ведёт размышление; ведь мышление работает само собой в горизонте, сформированным моим вниманием и обозначенным в названии этого эссе - Достоевский и философ, точно так же как - само собой - строится движение моей руки, когда я намереваюсь взять ложку. Я догадался, что это размышление движется к опыту Фёдора Михайловича Достоевского, который он вынес и протянул в течение определённого периода своей жизни, а именно: опыта ареста, суда, квазиказни и каторги. И снова, в который раз я удивляюсь (почти не удивляясь), с каким согласием воспринимают это событие, случившееся с Достоевским, "спецы от литературы", как российской, так и советской: как потрясение (с этим не поспоришь), которое перевернуло или, как минимум, изменило его взгляды с условно (или не условно) левых на условно (или не условно) правые, подвинуло его в сторону православия или вообще "сломало".

     Однако, достаточно подробно знакомясь с произведениями и дневниками Достоевского, я именно этого и не заметил, но вполне отчётливо заметил другое: на протяжении пары десятков лет Фёдор Михайлович вглядывался в произошедшие с ним события, не пытаясь сделать их основанием какого бы то ни было кредо, какой бы то ни было позиции, какого бы то ни было убеждения! Такое удивительное терпение дало непрямые, иначе это не было бы терпением, но существенные результаты, прежде всего:
      - ясное восприятие тотального влияния, точнее, давления, а ещё точнее - насилия, производимого над человеком испытанными им впечатлениями.
     - он не раскрыл нам, кто именно и как именно его спровоцировал, а потом предал и донёс на него, но теперь он очень хорошо стал представлять  себе всю сложность социальных и психологических механизмов (механизмов - потому что действуют сами собой, как бы без человека, но этим самым человеком) провокаций, зависимостей, мечтаний, иллюзий, стремлений и т.д.
     - он не стал более религиозен, но его терпение позволило ему увидеть и оценить "качество" религиозности других.
     - он не стал ни более революционен (радикален), ни более монархичен, но стал отчётливо видеть сильные и слабые стороны и того, и другого.

     И так во всём: благодаря своей выдержке Достоевский попал в топос или достиг состояния, которое некоторые философы называют "подвес" или "зазор", а он сам назвал - "щель" или"подполье", не в смысле подполья партизанского или культуры андеграунда, а в смысле состояния, в котором ты видишь происходящее вместе с действительными движениями души тех людей, которые в это происходящее вовлечены.

     Это - метафизическое подполье, щель философа.

     Достигнув этого состояния, ты прекращаешь помнить, тянуть, внимать случившемуся с тобой. Ты не озлобился и не воодушевился произошедшим с тобой потрясением, но - насытился всей целостностью этого события (даже если это гражданская казнь и каторга - не тебе  выбирать), превратив его и себя в законченное и совершенное целое, ты стал им и оно стало тобой так, что ничего ни в нем, ни в тебе не осталось непроявленным, незамеченным и непережитым. Ты не испытываешь ни пафос, ни ненависть, ни сожаление. Всё связано и закончено. Мир вместе с тобой стал другим. Бог невинен, а ты свободен. Так становятся философами и только таких людей можно называть философами. И один из них - Фёдор Достоевский.